В шкуре зверя (СИ) - Матуш Татьяна - Страница 40

   Йонард о чем-то напряженно размышлял. Айсиль терпеливо ждала, предоставив решение мужчинам.

   - Надо поесть чего-нибудь, - решил наконец Йонард, - зайдем в трактир подкрепимся, а потом всерьез подумаем, что делать дальше.

   - Глядишь, мысли веселее побегут, - поддержала варвара Айсиль.

   Дзигоро с сомнением поглядел на германца и верткую девчонку.

   - Вино превращает человека в скотину, только настоящий мужчина не становится животным даже после... Можешь ведь и обратно в собаку превратиться.

   Йонард торопливо кивнул. В мыслях он уже видел жареные бараньи почки с кусочками золотистого сала, плавающе в опаловом озерце растопленного жира, которые отлично и недорого готовили в трактире "Золотой баран" как раз неподалеку. Последнее обстоятельство устраивало Йонарда как нельзя лучше, по городу бродить он не хотел, так как не без оснований думал, что городская стража надолго запомнила здоровенного варвара, и вряд ли память эта проникнута уважением и почитанием проявленной в бою с ними отваге и силе чужеземца. Да и с Хаимом-лисицей он так же мало хотел встретиться как и с Ардаширом.

   К трактиру он и направился, держась в тени. Дорогу он помнил отлично, Айсиль не отставала. Призрак, по своему обыкновению растворился, не оставив следа и не сообщив о своих дальнейших намерениях. Улица опустела. И тут, в полнейшей тишине и безмолвии, из ниоткуда, из темных провалов узкого переулка, из неглубокой ниши одного из домов, просто из густой темноты, одна за другой, возникли три фигуры. Они действовали совершенно бесшумно и на удивление слаженно, и целью их вылазки был, похоже, дом старого китайца, Учителя Дзень Сю.

   Ох, не зря было беспокойно призраку Дзигоро...

   Германец с удовольствием уписывал жаркое, отдыхая душой и телом за"человеческой едой". Сейчас ему почти с ужасом вспоминалась старая жилистая лошадь, парочка мышей, проглоченных прямо со шкурой и овсянка Дзигоро. Айсиль, хоть и была голодна и не избалована, но насытилась быстро и, с хорошо скрытым отвращением, отодвинула от себя местные деликатесы. Девушка недоумевала, как из такого хорошего, почти не старого еще мяса можно умудриться состряпать такую несъедобную дрянь. Спутник ее был, видимо, другого мнения, и Айсиль это ничуть не удивило. Она уже поняла, что желудок у варвара железный, а зубы еще крепче. Кислое вино Айсиль отставила, даже не пригубив, и теперь, не зная, что еще делать, смотрела по сторонам. Йонард насыщался обстоятельно, запивая скверную еду дрянным вином, и с каждым глотком настроение его становилось все более и более благодушным. Под конец он даже соизволил обратить на свою спутницу внимание.

   - Послушай, Айсиль, - спросил он, лизнув жирный палец, - А с чего ты за мной увязалась? Чем тебя муж обидел?

   От неожиданности Айсиль замерла, и Йонард увидел, что щеки ее горят.

   - Так что там у вас случилось? - повторил он, - Не бойся. Я нем, как рыба. Он, что...

   - Он отверг меня, - быстро проговорила Айсиль, явно стараясь поскорее отделаться от назойливых расспросов варвара. - Когда отец привел меня, повелитель только взглянул один раз и отправил на кухню...

   Щеки Айсиль пылали, как маки, а губы дрожали от обиды. Окинув взглядом ее тощее, совсем детское тело, Йонард подумал, что, пожалуй, как мужчина - мужчину, вполне понимает Хаима, но он был парнем не злым, а девчонка ничего плохого ему не сделала, напротив. Йонарду захотелось ее утешить.

   - Если ты печалишься, что мужчина отверг тебя, то этому горю помочь не трудно, - произнес он с искренним участием.

   - Дурак, - обиделась Айсиль и отвернулась. Разговаривать с Йонардом ей расхотелось.

   Музыка звучала уже давно, но занятые, один едой, другая своими невеселыми мыслями, они не замечали ее. А заметить стоило. Играл эульд, и песня его серебряных струн была песней тихого летнего ветра, безмятежного неба, быстрого хрустального ручья, сбегающего с гор и превращающегося в бурлящий поток, поящий живительной влагой цветущую долину...

