Мозг стоимостью в миллиард долларов - Дейтон Лен - Страница 23

• Предыдущая
• 23/65
• Следующая

— Я вам верю. Но как подсказывает мой опыт, откровенно злых людей не так уж и много. Просто они бывают плохо информированы, запутались или же невежественны.

— В России наши люди, — твердо заявил полковник Сток, — достаточно широко информированы.

— Многие считают, что вода безвкусна, — заметил я, — потому что они рождаются с полным ртом воды, с которой так и не расстаются.

Сток промолчал.

— В «Европейскую»! — крикнул он водителю. Машина снялась с места. — Мы подвезем вас к гостинице. Не самая лучшая ночь для прогулок.

Я не стал спорить. Если ночь в самом деле не подходит для прогулок, кому, как не Стоку, знать об этом.

В составе Советского Союза было пятнадцать республик. В каждой из них — своя коренная национальность, свои экономика, флаг, свои Верховный Совет и кабинет министров, а также, что самое важное, они располагались между тем пространством, которое называется Россией, и всем остальным миром. В состав трех прибалтийских республик входили Эстония, Литва и Латвия. Они тесно прижались друг к другу, и их омывали воды Балтийского моря, как Швецию и Финляндию.

392-й рейс «Аэрофлота» доставил меня из Ленинграда в Ригу. Самолет стартовал в два пятьдесят. Его заполнили люди в тяжелых зимних пальто и меховых шапках, которые постоянно советовались, стоит ли оставлять верхнюю одежду в небольшом гардеробе у кабины пилотов. С нумерацией мест произошла небольшая неразбериха: на мое место претендовали еще две женщины, которые держали на руках свои пальто, а у одной из них был плачущий ребенок. С нами разобралась удивительно красивая стюардесса, которая успокоила страсти и попросила товарищей не курить.

Пропустив под крылом завод «Электросила», самолет оставил за собой дымные пригороды Ленинграда. Их каменные дома уступили место большим бревенчатым избам, которые встречались все реже и реже, пока до самого горизонта не распростерлись замерзшие болота. Морозы погрузили землю в сон, и снег покрывал ее подобно грязному рваному савану. С правого борта медленно проплывало озеро Пейпус, или Ладожское, на льду которого состоялась великая битва Александра Невского с рыцарями Тевтонского ордена, пробивавшимися на восток. И конные рыцари в тяжелом вооружении вместе с лошадьми, проломив лед, ушли в глубокую черную воду.

Стюардесса в аккуратном мундирчике — скорее всего, западного покроя — раздала целлофановые пакетики для авторучек и пластиковые стаканчики с лимонадом. Я улыбнулся ей, и она вручила мне экземпляр «Правды». Местность под нами состояла из россыпи огромных бело-коричневых пятен. Над Рижским заливом мы начали снижение, нацеливаясь на военный аэродром. Два пассажира передо мной узнали свой дом и приглашали меня взглянуть на него. Мы кивали друг другу, улыбались и показывали вниз, где, сорвавшись со взлетной дорожки, стремительно поднялся в небо двухместный истребитель.

— Вы из Лондона? — спросила стюардесса, предлагая мне поднос с леденцами.

Поблагодарив ее, я взял один.

— Я знаю стихи о Лондоне, — сказала она.

— А я о Риге, — ответил я ей.

Кивнув, она прошла дальше. Самолет заходил по глиссаде на ровное поле, по краям которого стояли радары.

Гостиница «Рига» построена на месте старого «Hotel Rome», напротив оперного театра. Повсюду встречались женщины, убиравшие снег, и солдаты в мятом, выцветшем обмундировании и грязных сапогах. По улицам громыхали длинные вереницы грузовиков, словно стоял сорок четвертый год и части отступающего вермахта находились всего в паре миль от города. Иллюзию дополняли вывески на двух языках — латышском и русском. Несмотря на все усилия дворников, снег продолжал засыпать улицы, и его хлопья, подхваченные резким зимним ветром, летели подобно трассирующим пулям. Я отвернулся от окна и сел на кровать.

