Столица (СИ) - Бутырская Наталья - Страница 10

– В случае болезней все еще сложнее. Во-первых, болезнь редко находят в самом начале, и к лекарю обычно обращаются, когда больной уже изнурен борьбой, а во-вторых, болезни довольно коварны, они могут давать рождение другим болезням, могут разрушить что-то внутри человека или превратиться во что-то иное. И если просто ускорить лечение, то человек легко может умереть. Поэтому при болезнях мы стараемся понять причины, дать телу побольше сил и средств для борьбы, поим полезными отварами и делаем иглоукалывания.

– А сложно ускорять лечение? Это какое-то заклинание? Много энергии требует?

Тэн-ишэн убрал руку, отошел в сторону и сел, с улыбкой глядя на меня:

– Синяки я тебе убрал, но учти, хоть сейчас не осталось никаких следов, но тело помнит те места, где они были. И какое-то время ты еще можешь чувствовать небольшую боль. Лечить ребро я буду в несколько приемов, чтобы убедиться, что оно срослось верно, – и он повернул небольшие песочные часы. – Ускорять не сложно, это заклинание, и при этом не самое энергоемкое, но тут важна точность. Вообще лекарское дело – это больше знания, чем магия. Я могу объяснить тебе основы.

– А почему вы так легко мне все рассказываете? Разве это не секрет? – насторожился я.

– Нет, – рассмеялся Тэн-ишэн. – У лекарей нет гильдии и нет секретов, которые надо хранить. И господин Джин Фу приказал мне отвечать на любые твои вопросы. Я так понимаю, что приходить ты будешь каждый вечер, верно?

Ребро срослось идеально. По словам Тэн-ишэна, я должен был понять, что что-то не в порядке из-за боли в груди при наклонах и дыхании, но после тренировки у меня болело вообще все, и я не смог выделить боль от треснувшего ребра среди всего остального.

На вторую тренировку с брыластым я шел как на казнь. Я чувствовал, как у меня тряслись колени и сдавливало в груди от страха. Мысленно я придумывал речь для Джин Фу, в которой объяснял, почему не могу больше учиться боевым искусствам. Там было много слов про предназначение, что мне больше нравится лечить, а не убивать, что начертателю не нужно так сильно напрягаться, и что лучше всего бы мне подошел стиль Швабры, где нужно лишь повторять движения учителя. Но несмотря на это, я все же шел туда.

Перед внутренними воротами уже стоял Добряк, который и привел меня к тренировочному залу. Он посмотрел на меня, ухмыльнулся и, ничего не сказав, ушел.

Мне оставалось сделать лишь несколько шагов, но меня охватил панический страх. Странно, даже в сражении с огнеплюем, где мне сожгли руку, было не так страшно. Наверное, потому что я не знал, чего ожидать. Боль, которую причинял мне брыластый, была не такой сильной, но постоянной, почти бесконечной.

Я облизнул пересохшие губы, глубоко вдохнул и шагнул вперед.

Брыластый стоял внутри с той же короткой палкой в руках. Я с трудом поклонился и без напоминаний принялся рисовать защитный массив.

– Первая неделя, – от его негромкого голоса я дернулся, сбился в середине печати и начал рисовать все заново, – это неделя боли. Тебе повезло, ведь тебя лечат каждый день, но боль остается в памяти тела, ее корни живут в твоей голове, и лишь от тебя зависит, во что она вырастет. Ты можешь питать ее своими страхами, поливать жалостью, тогда боль опутает тебя плетями и высосет все силы.

Я закончил массив и взял копье наперевес. Шрам бы не одобрил такую стойку, но она позволяла мне отразить часть ударов, которыми брыластый часто начинал свои цепочки.

И после первого его удара страх ушел. Нет смысла бояться, когда причина страха уже перед тобой. Я не пытался вспоминать те цепочки, что он строил вчера, а реагировал на то, что уже было передо мной. Как ни странно, но сегодня я успевал уклониться или отбить большую часть ударов, изредка пропуская выпады в сторону головы. Все равно же массив сдержит.

Тем сильнее было мое удивление, когда после слова «стоп» брыластый не остановился, а продолжил атаковать. После очередного удара массив рассыпался, но он все не прекращал бить. Я снова запаниковал и получил удар в лоб. Кожа порвалась, и лицо залило кровью.

