Лошадь под водой (Кровавый круг) - Дейтон Лен - Страница 5

• Предыдущая
• 5/53
• Следующая

В этот день я закончил свой отчет для кабинета министров по плану Страттона. План предусматривал создание для Лондона новой сети информаторов. Их следовало привлечь из операторов телефонной и кабельной связи или телексов, а также из инженеров-ремонтников, работающих в различных отделах иностранных посольств. Я предлагал создать агентства по трудоустройству за границей, которые занимались бы подбором, специалистов такого профиля. Помимо изложения новой идеи, мой отчет содержал описание оперативной части – планирование, связь, «обрывы»[6], «почтовые ящики»[7], систему контроля[8]и, что важнее всего для кабинета, предполагаемые расходы.

Джин закончила печатать отчет в восемь тридцать вечера. Я запер его в стальной «ящик доставки», включил инфракрасную систему защиты и установил телефон в положение «запись».

За соседней дверью находился наш собственный специальный телефонный аппарат «Привидение», который мог использоваться как правительственная связь. Тот, кто набрал наш номер даже по ошибке, через полминуты слышал сигнал вызова; ночной оператор беседовал с тем, кто звонил, и только после этого раздавался звонок нашего телефона.

В этом были свои преимущества: я, например, мог набрать номер «Привидения» с любого телефона, и оператор связал бы меня с кем угодно в мире, не привлекая внимания.

Джин убрала ленты пишущей машинки в сейф. Мы пожелали спокойной ночи Джону – ночному дежурному, и я положил билет на самолет БЕА – 062 в карман пальто.

Джин рассказала мне, что приобрела для своей квартиры ковер, и обещала приготовить к моему приезду обед. Я попросил ее не оставлять отчет по плану Страттона у О'Брайена и подсказал ей три способа, как избежать этого, извинившись перед ним. Она попросила поискать в Испании для нее зеленый замшевый пиджак тридцать шестого размера.

Автобус аэропорта протискивался сквозь скопление машин, натриевые лампы освещали путь к зданию вокзала. Замерзшие пассажиры держали в руках свои пятишиллинговые билеты, а один или два из них пытались читать газеты при мутном свете. Сверкающие огнями автомобили с раскачивающимися на лобовых стеклах игрушками проскакивали мимо. За машинами следовали призрачные тени из белых брызг.

В здании аэропорта все оказалось закрыто, и в целях экономии половина электрического освещения выключена. А ведь мы заплатили за него в аэропорту налог! Длинная узкая очередь пассажиров медленно проползала таможню, расположенную в центре зала. Иммиграционные служащие, с беспристрастной неприязнью к иностранцам, сравнивали лица с фотографиями в паспортах. Блондинка с размазанной косметикой исполняла для нас с помощью шариковой ручки веселую мелодию на своих зубах. Затем нас запечатали в большом алюминиевом брюхе самолета.

В первом ряду салона сидел коренастый человек в пластмассовом дождевике. Его красное лицо показалось мне знакомым, и я попытался вспомнить, в какой связи? Он громко возмущался плохим кондиционированием воздуха в самолете.

Вокруг нас аэропорт поблескивал цветными огнями и знаками. В салоне те, кто посильнее, боролись за места у окон и завоевывали их. Лежали наготове пакеты для тех, кому могло стать плохо; на температурном табло стрелка стояла на отметке «жарко». Стартеры включились, освещение из-за этого стало вдвое слабее, начали проворачиваться лопасти пропеллера. Большие двигатели разогнали влажный воздух, взревели и подняли нас в черное пространство ночи.

Включился автопилот; белые пластиковые чашечки плясали и содрогались на маленьком откидном столике перед моим креслом, толкая и роняя пластмассовые ложки и большие, завернутые в бумагу куски сахара.

Я видел спину коренастого мужчины. Он что-то кричал. Пытаясь вспомнить всех, кто имел отношение к картотеке материалов по таянию льда, я подумал: а проверил ли Доулиш этого человека?

