Попаданка. Колхоз - дело добровольное (СИ) - Цветкова Алёна - Страница 3

Бугай снова захохотал.

— Я уже женат. — Ну, да, невесело подумала я, женат на короле… мало ли. Вдруг у них такие браки — норма. А этот поперхнулся, подскочил, навис надо мной. И зашипел возмущенно, — Дура! Пошли быстрее.

Схватил меня за предплечье и рванул так, что я телепалась за ним, едва касаясь кончиками пальцев пола. Не знаю, как пакеты с рассадой в руках удержала, тяжелые же. Смотреть по сторонам теперь, вообще, не получалось. Я даже не запомнила куда мы шли. Но мы точно сворачивали то вправо, то влево… И если этот негодяй бросит меня прямо сейчас, я заблужусь и умру с голода в этих безлюдных дворцовых коридорах. А где слуги, интересно? Должны же быть здесь слуги. Но я ни одного не увидела. Может им нельзя на глаза попадаться? Странный мир.

Брантир открыл какую-то дверь и втащил меня в темную комнату. Я думала, все. Конец. Глаза закрыла. Стою, жду, когда меня убивать будут. Сердце колотится, того гляди выпрыгнет. То ли от волнения, то ли от беготни по дворцовым коридорам. Но скорее всего от того и другого вместе.

А Брантир гремит чем-то. Стучит. Ругается шепотом. Незнакомыми словами, но очень экспрессивно. Не иначе орудие убийства подбирает. Поудобнее. Чтоб с одного удара меня того… укокошить.

Слышу ближе идет. Шаги совсем рядом. Вжала голову в плечи, умирать приготовилась. Вот что за судьба злодейка, а? Мечта моя, значит, исполнилась. Стала я попаданкой, да только какой-то неправильной. Где шикарный мужчина? Где ненависть его неистовая, которая потом в такую же любовь превращается? Где секс такой, чтоб голова отключалось и к тело к насильнику тянулось? Где, спрашивается, всё?

А Брантир мне на шею цепочку повесил. С амулетом. Чтобы я, значит, громко не думала, и мыслями своими современными народ в новом мире не пугала.

— Вот и все, не снимай никогда. Даже когда мыться будешь и в супружеской постели, поняла? — миролюбиво произнес Барнтир. Я аж вздрогнула. Вот не зря говорят, что когда спокойным голосом ругаются в сто раз страшнее. А он голос слегка повысил, — поняла?

Я сказать-то ничего не смогла, закивала, даже глаза не открывая.

— Садись, — еще один приказ тем же страшно-спокойным тоном. Я, сама не знаю как, тут же, где стояла, и села. На пол. Брантир застонал, выругался, — глаза открой, дура. И в кресло садись. Будем тебе мужа искать.

Глаза я опять по очереди открывала. Открыла один, увидела ноги в сапогах черных. Как будто бы хромовых. У деда моего такие были, он их по праздникам только носил. И перед этим долго ваксой смазывал, чтоб помягче стали, потом ветошью дол блеска натирал. Когда на Девятое мая на парад выходил, сверкали сапоги на солнце как зеркальные. А у этого они даже при тусклом свете этой темной комнаты бликовали. Хорошо, видать, натерли.

— Арра, — простонал Брантир и подхватил мне вместе с рюкзаком и пакетами на руки. Ничего себе какой сильный! Повезло королю, такого мужика себе отхватил. Хотя король и сам тоже ого-го… нет, ну вот какая жалость. Два таких шикарных представителя мужского пола и заняты друг другом… нет в жизни справедливости.

— Тебя как зовут? — усадил он меня в кресло и заговорил громко и медленно. Так обычно с деревенскими дурачками разговаривают. Без эмоций, неторопливо, чтоб успели понять о чем из спрашивают.

— Алла, — ответила я. И замолчала. Ну… начну сейчас претензии высказывать. Разозлится опять бугай этот. Пусть уж думает, что я недалекая. Пусть недооценивает меня. Больше шансов будет из передряги этой выбраться.

— Сколько тебе лет?

— Двадцать восемь… — так медленно и безэмоционально. В эту игру можно вдвоем играть.

— Сиди тихо, Алла, сейчас муж твой будущий придет. Отпусти котомки. Их никто не тронет. Твоя трава останется с тобой. — тут он не выдержал и хохотнул. Я покраснела. И, правда, что я в эту рассаду вцепилась. Она мне, вообще, даром не нужна. Она, вообще, для мамы моей предназначена была, а не для меня. Выпустила я ручки из рук, пакеты по бокам от кресла плюхнулись.

