Мозг стоимостью в миллиард долларов - Дейтон Лен - Страница 54

• Предыдущая
• 54/65
• Следующая

Если американцы и следили за Харви, то занимались этим из рук вон плохо. Я смутно надеялся, что они возьмут его сразу же после прибытия в Хельсинки, но Харви предстал в роли шведа по фамилии Эрикссон, а это означало, что он вообще не должен предъявлять свой паспорт. Автобус, в котором мы отъехали от аэропорта, вез только трех пассажиров, и Харви попросил водителя высадить нас на крытой автобусной остановке в миле от аэропорта. Окружающее пространство затянуло жесткой коркой мерзлого снега. Мы подождали тут, пока автобус не скрылся из виду, и, издавая трубные звуки клаксона, к нам подлетел «фольксваген» Сигне. Мы покидали сумки за спинку заднего сиденья, и Сигне поехала в город по длинной дуге объезда, чтобы мы явились со стороны Турку.

— Я сделала все, как ты и просил, — сообщила она Харви. — Ту квартиру, куда мы сейчас направляемся, я сняла по почте под выдуманным именем и аванса не платила. Затем я поехала и прокрутила классную операцию с арендой места в Пурву. И все время провела там, наводя порядок, пылесося и расстилая кровати. Вчера я заказала цветы, и копченую лососину, и те lasime-starin silli, что ты так любишь, и еще дополнительное постельное белье и предупредила, что все должно быть доставлено не позже, чем через три дня.

Задние колеса машины, случалось, проскальзывали и шли юзом, но Сигне без труда восстанавливала равновесие.

— Ты потрясающая личность! — воскликнул Харви и, сняв ее руку с баранки, поцеловал ладонь. — Разве она не похожа на чистый ломоть хлеба? — через плечо спросил Харви.

— Один к одному, — усмехнулся я.

— У нас любовь втроем, — подмигнула Сигне, полуобернувшись ко мне. — Тебя устроит?

— Я представлял себе любовь втроем — это когда я и две девушки.

— Но с двумя мужчинами чувствуешь себя как-то богаче, — вернула мне брошенный шар Сигне.

— Человек живет не хлебом единым, — сказал я.

Сигне поцеловала Харви в ухо. Когда дело касалось общения с ним, ее европейский инстинкт был на десять голов выше американской эмансипированности Мерси Ньюбегин. Сигне никогда не пыталась одержать верх над Харви или размазывать его по стенке; она уступала и соглашалась с чем угодно, а получив временное преимущество, пускала в ход все свое умение, и он потом менял свои планы. Ее искусство напоминало тактику армии, готовящейся к штурму, когда она пытается понять намерения другой стороны. Сигне обладала прирожденным умением проникать за вражеские линии, практически лишая возможности не влюбиться в нее, но надо быть предельно простодушным человеком, дабы верить всему, что она несла. В ее обществе Харви и становился таким легковерным простаком.

Все время мы фактически не выходили из дома, если не считать визита в кинотеатр, где шел старый фильм Ингмара Бергмана, и короткой вылазки Харви, во время которой он купил для Сигне две дюжины роз по четыре финские марки каждая. Харви ни разу не заикнулся, что, скорее всего, его разыскивают американцы. Мы прекрасно проводили время в своем обиталище, хотя оно выглядело довольно неприглядно и все комнаты пахли свежей краской. На второй вечер я выяснил, что представляет собой lasimestarin silli. Это оказалась свежезасоленная сельдь. Харви съел штук шесть рыбин, вслед за которыми последовали бифштекс с жареной картошкой и яблочный пирог; после этого, расположившись тесным кругом, мы стали обсуждать, почему армяне всегда невысокие и смуглые, отличается ли вкус сигарет «Мальборо» финского производства, заживет ли мой сломанный палец и станет ли он как новый, какого рода сметану надо класть в борщ, могут ли американские рабочие позволить себе шампанское, в состоянии ли «рамблер» обогнать «студебеккер», как распознавать возраст лошади по зубам и примет ли наконец Америка метрическую систему. Когда мы утомились, удовлетворяя жажду Сигне к знаниям, то углубились в чтение. Я взял себе старый номер «Экономиста», Харви шуршал финскими газетами, а Сигне с головой ушла в английский журнал для женщин. Она не столько читала его, сколько проглядывала, время от времени швыряя в нас вопросы, которые мы старались подхватывать, как летающие тарелочки.