   Айсиль повернула голову. У дальней стены сидел человек, на которого, раз увидев, второй раз по доброй воле не взглянешь. Он был ужасающе тощ, патлат и грязен. Рвань, в которую он облек свое тело, видимо когда-то была халатом, но цвет его уже не поддавался определению вовсе. Нет сомнения, что с тех пор, как патлатый надел ее впервые, лет сто назад, никак не меньше, а следовало догадаться, что уже и тогда она была не новой, так больше и не снимал. Даже когда мылся, если такой обычай вообще был знаком неизвестному певцу. Закрыв глаза, запрокинув голову, он лениво и вдохновенно перебирал струны и что-то тихо напевал-рассказывал себе под нос. Против желания Айсиль прислушалась.

   Ты - как цветок, мила, добра, чиста,

   Я - ветер, срывающий роз лепестки,

   Ты - как волна забвенья холодна,

   Я - солнца иссушающая сила,

   Ты - как разлука любящих сердец,

   Я - первый поцелуй при новой встрече,

   Ты - темный страсти жар,

   Я - крик, слетевший с губ от наслажденья,

   Ты - огненный поток любви,

   Я - бурный водопад в теснине,

   Ты - океан безбрежный,

   Я - его покой и сила.

   Ты - зной пустынь,

   Я - свежесть струй фонтана,

   Ты - дрожь задетых струн,

   Я - песня сердца,

   Ты - буйный танец,

   Я - неторопливая беседа,

   Ты - аромат цветущих роз,

   Я - легкое дыханье ветерка,

   Ты - серп луны над спящим миром,

   Я - россыпь звезд,

   Ты - неисчерпаемый источник силы,

   Я пью лишь из него.

   Ты - лунный свет в листве,

   Я - блеск росы,

   Ты - как предутренний туман,

   Я - песня первой птицы,

   Ты - яркий поднебесный свод,

   Я - отражение его в долине,

   Ты - путник жаждою томимый,

   Я - тихий шепот ручейка,

   Ты - капля теплого дождя,

   Я - гром сердец,

   Ты - вечная весна любви,

   Я - верный твой певец.

   Айсиль так заслушалась, что не заметила, как в трактир вошла городская стража. Один, из них, видимо, старший обвел внимательным взглядом людей, за несколькими, грубо сколоченными столами. Увидел он и Айсиль, и Йонарда, который сидел, уронив голову на стол. То ли притворялся, то ли и впрямь задремал. Ничего страшного не случилось, поглядев на ее спутника, стражник отвернулся и неспешно подошел к сидящему в углу певцу-бродяге. Тот прервал пение и поднял на стражника светло-серые глаза и смотрел на него без страха и недовольства, скорее с детским любопытством.

   -Ты разве не слышал указа? Попрошайничать в трактирах запрещено! - строго и внушительно произнес начальник отряда стражников. Певец покачал головой.

   -Я ни о чем не прошу, у меня все есть.

   - Все есть? - стражники переглянулись и негромко рассмеялись, - ну, если у тебя, бродяга есть все, тогда ты богаче самого султана.

   Певец улыбнулся, и. словно солнце выглянуло из-за туч.

   - А ты ответь мне, доблестный воин, кто может быть богаче, чем султан?

   - Откуда мне знать, - стражник пожал плечами, скрипя кожаными ремнями ножен и колчана, - может византийский базилевс или индийский раджа.

   - Ты уверен, воин? - как-то загадочно улыбнулся певец.

   - Что ты несешь, оборванец? - возмутился начальник стражи, - я их золота не считал.

   - И все же у загадки есть ответ, - проговорил певец куда-то в сторону, - очень простой ответ. Ребенок нашел бы его. Твой сын, воин, ответил бы верно. С годами мы приобретаем знания, но теряем ясность мысли.

   - Ну вот что, - рявкнул стражник, которому надоело это глупое препирательство с нищим бродягой. - Поднимай свои кости и убирайся на улицу.

   Певец не двинулся с места. Казалось, он просто не слышал приказа. Стражник наклонился, морща нос, и проорал в самое ухо нищему: "Убирайся!" Певец молчал, задремав. Взбешенный стражник мотнул головой, и два его спутника вытянули стрелы и наложили их на арбалеты.