Дикий + бонус (СИ) - Савицкая Элла - Страница 43

— Чтоб больше лапы свои на тебя не ложил, поняла меня?

Дикарка стонет, цепляясь за мои плечи, и начинает содрогаться, сдавливая мой член собой так сильно, что у меня искры из глаз сыплются.

Поясницу прошибает высоковольтным электричеством как раз, когда я достаю себя из нее и с сиплым шипением кончаю прямо на бедро. Кровь с шумом несется по венам, уши заложило, а сердце дубасит в грудную клетку. Такое, блядь, у меня впервые. Запах Рины оседает в легких, а ее сбившееся дыхание ласкает слух. Пусть что хочет говорит, но это… Это было по-настоящему.

Упираюсь лбом в ее, готовый прямо сейчас сгрести ее в охапку и отвезти домой. Побегала и баста!

Но когда отвожу руку, все это время сжимающую волосы, вдруг замечаю на покрасневшей шее темные следы. Точно не мои.

Что за нахрен?

Резко дергаю лямку платья вниз, мгновенно трезвея. Ри ведет плечом, но я не пускаю. Медленно поднимаю взгляд и отстраняюсь. Машинально застегиваю ширинку. Сердце спотыкается и со свистом останавливается.

— Это он? — секунда… две…три… Кажется, мир вокруг замер в ожидании ее ответа, — Он? — рявкаю, не в состоянии больше ждать.

— Он.

Рука инстинктивно взлетает, и я, размахнувшись, со звонким шлепком приземляю ладонь в стену, прямо рядом с головой сучки.

— Ну ты и дура, Рина!

Отшатываюсь назад, понимая, что то, что сейчас мной овладевает не что иное, как состояние аффекта. Глаза затягивает пеленой, внутри пузырится серная кислота. Опускаю глаза на следы своей спермы на ее ноге.

Закидываю руку за спину и стаскиваю через голову футболку, чтобы швырнуть в нее.

— Вытрись!

Разворачиваюсь и не оборачиваясь спускаюсь вниз. Мне, блядь, надо свалить, иначе я ее убью.

Марина

— Эй, — кричу вслед удаляющейся фигуре Матвея.

То, что сделал только что этот ублюдок, не делал никто и никогда. Меня еще ни разу в жизни не окунали в грязь настолько глубоко. Я пошла за ним следом, едва не переломав ноги на ходулях Вики.

Выскочив на улицу, тут же нашла глазами уходящего прочь говнюка. Меня понесло вперед невидимой силой отчаянной ярости.

— Матвей, мать твою! — слова даются сипло, потому что горло свело судорогой.

Сволочь даже не останавливается. Тяжелым шагом прет вперед.

Оступившись, психую и, наспех расстегнув застежки, сбрасываю чертовы туфли. Теперь идти намного легче. В несколько шагов догоняю ублюдка и швыряю ему в спину его гребанную футболку.

— Подавись!

В ответ он только оборачивается и больно хватает меня за руку, чтобы оттолкнуть от себя и прорычать сквозь сжатые зубы:

— Уйди, Рина!

Наполненное угрозой требование проносится мимо меня. Черта с два ему снова удастся втоптать меня в грязь. Скотина снова поворачивается ко мне спиной, но не контролируя раздирающих эмоций, я с силой толкаю его.

Мне плевать на то, что этот самовлюбленный себе придумал. Плевать, что Матвей и адекватность совершенно несовместимые понятия. Эмоции взяли верх, и сейчас единственное, что мне нужно — это выплеснуть их на того, кто породил всю эту черноту.

— Ты, говнюк чертов! Ты в своем эгоистичном мире вообще ни черта не соображаешь? — сама не узнаю свой голос, криком раздающийся на наполненной народом парковке.

Со всей силы бью игнорирующего меня козла в плечо, а потом едва не врезаюсь в него. Матвей резко оборачивается и хватает меня за шею.

— Я сказал, уйди! — черный взгляд пригвождает к месту, уничтожает, подавляет. Сильные пальцы сжимают горло. Выжигают, въедаясь в кожу. Воздух практически перестает проникать в легкие.

— А то что? Что ты сделаешь? — выдыхаю в лицо, находящееся на расстоянии миллиметра. — Снова трахнешь и свалишь? Так ведь все происходит в твоей жизни? Проще простого!

— А ты, я смотрю, тоже не ищешь сложных путей! Этому за что дала? За бесплатное проживание?

Меня трясет. Выкручивает до боли изнутри.

