Нежное прикосновение - Деланси Элизабет - Страница 54

• Предыдущая
• 54/82
• Следующая

Миссис Кэвенах только посмеялась.

— Вы же знаете, как разговоры о политике действуют на мужчин, — сказала она.

Анна знала… Отец часто засиживался с мужчинами далеко за полночь накануне торфяного пожара. Мужчины и политика шагают рядом, как чай и молоко.

Рори закончил читать молитвы и лег в кровать.

— Я не хочу ходить в школу.

— В школу ты ходить, конечно, будешь, — сказала Анна. — И тебе это понравится к тому же.

— А Эди и Майк не будут ходить. Они собираются работать.

— Но Эди и Майк — это еще не все. Где ты окажешься, если не сможешь читать и писать.

— Я уже умею читать и писать.

Анна убрала волосы с влажного лба Рори и подумала о мальчиках Карэнах, таких грязных и невоспитанных, без чистой одежды и без нужного питания, у их родителей нет даже времени за ними присмотреть. Печальное будущее ожидает маленьких сорванцов.

— Этих Карэнов ты приводи обедать, когда захочешь, — разрешила она Рори. — Им нужно нарастить мяса на костях и хорошенько помыться к тому же. Я им устрою купание.

Рори засомневался:

— Они это не очень любят.

— Да, думаю, тут ты прав, — сказала Анна. — А сейчас я поцелую тебя; чтобы ты хорошо спал.

Анна расцеловала мальчика в обе щеки и в кончик носа. Раньше он протестовал, когда его слишком много обнимали и целовали. Но Анна сказала, что однажды он все эти поцелуи вернет девушке, которую полюбит.

Анна привернула лампу. Комната погрузилась в темноту, но она продолжала вглядываться в маленькую фигурку на постели, чувствуя умиление.

Когда она вышла, у двери стоял Стефен. Он посторонился, давая Анне пройти, и закрыл дверь в комнату Рори.

— Где ты был?

— Ниже этажом, разговаривал с Джоном О'Мэгони.

— О политике, верно?

Стефен выглядел усталым, слишком усталым, чтобы на него сердиться.

— О политике. Прости, что я тебя оставил одну, Нэн.

Анна похлопала его по руке:

— Ну что ж, пойдем выпьем чаю.

Она пошла на кухню, где на плите стоял кипящий чайник. Стефен сел за стол и потер лицо руками.

— До смерти можно заговаривать человека, рассказывая о свободной Ирландии, проигрывая одни и те же сражения снова и снова.

Анна заварила чай, поставила на стол две чашки, сахар, молоко и печенье.

— Я помню Дублин перед восстанием сорок восьмого, — сказала она. — Ох, как много патриоты произносили прекрасных речей, толкуя о демократии и свободной родине. Везде были солдаты — большие, хорошо откормленные парни, хвастающие своим оружием. Но прежде чем кто-то понял, что произошло, все было кончено. — Она покачала головой. — Патриоты почему-то всегда заканчивают поражением.

Стефен вытянул ноги и наблюдал, как она собирает на стол. Анна расстегнула жакет. Ее полные груди натянули блузку, заправленную в узкий пояс юбки. Длинная прядь кудрявых рыжеватых волос выбилась из прически и сияла в свете лампы.

— Я сказала миссис Кэвенах, что политика не имеет для женщины такого значения, как для мужчины, — продолжала она. — Женщины уезжают из Ирландии с легким сердцем. Мы знаем, что будем жить лучше, и назад не оглядываемся. Мужчины — другое дело. Они переживают свое поражение так, будто это проклятие для всего рода человеческого.

Анна добавила молока в обе чашки и села, подперев ладонью подбородок. В неярком свете глаза ее казались большими и спокойными; губы полные, мягко очерченные. Наблюдая за ней, Стефен чувствовал томление до боли. Не в том дело, что она была прекраснейшей женщиной на свете. Он вспоминал, как она смотрела, стоя у кровати, на Рори, и чувствовал что-то еще, кроме желания. Какую-то нежность, умиротворение и умиление. Он взял ложку и провел большим пальцем по гладкой поверхности.

— Да, дорогая, в этом ты права. Мужчины никогда не забывают Ирландию.

Они посидели молча, пока чай настаивался. Стефен не мог припомнить, чувствовал ли он когда-нибудь такое умиротворение, как сейчас — сидя с Анной на кухне, зная, что мальчонка спит рядом.

— Я хотел, чтобы ты купила все, что тебе нужно в дом, — сказал он. — Посуду, ковры, картины.

