Железный старик и Екатерина (СИ) - Шапко Владимир Макарович - Страница 43

     Ну, как ты тут, сынок? Что делал? Куда ходил? (Про оставленную еду, про обед не спрашивала, зная, что Рома себя не обидит.)

     Внук обстоятельно всё докладывал. И про скайп с Москвой («Тебе большой привет, ба».), и про Сергея Петровича, который тоже звонил.

     С везущимся халатом Городскова шла к ванной, выслушивая внука. Не забыла похвалить:

     – Молодец, Рома!

     Зашла за дверь, пустила воду. Содрала, наконец, с себя прилипшее платье.

<p>

<a name="TOC_id20247901" style="color: rgb(0, 0, 0); font-family: "Times New Roman"; font-size: medium; background-color: rgb(233, 233, 233);"></a></p>

<a name="TOC_id20247902"></a>3

     – Какое возьмёшь?

     Сергей Петрович стоймя держал два удилища. Одно бамбуковое, другое, как он сказал, – ореховое. Вырезанное из лесного ореха. Извилистое, с корой коричневого цвета. Он только что слазил на чердак и достал оба удилища оттуда.

     – А какое эффективней?

     – Ты хочешь сказать – уловистей? Вот это – ореховое.

     – Тогда – его, – твёрдо сказал Рома.

     Отправились на реку. Рома, как заправский рыбак, нёс удилище на плече. Выворачивал голову, смотрел вверх – длинный извилистый конец орехового доставал до солнца, царапал его.

     – Осторожно, упадёшь, – подхватывал Сергей Петрович.

     По заводи, прямо по зеркальной поверхности, бегали какие-то комары гигантских размеров. Рома таких никогда не видал. Старался смотреть на поплавок. Однако ни черта не клевало. Даже на ореховое. Руки уже устали держать.

     – Терпение, Рома, сейчас рыба подойдёт.

     Рома усмехался – «подойдёт», «подъедет». Смотрел, как старик достает их целлофанового мешка жижеобразную массу, наверняка вонючую, и раскидывает её по заводи. Это у него называется – «приваживать рыбу». Он раскидывает «приваду». Сейчас, дескать, подойдёт, подъедет. Одни комары-гиганты только бегают, и больше ничего.

     – Клюёт! Соня!

     Рома ахнул. Рванул ореховое – плотвичка со снастью перелетела через него и упала на куст.

     – Поймал! Поймал! – слетела вся надутость с мальчишки. Подпрыгивал с удилищем, как чемпион, не давал Сергею Петровичу снять плотвичку с крючка.

     – Тихо, Рома, тихо. Всю рыбу распугаешь.

     Дальше с ореховым в руках смотрел во все глаза. Едва торчащий поплавок начинал шевелиться – пружинно напрягался. Поплавок или разом нырял, или ехал в сторону – тут же подсекал и выносил трепещущую рыбёшку на берег, на гальку. На прыгающую рыбку смотрел горящими глазами пиеролапитека прямоходящего, древнейшего своего предка. Ждал, когда Сергей Петрович отцепит её с крючка. Сам дотронуться до живой плотвички пока боялся. Потом, Сергей Петрович. Привыкну. Снова быстро закидывал снасть. С червячком, тоже пока надетым на крючок Сергеем Петровичем. Потом буду надевать. – Ага! Есть! Попалась!

     Домой шли неторопливо. Как настоящие рыбаки. С удилищами на плечах и плетёной корзинкой на руке у Сергея Петровича. Сырая корзинка, понятное дело, – с пойманной рыбой. «Да, мама. На реке теперь зависаем. Ловим рыбу. Плотву. Завтра пойдём на язя. Очень крупного. Ловится проводкой. На бабочку. Долго объяснять. Жаль, что папы с нами нет. Он бы сразу бросил курить. Всё, пока!»

<p>

 </p>

     Жарёха (название Сергея Петровича) из рыбы получилась отменная. Ели её с большой сковороды. Рома плоские засушенные тушки ел, казалось, прямо с костями. Дмитриев хвостики плотвичек обсасывал. Говорил:

     – Ты, Рома, поймал больше меня. Потому что удочка у тебя была уловистей. Ореховая. Мой сын Алёшка с ней всегда меня облавливал. Да.

     От бабушки Рома знал, что сын Сергея Петровича пропал в Афганистане. Более тридцати лет назад. Поэтому проникнулся сочувствием. Перестал даже есть, поглядывая на старика. Но тот, видимо, упомянул сына просто так, как говорят, всуе, – обсасывая хвостики. И Рома со спокойной совестью снова ел высушенные похрустывающие сахарные рыбки.

     Теперь по утрам на речку ходили почти каждый день. Очень крупного язя, правда, не поймали ни проводкой, никак, зато плотвичек всегда надёргивали предостаточно.

     Приехавшую в пятницу Екатерину Ивановну, в кухне встретили два повара из ресторана. Повар и поварёнок. Будто бы даже в фартучках и колпачках. Показали на стол: – Пожалуйте отведать наше блюдо.

     Екатерина Ивановна ахнула. Большая сковорода с разложенными Сергеем Петровичем золотистыми рыбками больше походила на подробнейший ацтекский календарь, чем просто на блюдо из рыбы. К тому же всё было усыпано укропом и зелёным резаным лучком. Когда же это вы всё успели? Научиться ловить этих рыбок и даже жарить? А вот и успели.

     На другое утро Городскова тоже стояла у воды с толстым удилищем. Ворчала:

     – Ну конечно, вырезали для меня в лесу оглоблю и думают, что на неё будет клевать.

     Ревниво поглядывала на вылетающих из воды трепетливых рыбок. То справа от себя, то слева. Конечно, когда иметь нормальные удочки.

     Внук бросил под оглоблю, под дубину какой-то хренотени. Привады, как он сказал.

     – О! О! – запрыгала бабушка. – Поймала! Поймала!

     – Тише ты! Всю рыбу распугаешь.

     Морской волк Свищёв не просто рот раскрыл – разинул! – по дороге шла соседская троица с удилищами до неба. Вот этто рыбаки-и. Так и зашли в свой двор, цепляя удилищами деревья. Не иначе на тайменя ходили. Шланг поливал помидоры сам по себе.