Заноза Его Величества-2 (СИ) - Лабрус Елена - Страница 34

Довольную и припрыгивающую от радости Машку уводит служанка на занятия.

А пока я чищу зубы, умываюсь, одеваюсь, моя Заноза ходит за мной хвостиком и рассказывает все свои утренние приключения.

— Как ты сказала? Лоуренс Мартин?

— Мартэн, ударение на второй слог. Учитель танцев из Бриденса.

— Понял. Найдём. Иди сюда, — подтягиваю я её к себе, упираюсь лбом в лоб. — Спасибо! Это было лучшее утро в моей жизни. Это такое чистое, неразбавленное счастье, что мне страшно. Страшно упиться им до потери сознания. Но ещё страшнее его потерять.

— Георг Робертович, — обнимает она меня за шею, — не разочаровывайте меня своим занудством.

— Разочаровать тебя — это вообще мой самый страшный кошмар, — улыбаюсь я.

— Тогда ничего не бойся. Тебе оставалось жить считанные дни и даже тогда ты ни разу не дрогнул. Так ничего не изменилось. Мы так и стоим на краю того обрыва. И если прыгнем, то прыгнем вместе. Или я скомандую: «Гоп!», а сама так и останусь стоять.

— Да ты коварная?! — отклоняюсь я, чтобы на неё посмотреть.

— А ты не знал? Видишь, я уже скомандовала «Фас!» и одну мою «подругу» ты бросил в тюрягу, и второй вряд ли поздоровится, когда выяснится вся правда о ней.

— Значит, прикидываешься простой девчонкой, а сама, оказывается, хитрая интриганка.

— С волками жить, по волчьи выть — говорят у нас. И я учусь.

— А у нас говорят: кто ходит с хромым, научится хромать.

— Куда мы кстати идём? — намеренно начинает она прихрамывать, когда я подталкиваю её к выходу.

— Решать государственные дела, моя будущая королева. И знаешь, пожалуй, первым я подпишу указ, что моя жена будет именоваться Королевой, а не какой-то там Милостью.

— Завлекаешь, да? — улыбается она, когда я обнимаю её за талию.

— Всего лишь обрисовываю перспективы, Ваше Величество.

— Расскажи мне лучше знаешь о чём, — вдруг останавливается она. — Почему Маркус Брин вдруг впал в немилость у Императора.

«Нет, я не ревную, — выдыхаю я. — Мне просто стало трудно дышать. Ревность — всегда была моей слабостью, — уговариваю я себя. — И я просто расхожусь на пустом месте». Только вот одно лишь напоминание о том, что этот Брин посмел делать ей какие-то непристойные предложения, выводит меня из себя.

— Так, давай гневно не сопи. И я, конечно, хотела оставить это для посткоитальной исповеди, но плевать я хотела на того Брина, чтобы ещё упоминать о нём в нашей постели, поэтому рассказывай сейчас, — берёт она меня под руку, словно мы собираемся прогуливаться по парку, а не просто идём по коридору.

— Посткоитальная исповедь?! — кошусь я на неё.

— Да, мой родной, никогда мужчины не бывают так болтливы, как после хорошего секса. А ты думаешь, как раскалывают самых матёрых шпионов? Пытками?

— Думаю, ты зря вложила мне в голову эту мысль, — хмыкаю я.

— Это какую же? Хочешь сам с душой трахнуть Брина? Если ему понравится, думаю, он столько всего интересного тебе расскажет.

— А если понравится мне?

— Чёрт, да. Об этом я не подумала, — скептически хмыкает она. — Я тебя, кстати, не шокирую своим грубоватым юморком? Цинизмом? Свободой нравов? Нет?

— После того, как ты дважды меня совратила? И оба раза с душой?

— Но, согласись, ты не особо и сопротивлялся.

— Нет, я и сейчас не буду. И как ты думаешь, вот эта комната подойдёт для посткоитальной исповеди? — открываю я первую попавшуюся дверь. Потому что, когда она так чуточку грубовата, это безумно заводит. Боюсь, что до зала заседаний мы точно не дойдём.

«Прочь, прочь» — выгоняю я взмахом руки слуг, которые кажется, готовили эту комнату к приезду гостей из Трэса.

— Как знала, — улыбается моя самая желанная в мире женщина, когда, завалив её на спину, я не обнаруживаю под юбкой трусиков. Только чулочки на каких-то умопомрачительных завязочках. Только бритый теперь до голенького лобок. И только адское напряжение в паху, которое ещё усиливается от этого живописного вида и подгоняет меня так, что, честное слово, не до ласк.