— Хорошо. Я уже запланировала кое-что… Заполню шкаф посудой.

Стефен посмотрел на распустившийся узел волос на ее голове, на хорошей формы брови, замечательно прямой нос. Она была прекрасна. Прекрасна, как мечта.

— Я хочу, чтобы у тебя было все. Платья, капоры, шали. Отправляйся на Бродвей и поброди по магазинам. Купи себе что захочешь.

— Послушать тебя, так можно подумать, ты транжира, — упрекнула она. Анна потянулась за заварным чайником. — Я не буду изображать из себя даму перед соседями и не заставлю тебя покупать мне вещи. Скоро я заработаю доллары за кружево и верну тебе все, что должна.

Стефен следил, как она наливает ему в чашку горячий чай, и молчал. Ему надоело спорить.

— Расскажи мне про сегодняшний вечер, — попросил он. — Ты повеселилась?

— Да, приятно провела время. Все меня приветствовали. Но этот Дэйви Райен! Ах, Стефен, он положил глаз на Пэги, но никогда не сможет ее добиться, изображая дурачка. Он едва не подрался с ее дружком.

Стефен улыбнулся:

— Я поговорю с ним.

— Я рассказала женщинам о Спинере… И как я оказалась с тобой. Я и не думала им рассказывать, но так получилось.

— Это не имеет значения, Нэн. У меня от этих людей нет секретов.

Анна взглянула на него обеспокоенно.

— Секретов нет, за исключением моего…

— Дорогая, помолчи. Давай не будем говорить о неприятном. По крайней мере, не сегодня…

Глаза Стефена переполняло желание.

— Допей чай, — сказала Анна. Он не отрываясь смотрел на нее.

— Хорошо, но только несколько глотков. А потом пора в постель.

«Он и спрашивать ее не собирается, — подумала Анна. — Сегодня ночью он будет делать то, что хотел делать все эти прошедшие недели. И она не может ему отказать. Сейчас она в Америке, в Нью-Йорке. Прошлое позади… И она ему многим обязана, очень многим».

Анна взяла чашку обеими руками и представила, как все будет. Били часто брал ее, но был скор. Ему так не терпелось дойти до дела, что он почти не целовал ее, почти не ласкал. Даже в первые недели, когда он ею еще не насытился, никогда не ласкал ее. А Стефен был другим. Она смотрела на его руки, широкие и плоские, и представляла их на своем теле. Если он будет добр, она не возражает против этого. Только не надо ее сжимать больно, щипать… Тогда это не будет так гадко. Ей хотелось попросить его не совать туда пальцы…

Стефен зевнул, и Анна заметила, что в нем растет нетерпение. Она быстро сделала несколько глотков горячего сладкого чая и поднялась из-за стола вместе с ним.

— Ты уже заходила в нашу спальню? Анна потрясла головой:

— После обеда не заходила.

— Тогда пойдем, — и он подал ей руку.

В спальне латунная кровать была застелена чистыми простынями и покрыта сверху ярким покрывалом. На ореховом туалетном столике стояла корзина желтых и красных цветов. Нижние матовые стекла на окнах мерцали в слабом свете лампы.

— Ах, как все красиво, — сказала Анна, изумленная тем, что Стефен сам побеспокоился приготовить комнату. Ей даже в голову не пришло заправить постель. — Когда же ты это сделал?

Казалось, он был доволен собой.

— Раньше.

Анна подошла к окну и потрогала шершавое искрящееся стекло.

— А может нас кто-нибудь увидеть?

— Не через это стекло.

— Мне нужно будет сделать занавески.

Стефен подошел к ней и, обхватив руками за талию, притянул к себе. Тело Анны напряглось. Стефен погладил ее по спине, а губами дотронулся до волос.

— Ты меня совсем не хочешь, Нэн? Ну, хотя бы немножко?

Анна прислонилась лбом к его плечу.

— Хочу, — прошептала она, зная, что именно этого ответа он ждет от нее.

Он поднял ее подбородок и поцеловал. Губы двигались медленно — по губам, щекам и лбу. Анна закрыла глаза. Она не хотела, чтобы он заметил ее нехорошие предчувствия, — ей не хотелось портить ему удовольствие. Но чем дольше он целовал, тем скорее она теряла осторожность, и когда он опять вернулся к ее рту и потрогал ее губы языком, она раскрылась ему и схватилась за рубашку. «Если бы они могли делать только это, — подумала она. — Целоваться и держаться друг за друга — и больше ничего».

• Предыдущая
• 54/82
• Следующая