— Вот послушайте. — Сигне стала читать вслух. — «Она увидела Ричарда. Такие загадочные зеленые глаза, такая улыбка, свойственные только ей одной, были полны странных восхитительных обещаний. Она знала, что где-то в глубинах его одинокого сердца найдется место и для нее». Ну не прелестно ли?

— Думаю, что просто потрясающе, — изрек я.

— Правда?

— Конечно, он так не думает, — раздраженно бросил Харви. — Когда наконец ты уяснишь, что он профессиональный врун? Мастер обмана. Он пользуется ложью столь же легко, как Шекспир пятистопным ямбом.

— Спасибо, Харви, — наклонился я.

— Не обращай на него внимания, — утешила меня Сигне. — Он сходит с ума, потому что комикс с Поппи написан по-фински.

— С Рипом Кирби, — уточнил Харви. — Это единственный комикс, который я читаю.

К полуночи Сигне сделала какао, а затем все мы разошлись по своим комнатам. Дверь я оставил приоткрытой и примерно в четверть второго услышал шаги Харви в гостиной и бульканье, когда он вытащил пробку из оставшейся на столе бутылки. Стараясь не производить ни малейшего шума, он вышел через парадную дверь. Я наблюдал за ним из окна: он ушел один. Подойдя к дверям спальни Сигне, я послушал, как она беспокойно ворочается в кровати. Я решил, что красться вслед за Харви по пустым улицам — верх глупости, так что вернулся в постель, закурил и по размышлении вернулся к выводу, что прежде, чем исчезнуть, Харви конечно же вернется к Сигне. В гостиной послышались шаги, и кто-то постучал мне в дверь.

— Войдите, — сказал я.

— Ты хочешь чаю? — спросила Сигне.

— Да.

Она направилась на кухню. Я слышал, как чиркнула спичка и загудела газовая горелка, и продолжал валяться в постели. Вскоре Сигне снова появилась — на этот раз с подносом, на котором стояли чайник, сахар, тосты, молочник, розетка с медом и чашки с золотым ободком.

— Еще нет и двух часов, — запротестовал я.

— Я люблю перекусывать ночью. — Сигне налила мне чаю. — С молоком или с лимоном? Харви ушел. — На ней была его старая пижама, застегнутая всего на две пуговицы. Сверху она набросила шелковый халатик.

— Знаю, — кивнул я. — С молоком.

— Хотя он вернется. Отсутствовать он будет недолго.

— Откуда ты знаешь? Нет, сахару не надо.

— Он не взял с собой ту старую пишущую машинку. Без нее он никуда не ездит. Он хочет жениться на мне.

— Восхитительно.

— Конечно, это не предел мечтаний. И ты знаешь, что тут нет ничего восхитительного. Вовсе он меня не любит. Он сходит по мне с ума, но вовсе не любит. Он сказал, что дождется меня. Но какая девушка будет тратить время на человека, который готов ждать ее? Да и в любом случае он собирается жить в России.

— Ясно.

— В России. Ты понимаешь? В России!

— Слышу.

— Можешь ты представить себе, что мне — финке — придется жить среди русских?

— Вот уж чего не знаю. — Я смотрел на нее с нежностью.

Она присела ко мне на кровать.

— В последний день Зимней войны, когда уже подписали перемирие, в полдень огонь должен был прекратиться. Оставался всего час, и финские солдаты собрали свое оружие, и те из них, что не стояли на передовой, начали отходить. Все дороги в тылах войск сразу заполнились гражданскими, солдатами и лошадьми, все радовались, что война окончилась, хотя нам пришлось отдать русским нашу милую Карелию. И за пятнадцать минут до полудня русские начали бомбардировку. Говорят, что такой мощной бомбардировки не случалось за всю войну; в последние пятнадцать минут войны погибли тысячи финнов, многие остались калеками и спаслись, чтобы рассказать нам, как это произошло. — Она улыбнулась. — Так что русских я хочу видеть только через телескопический прицел.

— Может, тебе стоило бы четко изложить Харви свою точку зрения вместо того, чтобы поддерживать его иллюзии.

• Предыдущая
• 54/65
• Следующая