Еще был день, но я, даже не раздеваясь, провалился в сон и проснулся лишь без пятнадцати восемь вечера. Помывшись, переоделся и пошел бродить по старому городу с его странными средневековыми зданиями, напоминающими голливудские декорации для фильма с участием Греты Гарбо. Я миновал собор и вышел к тому месту, где трамвай, повернув, идет на другой берег Даугавы; неподалеку из воды торчали быки некогда взорванного моста. И снова я вернулся в лабиринт узеньких улочек, где старые дома жались друг к другу как бы в поисках тепла. За мной никто не следил. Я предположил, что мои тени примерно знали, сколько времени мне потребуется для прогулки, и, не исключено, использовали эту возможность, чтобы порыться в моем багаже. После холодных мощеных улиц ресторан гостиницы встретил теплом и шумным весельем. Маленький оркестр играл «Огни Москвы», официанты позвякивали приборами, сервируя столы, и стояла атмосфера всеобщего возбуждения, как бывает в театре, когда оркестр начинает настраивать инструменты. Сияя улыбкой, официант провел меня к угловому столику с табличкой «Только для интуристов» и предложил меню на английском языке. Оно было мятым и грязным.

Этот ресторан ничем не отличался от многих своих собратьев по всему Советскому Союзу, хотя, может быть, интерьер тут несколько выигрывал. Натертый паркет блестел, столовое белье хрустело от крахмала, и на официантах сверкали чистые манишки. У окна располагалась какая-то африканская делегация, а за банкетным столом у танцплощадки виднелись лица обитателей Юго-Восточной Азии, которые кивали каждому слову их русских хозяев. Тут и там сидели компании армейских офицеров в мешковатых брюках и сапогах; у каждого из них на груди красовался набор блестящих значков и позвякивающих медалей. Стоило оркестру завести мелодию, не менее полудюжины мужчин, нетвердо держась на ногах, отправлялись по залу приглашать женщин на танец. И довольно часто те не столько отказывали кавалеру, сколько просто опасались принять приглашение крепко выпившего человека. Я заказал сто грамм водки, красной икры и порцию черного хлеба. Ел я неторопливо, наблюдая за танцплощадкой и пытаясь определить, кто из женщин — русские жены тех, кто отбывает тут службу, а кто латышки.

Взлохмаченный человек в рубашке с оторванным воротом и большим пакетом в руках сел напротив меня. Он попросил прикурить, и я предложил ему свой «Голуаз». Он внимательно рассмотрел сигарету, поблагодарил меня и чиркнул спичкой. Не англичанин ли я, спросил он и выслушал объяснение, что я ирландец. Он сообщил, что сейчас не самое лучшее время года для посещения Риги. В июне, сказал он, вот когда надо приезжать сюда. И заказал еще двести грамм водки.

Один из офицеров за соседним столиком обратился к моему собеседнику.

— Деловой?

Он наклонился ко мне.

— Им нужны ананасы.

— В самом деле?

— Да, — кивнул он, — а лучшие в городе есть только у меня.

Мы смотрели, как один из офицеров, невысокий, с буйной гривой волос, с эмблемой танковых войск на золотых погонах, выбирался из-за стола. Остальные офицеры поддразнивали его, но тот не улыбался. Он пересек весь зал ресторана и подошел к длинному столу у танцевальной площадки, за которым сидела делегация. Щелкнув каблуками, он отвесил короткий поклон обаятельной девушке с евроазиатскими чертами лица. Она встала, и они станцевали безукоризненный фокстрот, скользя меж парами, которые изображали какие-то странные телодвижения. По окончании танца он проводил ее к коллегам из делегации и вернулся в наш конец, что-то шепнул на ухо моему растрепанному соседу, и тот вручил ему предмет, завернутый в старую «Правду». Она скрывала большой ананас. Несколько купюр перешли из рук в руки.

Сосед подмигнул мне.

— В вашей стране тоже трудно с ананасами? — спросил он.

Я наблюдал, как офицер преподносит этот фрукт девушке.

— Нет, насколько мне известно, — сообщил я. — А как вам, единственному, удается их получать?

Он выразительно помахал пальцем перед носом.

— Вожу их из Джакарты. Я летчик «Аэрофлота». — Оркестр заиграл «Когда святые маршируют». — Моя любимая песня, — сказал летчик. — Пойду найду девушку потанцевать. — Он попытался изобразить танцевальные па движениями пальцев на скатерти и чуть не опрокинул графин с водкой, после чего, пошатываясь, встал. — Постереги мой ананас, — попросил он.

• Предыдущая
• 23/65
• Следующая