— Вот молодец, — этот негодяй меня по голове погладил, — ничего, пусть дура, зато послушная. А мы тебя замуж за младшего конюха выдадим. Он тоже парень простой, ума недалекого, как ты, но зато вам вместе весело будет.

За конюха?! Да еще за младшего?! Меня?! К черту золото молчания! Мне и серебра довольно.

— Вот уж нет! — взвилась я. Что мне теперь терять-то? — Сами за конюха выходите. Есть у меня уже муж. Родной и любимый. И второй раз я замуж не пойду.

Брантир даже опешил от моей наглости.

— А что же ты тогда за короля замуж хотела? — зашипел. Как гусь. И, вообще, очень он на эту птицу похож.

— И за короля не хотела. И за конюха не пойду. Лучше убивайте сразу, — сложила я руки на груди и гордо вздернула нос, — а мои девичьи фантазии нечего подслушивать. Мало ли о чем я думаю!

— Да мне плевать. — зарычал этот наглый и бессовестный любовник короля, — мне велено тебя замуж выдать и сбагрить с глаз долой.

— А я сказала, что замужем уже. И ни за кого больше не пойду!

— Да кто тебя спрашивать-то будет? — усмехнулся козел. В дверь постучали, — а вот и муженек твой будущий.

— Входи, — с превосходством глядя на меня, разрешил Брантир.

Дверь тихонечко открылась и в кабинет бочком, сминая в руках шапку, вошел огромный детина. На Илью Муромца похож. Только умом явно скорбен. Если бы не это, может быть сердечко-то у меня и екнуло. А тут нет. Как отрезало. Не действует на меня больше мужская красота.

— Тогда будьте готовы, — прищурилась я, — что завтра вдовой стану. Изведу этого, — кивнула на детину, — и любого другого изведу. Повторяю, я уже замужем и второго мне не нужно.

— Твой муж остался в другом мире, — хохотнул негодяй, — так что считай помер.

— Значит я вдова! — выпятила я грудь, — и у меня траур! Вы не можете выдать меня замуж, пока я не оплакала погибшего супруга.

И тут я увидела, что в глазах этого что-то мелькнуло. Какое-то понимание что ли… и решила давить туда, где давится.

— Иначе Бог не простит меня! Где это видано, чтоб в день смерти мужа замуж выходить?! Я честная девушка! Тьфу! Женщина!

Я так распалилась, даже сама верить стала в то, что говорю. Должна же я оплакать своего зайку-алкоголика?! Должна! Просто обязана! И траур соблюдать! Пока какого-нибудь нормального мужика на найду. А не конюха этого.

— Я понял, — Барнтир даже как-то успокоился, Илье Муромцу кивнул на дверь, и тот понятливо вышел. Хороший мальчик. — я дам тебе время. Сколько дней тебе нужно?

— Три тысячи шестьсот шестьдесят пять! — не растерялась я.

— Десять лет?! — удивился он, — ты уверена?

Ну да, малость переборщила. А то вдруг запомнит, а потом я замуж не смогу выйти, вообще. А тут мужчины вон какие. Троих видела и все трое как на подбор. Физически.

— Да, — вздернула нос, спасибо амулету, скрывающему мои мысли. И мгновенно выдала, как по писанному, — десять лет- полный траур, пять лет- малый траур. А три — минимальный. Но о помолвке можно объявить через год. — оставила я себе лазейку.

— Вот и отлично, — Брантир кивнул своим мыслям, — значит через год замуж тебя и выдадим. А пока, отправлю я тебя во вдовье поселение, пенсию назначу, как вдове погибшего солдата, — усмехнулся, — и не говори, что не предупреждал.

— О чем?

— О том, что в бедности тебе придется траур соблюдать, — оскалился. Вот негодяй.

— Бедность — не порок, — пришла мне на выручку народная мудрость.

— Посмотрим, — Брантир улыбался как кот, наевшийся сметаны, — пошли, выделю тебе государственную вдовью долю.

Вот было у меня ощущение, что вляпалась я как кур во щи. Но промолчала. Взвалила снова на себя пакеты свои с рассадой. И потащилась за королевским любовником.

Иду, а сама думаю. Может надо было соглашаться на замуж? Уж не верю, что государственная вдовья доля будет такая, чтоб жить безбедно. Никогда такого не было, чтоб солдатские вдовы на пособие хорошо жили. Везде и во все времена платили им так, чтоб только с с голоду не померли.