Долг и верность (СИ) - "Малефисенна" - Страница 26

— Нет, не будет, — сквозь зубы зло прошипел Маук.

— Молчи, мальчишка! То, что твой отец был…

— Хватит, — тихо оборвал его тот, что казался мне самым старшим. Очень вовремя, учитывая, как исказилось от гнева лицо Маука. — Думай, что можно предложить, вместо того чтобы сотрясать воздух.

— А если он захочет сбросить мертвых в реку или сжечь, как сделал сегодня? Как тогда действовать? — впервые сипло прозвучал еще один пока не знакомый мне голос. Надо сказать, его вопрос был весьма кстати. Мой просчет.

— Можно сотворить чудо, — вдруг предложил молчавший все это время Киан. Я обернулась, вначале удивившись, но следом мои губы невольно растянулись в улыбке. Как же я не догадалась сама?.. — Пусть это будет выглядеть, как веление Природы оставить приговоренным жизни. Куратор ничего не сможет сделать, если такое увидит толпа. Слухи ведь быстро разойдутся по провинции, если он рискнет своим положением ради мизерной победы.

— И вы в это верите? Ты веришь, Маук? — сдержанно, скрывая злость, спросил тот самый, что первым рискнул со мной заговорить. — Весь план держится на том, чтобы доверить жизнь неизвестно кому.

— План лучше того, что придумали мы.

— Звучит, как хорошая ловушка, — усмехнулся тот. А я с удивлением окончательно убедилась, что в их и без того немногочисленных рядах нет непререкаемого лидера. Судя по улавливаемым ощущениям, все до единого друг друга недолюбливали.

— Зачем идти так далеко, если она могла привести сюда солдат и похоронить нас в этой пещере? — так же сдержанно рассудил Маук, и ненадолго недовольные перешли на шепот.

— Поэтому ты предлагаешь спокойно доверить жизни наших близких и родной сестры ищейке? — значит, все-таки была права, подозревая наличие личного интереса. Сестра… Выходит, в тех воспоминаниях была мать, а отец… Надеюсь, он умер при облаве, а не на эшафоте.

Опять начался спор, в который я не вмешивалась, как и оставшиеся двое человек. Из тех, кто сопровождал — или контролировал — Маука во время нашего первого разговора. Они только переглядывались и шепотом разговаривали друг с другом, периодически поглядывая то на Киана, то на Ариэна.

— Мы сами не сможем их вытащить, ты видел охрану на площади?! А тюрьму приступом не взять. Даже днем там было достаточно стражей для обороны!

Я начинала терять терпение. Вместо того чтобы ухватиться за возможность, они спорили о доверии, но не слушали друг друга. Нет, я бы удивилась, если бы в ту же секунду все приняли единогласное решение следовать моему плану, но как в таком гомоне можно принимать важные решения?

— Вы не о том спорите, — тихий и размеренный голос так контрастировал со всеми остальными, что поначалу я даже не услышала. Зато потом, следом за мной, прислушались и остальные.

— А о чем нам следует спорить, Борр?

Мужчина медленно развернулся ко мне спиной и хлопнул руками по коленям.

— Кто освободит силу Темного? Руны-то еще целы. Только рука экзекутора незаметно дрогнула довершить рисунок. А никто из нас не умеет выводить метки. Единственный человек, способный правильно восстановить связь и обойти шрамы, находится в одной из камер. Об этом вы не подумали. А без силы все закончится, даже не начавшись.

Я пробежалась глазами по лицам: Маук тяжело вздохнул, помассировав кончиками пальцев виски, Ариэн, стоящий справа от меня, нервно прикусил губу и прищурился. Эти слова заставили меня начать нервничать. Потому что риск не найти нужного заключенного и выдать себя раньше времени, растеряв все преимущества, повысился на несколько пунктов. И, когда мне показалось, что сейчас все полетит к чертям, зарождающийся виток протеста остановил Ариэн.

— Вы оставите меня там. Как личного охранника «Темного» или еще одного заключенного, раба, который предал свою хозяйку, — я хорошо поняла его намек на Киана. Да, это могло сработать, но было совсем не безопасно. Если что-то пойдет не так, шанса выбраться у него нет. Обычному солдату нет входа в камеры, и Ариэн не сможет спокойно гулять по тюремным коридорам в поисках нужного человека. Если брать второй вариант, тут шанс был больше. Учитывая небольшие размеры здания, камеры точно были рядом. Значит, не исключено, что Ариэна могут бросить к остальным, а не в одиночку. Если так, на время все внимание может отвлечь на себя Киан.