— Я сейчас испачкаю твоё платье, — дрожат мои пальцы, ощущая такую влажность внутри неё, что я действительно еле сдерживаюсь.

— Так какого чёрта ты тянешь? — выгибается она.

И уже только резкими, глубокими, ритмичными выдохами реагирует на мои движения. На те несколько коротких движений, которые стремительно заканчиваются божественно-мучительными конвульсиями для меня.

— Нет, нет, я тебя не брошу, — шепчу я на её разочарованный стон.

Чувствую, что ей не хватило самую малость. Всего несколько движений пальцами и дёрнувшись, она стискивает мою ладонь бёдрами и блаженно, упоительно выдыхает.

— Наконец-то, — откидывается она, расслабляясь.

И я падаю рядом на пахнущую свежестью и только что заправленную постель.

— Ещё кровит, — рассматриваю я испачканные пальцы.

— Да, у тебя чертовски здоровый член, — поворачивается она, одёргивая вниз юбку. — Вот только не вздумай… Гоша, чёрт! Фу! Рекс! Плохая собака, — прячет она лицо, ударив меня кулачком, когда я облизываю пальцы. — Это ужасно. Ну, что за дикость, Гош! Прекрати!

— Свобода нравов, цинично, грязненько, — передразниваю я её, посасывая палец. — И куда всё это делось? Ты всё же в дремучем средневековье. Привыкай! Ничего не могу с собой поделать. Люблю мясо с кровью. И вот такие десерты к посткоитальной исповеди.

— Бе-бе-бе! Всё равно плохая собака, — вытирает Дашка мои губы платком. Вытирает и пальцы.

— А мне нравится, — пытаюсь я её поцеловать, но она брезгливо отворачивается. — Мне нравится в тебе всё. И это такое невероятное ощущение безграничной близости и абсолютного доверия, которому ты меня, кстати, научила. Ну? — подставляю я губы для поцелуя. — Не разочаровывай меня.

— Ладно, чёрт с тобой, — аккуратно ведёт она языком по моим губам. — И чего только не сделаешь ради королевской короны.

И какие уже поцелуи, когда смешно. Так или иначе, а она ведь своего добилась.

— Чёрт! — уже поднявшись, стискивает она ноги, давая понять, что по ногам потекло. — В этой комнате есть ванная?

— Сомневаюсь, — оглядываюсь я в поисках двери.

— Тогда ты иди, а я — к себе. Хоть трусы надену. Я вообще-то ждала, что ты завалишь меня прямо после завтрака.

— Прости, что не оправдал твоих ожиданий, — застёгиваю я ширинку.

— Так что там насчёт Брина?

— А я надеялся, что ты забудешь, — сажусь я обратно на кровать. — Ты же собиралась идти.

— Вот и не тяни время, — упирает она руки в бока, давая понять, что не отступит.

— Всё просто до банального, Даш, — вздыхаю я. — Пока Филипп был в походах и занимался объединением королевств, Маркус трахал его молодую жену.

— Серьёзно?

— Абсолютно. И в полном смысле этого слова затрахал её до потери рассудка. В один прекрасный день она сиганула с башни. А придворный врач сказал, что она была беременна.

— Ого, — задумчиво качает Дашка головой. — Скверная история.

— По-хорошему, Филипп должен был его казнить. Даже их обоих. Но он всегда выше этого — кровопролития, смертной казни. И он просто Марка выгнал. Даже права на престол не лишил. Ибо злые языки приписывают Императору бездетность.

— Понимаю, лучше уж брат, чем кто-то посторонний сядет на престол во главе Империи, ради которой он так многим пожертвовал, — снова скрещивает она ноги. — Спасибо! Прости, но я всё же пойду. Мне теперь ещё и в туалет надо.

— Беги, беги, — улыбаюсь я. — Нет, постой!

Подскакиваю с кровати и у двери всё же срываю поцелуй. Долгий, мучительно прекрасный поцелуй.

— Я буду скучать. Не задерживайся.

— Разве я могу, — хмыкает она. — меня там канцлер ждёт, Дамиан, Гриф, Барт. В общем, есть где развернуться.

И с этими словами выпархивает из комнаты.

А я, поддёрнув штаны, иду до Зала заседаний и всё думаю о том, как же я, похоже, сам себе врал, когда говорил, что мне всё равно сколько Дарье лет, а главное, сколько мужчин у неё было до меня. Я всё же хренов собственник. Я бы извёлся, пока не выпытал это у неё. А потом извёлся, представляя её с другими мужиками.