— Ты… ты, блядь… — Матвей хватает ртом воздух, как будто это его сейчас душат, а не меня. Странно, но мне не страшно. Страх — последнее, что я сейчас ощущаю. Поэтому упрямо смотрю в бешеные глаза, пока пульс одурело стучит в висках, — думал, что ты не одна из них…

Резко разжимает пальцы, позволяя мне глотнуть наконец воздуха, а потом выплюнуть ему в лицо:

— Из кого? Из кого, Матвей? Из легкодоступных шлюх? Не меряй всех по себе и своему окружению! Если тебе звонят посреди ночи, и ты уже готов засунуть свой член в первую же телку, то я не такая! У меня есть гордость, мать твою! Чувство собственного достоинства! — не замечаю, как на последних словах голос ломается, потому что картинки того, как он спал с той девкой, снова взрываются перед глазами, а чувство использованности в очередной раз грызет нутро. — Для тебя секс — развлечение! Не важно с кем, когда, как. Но это не значит, что для меня все точно также. Я себя не на помойке нашла, чтобы трахать меня, а потом вышвыривать за ненадобностью и идти к своей бывшей!.. Черт!

Понимаю, что последние слова слетели с губ в порыве ярости, и чувствую себя за это еще отвратительнее. Разворачиваюсь на негнущихся ногах и упрямо иду назад. Я хочу уехать. Забрать ключи и свалить отсюда, потому что сил нет никаких что-либо делать дальше. Мелкий камушек на асфальте впивается острым краем в ступню, заставляя зашипеть от боли. Горло сдавливает кольцом, как будто Матвей и не убирал с него руки. Душит, раздирает. Слезы грозятся прорваться потоком, но я быстро жмурю глаза и часто сглатываю.

А потом вдруг чувствую, как меня резко останавливают, и сзади к спине со всей силы прижимается Матвей. Обхватывает за талию, замирает, а после лихорадочно скользит ладонями вверх по животу. Тяжелое рваное дыхание на ухо опьяняет, будоражит… рвет на части… Пошевелиться нет никаких сил. Их будто высосали до последней. Опустошили. Растерли в порошок.

— Ринка…. — Матвей жадно утыкается носом мне в волосы, ведет по ним, глубоко вдыхает, а у меня не получается даже снабдить организм кислородом. С такой силой он сжимает мои ребра, что еще немного и они точно захрустят. Ком становится все невыносимее. Мне больно. Так больно, что я не понимаю в какой части тела локализуется эта боль. То ли колющая от щетины, которой Матвей жестко вдавливается в плечо, что-то тихо нашептывая, то ли это так саднят ребра от силы его давления… Или же это внутренняя боль. — Ринка моя…

Крепко сжимаю веки. Тепло ставшего почти родным тела обжигает спину, дыхание оглушает. Мое тело отчаянно борется за то, чтобы выстоять в этом напоре. Жесткие пальцы ныряют в мои волосы, но не тянут, не сгребают в кулак. Он хаотично водит ими, словно пытается так проверить что-то, удостовериться, что перед ним именно я, а не кто-то иной.

— Матвей, отпусти, — слова едва слышны, но я чувствую, как он сзади отрицательно качает головой.

— Рин, никаких бывших не было, — замираю, когда смысл сказанного проникает до воспаленного разума, — ни бывших, ни будущих. Никаких, Ринаааа, — Матвей рывком разворачивает меня к себе и обхватывает ладонями за голову, путаясь пальцами в волосах.

Наверное, я должна была бы почувствовать облегчение, но оно не приходит. Сумасшедшие глаза напротив кажутся нереальными. В них столько боли, отчаяния, ярости. Внутри Матвея хаос, рвущийся наружу. Я на физическом уровне ощущаю, как его трясет. Или это меня. Зуб на зуб не попадает.

Он большими пальцами гладит мои губы, слишком резко проводит своей щекой по моей, словно извиняется так за произошедшее там в клубе.

В кармане его джинс начинает звонить мобильный, мелодию которого мы игнорируем бесконечные мгновения. Мимо проходят люди, нас объезжают машины, недовольно сигналя, а мы как будто провалились в какое-то параллельное измерение. Ни он, ни я не можем разорвать эту наэлектризованную связь.

Звонок прекращается, но уже через секунду снова разрезает пространство.

— Да блядь… — не позволяя мне отойти, Матвей достает телефон и принимает вызов. — Алло… Что? — хватка на моем теле сначала ослабевает, а потом и вовсе исчезает. Матвей отшатывается назад. Выражение его лица мгновенно меняется, смертельно бледнея. — Как она? Куда ее скорая повезла?