– Я же говорил «Стоп»! – выкрикнул я, пытаясь вытереть кровь.

– Верно, – сказал брыластый. – Вот только твое тело перестало бояться ударов в голову. А значит, ему нужно было напомнить, что массив не всегда сможет защитить. С этого дня ты будешь рисовать массив только один раз за тренировку. Сколько он продержится, зависит от того, сколько ударов ты пропустишь. Ты можешь остановить кровь? Или продолжим с закрытыми глазами?

Я тут же стер кровь и попытался самостоятельно, наощупь зашить порез магической нитью. Хотя там была не царапина, а просто сорван кусок кожи, который едва держался. Я как смог, закрепил его и сшил края, хотя впервые это делал не глядя. Кровь потихоньку сочилась через нити, но хотя бы не хлестала, как в начале.

Слишком быстро брыластый менял правила, значит, мне нельзя опираться на их выполнение. Впрочем, он был прав, в настоящем бою правил не будет, и нет никаких гарантий, что у меня будет время нарисовать массив. Вот только осознание его правоты не делало мою жизнь легче.

Я заметил, что сегодня он двигался медленнее, чем вчера, словно давая мне возможность отреагировать, и решил этим воспользоваться.

Вчера он показал мне, насколько я слаб. Но ведь я могу усилить себя при помощи Ки, и тогда никакой его удар не сможет выбить у меня копье. Сложность была лишь в том, что я не успевал перенаправить энергию в нужные мышцы. Даже под летящие стрелы было подстроиться легче, ведь на арене у меня был один противник и стрелял он с одной точки, с одной и той же силой. Змей…

И когда брыластый пошел по четвертому кругу одной и той же цепочки, я решил рискнуть и вместо того, чтобы уклониться, принял удар на копье, усилив одновременно и руки, и колени. Но он не удивился, а резко ускорился и нанес следующий удар цепочки с такой силой, что меня отбросило в сторону.

– Я не против Ки-усиления, – сказал он, пока я вставал и поднимал копье. – Но учти, после каждого такого приема я буду делать то же самое.

Вечером я с трудом смог добрести до лекаря. Горела и чесалась рана на лбу, ныли мышцы после нескольких попыток усиления, подергивало правое плечо, куда пришлось несколько сильных ударов. Но я был счастлив. В самом конце я смог продержаться против усиленных ударов до конца цепочки.

В таком русле проходили и последующие дни в сыхэюане Джин Фу. Я изучал магию и заклинания, учился применять их на практике, принимал уроки и побои от брыластого, а по вечерам лечился и слушал Тэн-ишена. И многое для меня открывалось заново. Так, например, я узнал, что маги уже знали о том, что поддерживать заклинания легче и дешевле, чем инициировать их, и что давным-давно, когда еще не были разработаны дальнобойные мощные заклинания, в армиях был особый род войск, где один человек задавал первоначальный импульс, а второй раздувал его при помощи Ки. Чаще всего, это была пара из факельщика и мага.

Узнал, что для магии не обязательны конкретные слова, достаточно четко сформулированного мысленного посыла, но в прошлом люди сталкивались со случаями, когда маги случайно запускали заклинание, особенно под влиянием эмоций, с тяжелыми последствиями, в том числе и для самих магов. Поэтому решили привязать заклинания к словам. Для контроля магии.

После этого я понял, почему в свитках по магии сначала пишутся слова, а уже потом подробно объясняется действие заклинания и внутренние ощущения для его запуска. И лекарь, тот, который был в караване, также объяснял мне, как нужно выпускать магическую нить: сначала слова, а уже потом все остальное.

Впрочем, опытные маги с хорошим самоконтролем могут не использовать слова и полностью перейти на изначальную магию.

На пятый день в комнате для утренних занятий мы обнаружили рядом с Джин Фу еще одного человека, сурового вида мужчину в плотной длиннополой куртке, которая больше походила на доспехи, чем на обычную одежду.

– Знакомьтесь, это Ци Лонгвей, моя правая рука, помощник и старый друг. Лонгвей, это те самые мальчики. Старший – Шен, будущий наследник, младший – Байсо, отрада для моей жены.