Муравейник Russia. Книга вторая. Река (СИ) - Шапко Владимир Макарович - Страница 6

<p>

 </p>

     Э-всё мог-гут кор-роли!

     Всё мог-гут кор-роли!

<p>

 </p>

     По краю земли Тонконогий маршировал вместе с Серовым. Туда и обратно. Туда и обратно.

<p>

<a name="TOC_id20228293" style="color: rgb(0, 0, 0); font-family: "Times New Roman"; font-size: medium; background-color: rgb(233, 233, 233);"></a></p>

<a name="TOC_id20228295"></a>2. Равняйсь! Марш Мендельсона!

     …Билеты были жёлтого цвета. Не синего. Ясно, что на концерт, а не в кино. Никулькова заговорщицки-хитро подставила их Серову. Как главный выигрыш его. Как из сберкассы она. С плаката.

     Серов затосковал. Лучше бы уж в кино. Надоело всё это порядком. Все эти дергающиеся певички. Скачущие по сцене с микрофонами. Падающие на колени, кайфующие над ними, закатывающие глаза. Было ведь это. Было не раз. Сколько можно! Но – пошёл. Оказалось, – не концерт. Оказалось, – показ мод. Да один чёрт!

     На высоком высвеченном помосте манекенщицы уже ходили. Ходили, – как не на шутку разгулявшиеся мумии. Прямо у ног чаровниц гнулся, ломался, долбил джазок. Аккордеон огрызался. Как собака.

     Все в первых рядах, толстые торгашки хмуро записывали в блокноты. Помечали. Казалось, на помост даже не смотрели. Не видели, что там происходит. Всё время ворочались в креслах. В тесных креслах. Так, наверное, ворочаются ночью капустные вилки, сдвинутые, столканные в кучу. Зрители тянулись из-за них, дышали им в уши, кашляли, хлопали над их ушами. Ничего не пропускали из действа на помосте.

     А там всё менялось быстро, точно комбинационные стекляшки в калейдоскопе. Главная чаровница-модельница в тройке, строгой до неимоверности, ловко перекидывая микрофонный шнур, кадрила зал, а её воспитанницы передвигались уже в обширных, легких, длинных одеждах, кружа как рукастые мельницы. Снизу пугал их кулисой тромбон. Норовил под платья. А ударник вдруг начал страшно выпутываться из лошадиных вожжей, невесть кем на него накинутых. И зал заахал в ладоши.

     Никулькова то хлопала, то отвешивала рот, то начинала покачивать головой или млела совсем. «Серёженька-а, какие пла-атья! Ска-зка-а!»

     Иногда Серов чувствовал на себе её внимательный взгляд. Словно она падала с небес на землю. В такие мгновения ощущал шкурой, что не тянет на роль новоиспечённого супруга, жестоко не тянет. Ничего не может предложить, так сказать, Даме. Из увиденного ею. Ничего существенного.

     В заключение выходили и уходили четверо в чёрном. Тощие. Плечистые как канделябры. Плели походку. Мумии. Евгения готова была рыдать. Джазок вскочил – весь тарканный, вырёвывал апофеоз. Над всеми, будто пропадая, махался ямщик-ударник. Зрители стоя хлопали. А торгашки долго вылезали из кресел. Точно заработали жестокие радикулиты.

     На улице, в выдутой голой февральской ночи Никулькова взяла мужа под руку, как добропорядочная супруга повезлась с ним в ногу. Серов смолил папиросу. Заветренная луна торчала вдали из небосвода точно идол в пустой ковыльной степи…

<p>

 </p>

     Расписывались 16-го декабря. Во Дворце Бракосочетания. (Когда предварительно приходили осенью, Серов в канцелярии стал требовать, чтобы 30-31-го. Под Новый год. Согласны ведь обождать. «Ишь ты! Один ты ушлый такой!» – сказали ему. У старухи аж голова со сделанной прической затряслась. Как сопливый кокон. «Кто она такая?» – изумлялся Серов, утаскиваемый Евгенией. «Да не знаю я! не знаю! тише!..»)

     И когда в свой срок вошли, наконец, во вместительный зал Дворца, где и должна была произойти церемония, – Серов вздрогнул… Эта старуха с сопливой прической стояла с красной лентой через плечо. Стояла под гербом РСФСР! Серов чуть не повернул назад. Евгения, покоя свою руку на его руке, сжала её так, что Серов заулыбался всем как пытаемый китаец: насе вам! насе вам!

     Все брачующиеся стояли в одну шеренгу. С выбитыми назад во вторую – очкастыми свидетелями. Десять пар. Женихи и невесты. Невесты в белом до пят: или в виде зачехлённых досок, или в виде габаритных снежных баб. Женихи в бостоновых, чёрных, с белыми грудками. Серов – необычно: в Офицеровом квадратном пиджаке. Стального цвета. С плечами, как с турецкими диванами.

     Распорядительница взяла в руки большую красную книгу. Как присягу. Оглядела строй. Откашлялась… «Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик… перед лицом своих товарищей и подруг…» – Впрочем, Серов несколько опередил событие, слова были не совсем такими: «Дорогие друзья! Дорогие наши Молодые! От имени и по поручению нашего государства, нашего родного правительства…» Впрочем, тоже не совсем так. Серов проникновенно слушал. То одним ухом, то другим. Лицо – блаженно журчащая колодка всё того же китайца. Китайца-ходи. Хоросё, как хоросё! Ощутил резкий тычок в бок. Сбивший всё очарование. Эх-х!

     Пары со свидетелями начали подходить к столу. На роспись. Добродушные женихи улыбались, расписываясь. Невесты с остатками беленькой девственности на голове в это время тянули шеи. Будто выдры. Сами скорей хватали ручку. А женихи всё улыбались. Точно выигранные фанты. У свидетелей перья скакали. Почему-то все свидетели были в пугливых очках. Точно со стеклянными визитными карточками. Только с такими. Других не было. А? Разве? Здесь? Поняла! Понял! Сейчас!

     Тыкая пальцем в графу, Распорядительница под гербом смотрела вдаль. Подкрашенные губы ее являли собой прозекторский шов, а глаза – намастурбированную транквилизаторами красненькую зорьку всего человечества… Расписываясь, Серой ей улыбался. Из суеверия.

     – А теперь, наши дорогие Молодые, оденьте, пожалуйста, друг другу обручальные кольца!

     Женщины в сарафанах и с красными непомерными губами вынесли кольца. Все начали друг дружке углублённо надевать. Серову было только одно кольцо на подносе. Серов Никульковой почему-то никак не мог надеть его на палец. Насадил-таки! Как пацан, как выглядывая из подполья, очень хитро покрутил рукой. Для Распорядительницы. Мол, второго – нету. Студент! Не поймаете! Его цапнули за руку. За левую. В чём дело? Загремел марш Мендельсона. Все вытянулись, как на плацу. Серов полез целовать губы. Невеста не давалась. Мендельсон провалился. Серов отпрянул.