О том, что моя хрупкая надежда оставить все незамеченным — а значит, и план к отступлению — и к утру вместе с Ариэном вернуться в трактир, вот-вот разобьется в хлам, я предпочла не вспоминать. Нужно было расставить приоритеты, а не гнаться за двумя зайцами. Только что тогда придется сделать с Ароном и Ричем? Устранить, как опасную помеху. Две жизни воинов за почти две дюжины мирных жителей. Надо признать, я никогда особо не смотрела на них как на людей. Безликие исполнители, смерть которых от руки Ариэна вызвала только злость. Но теперь даже такая мысль казалась неправильной.

Надеюсь, с этим еще удастся разобраться. Впереди вся ночь. А пока важно было оценить предложение Темного и дождаться ответа. Сложив руки на груди, я скользнула взглядом по всем сосредоточенным лицам и остановилась на Мауке. Он думал. И думал долго, мгновенно цыкая на тех, кто начинал что-то говорить. Я чувствовала, что значило для него это решение. Но сейчас он не рвался в бой, а взвешивал все «за» и «против», что определенно давалось с большим трудом. И, в конце концов, задал только один вопрос. Уверенно, четко, громко, чтобы каждый понял, что именно он принимает решение и не потерпит больше препирательств.

— Ты сможешь удержать их жизни во время казни или уничтожить стрелы, если вернешь силу?

— Да, — таким же тоном ответил Ариэн. — Смогу.

Маук коротко кивнул — уже мне — и, поднимаясь на ноги, подвел черту:

— Тогда я согласен.

Ариэн

Сложнее всего оказалось с Кианом: скобы кандалов не закрывали всю кожу, на которой должны бы быть руны, подобные моим. Ведь тюремщики не ждут, что у Темного окажутся силы их спрятать от чужих глаз. Поэтому пришлось стереть его запястья до крови и перемотать окровавленной тканью. Неуместно, но я успел порадоваться тому, что блокирующие силу метки ставили только на руках, а мое клеймо на лице — это… Это всего лишь прихоть брата.

После недолгих и уже слабых попыток поспорить с молодым лидером мужчины сдались. Началось распределение ролей. Я как мог быстро разделся и взамен черной формы получил простую застиранную одежду Маука: парень наотрез отказался ждать нас здесь и не вмешиваться. Брюки были коротковаты, его стоптанные башмаки из мягкой кожи размера на два оказались меньше, и я пожалел, что не додумался на всякий случай свернуть с собой свою старую одежду как нельзя лучше подходящую для раба.

— Возьми мои, — один из ополченцев, надевающий принесенную форму, свистнул и подбросил мне обувь.

— Спасибо.

В конце концов, картина вышла более чем правдоподобной: мне связали за спиной руки, на вид крепко, Киан закрепил на руках цепи — поверх повязок — и спрятал в потайном разрезе у пояса короткое лезвие. По обе стороны от нас стояли «солдаты» Службы — те, кому более-менее подошел размер, — Эвели остановилась напротив и критично осматривала каждого из нас. Будто выискивала детали, смысл которых может быть понятен только ей. Где-то за спиной началось тихое бормотание, но я даже не попытался уловить его смысл: все мое внимание сконцентрировалось на ищейке, которая чуть прищурилась и почти совсем незаметно качнула головой. Но, кажется, кроме меня никто ничего не заметил.

С экипажем было сложнее: судя по реакции ищейки, она не была до конца уверена в отсутствии дозорных. А заявиться в тюрьму пешим ходом было бы более чем странно. Но обошлось. Конюшня пустовала, за исключением одной дворняги и конюха, спавшего на куче сваленного сена.

Двое ополченцев забрались на облучок, а мы вчетвером — в повозку. Ту самую, которая не так давно была моей передвижной тюрьмой. Но вместо ненависти или ярости вверх по пищеводу поднимался комок страха. Застелившая все темнота вкупе с монотонным стуком копыт давила на плечи, и неправильное молчание только сильнее заставляло нервничать.