Высота восемь тысяч футов. Под нами зеленые вены улиц, освещенных в ночи неоновыми лучами. Затем только темное море.

Тонкие сырые ломтики хлеба беспомощно цеплялись за столик. Я съел один. В знак поощрения стюард налил горячего кофе из нагретого металлического кофейника. Плеяда огней смешивалась с льдинками звезд, разбросанных в пещерах неба.

Я дремал, пока не раздался звук «плонк-плонк» – шасси коснулись земли. Лампы в салоне зажглись в полную мощность, заставляя пассажиров открыть сонные глаза. Пока самолет приземлялся и подруливал к стоянке, возбужденные туристы хватали прошлогодние соломенные шляпы и бросались к выходу.

– Доброй ночи, сэр, спасибо, доброй ночи, сэр, спасибо, доброй ночи, сэр, спасибо. – Этими словами стюардесса провожала всех выходивших пассажиров.

Коренастый человек протолкался через весь самолет и подошел ко мне.

– Вы номер двадцать четыре? – крикнул он.

– Что? – нервно спросил я.

– Вы номер двадцать четыре. Я никогда не забываю лиц.

– Кто вы?

Его лицо сморщилось в разочарованной улыбке.

– Вы меня знаете, – прокричал он. – Вы живете в квартире номер двадцать четыре, а я – Чарли, молочник.

– О да, – пробормотал я. Это был молочник с глухой лошадью. – Отдыхай хорошо, Чарли! Когда вернешься, мы все уладим.

«Машины на Коста-дель-Соль», – сообщили из громкоговорителя.

Таможенники и иммиграционные чиновники сонно кивнули и поставили в паспорте штамп: «Тридцать дней».

Я опять увидел квадратную, плотную спину англичанина, пробивавшегося к автобусам на Коста-дель-Соль.

– Добро пожаловать в Гибралтар, – приветствовал меня Джо Макинтош, наш человек в Иберии.

По почти пустым улицам Джо повез меня в гостиницу для семейных морских офицеров. Было три часа сорок пять минут утра. Мы ехали по Еуропа-роуд, мимо военного госпиталя. На набережной два офицера, агонизируя, выташнивали свой путь к пристани, а третий сидел на тротуаре возле отеля «Куин».

– Кровь, рвота и алкоголь – вот что следовало бы изобразить на мундирах военных, – поморщился я, обращаясь к Джо.

– Так почти везде, – ответил он кисло.

После того как мы выпили по рюмке, Джо обещал приехать снова утром прежде, чем отправится дальше. Я лег спать.

Мы позавтракали в столовой, и вода не показалась мне такой соленой, как я запомнил ее. Джо уточнил некоторые детали.

– Об этих фальшивках я слышал уже несколько лет тому назад; время от времени их выносит море.

Я кивнул. Джо набросал маленькую карту. Он открыл бумажник и вынул листок, вырванный из школьной тетради. На нем изображался некий намек на юго-западную часть Иберийского полуострова. Гибралтарский пролив находился в нижнем правом углу, а Лиссабон – наверху слева. Вдоль побережья тянулись мелкие крестики, нарисованные чернильным карандашом. Стокилометровая дорога между Сагришем и Фару извивалась вдоль залива. Маленькие пометки Джо напоминали пузырьки, образующие кривую линию.

Джо начал рассказывать мне о проведенной им подготовке.

– Самый близкий от затонувшей лодки город – Албуфейра, вот здесь...

Джо не очень сильно изменился с тех пор, когда он, высокий мускулистый лейтенант разведки, прибыл в Лиссабон в качестве моего помощника в 1942 году.

– ...Вот список всех подводных лодок, потерпевших крушение между Сагришем и Уэльвой и... – Много молодых разведчиков стремившихся за неделю поставить на колени Ось появлялось в Лиссабоне в 1941 – 1942 годах. Большинство из них пало жертвой простейших ловушек, расставленных службой безопасности, или они вступали в перебранку с немцами в кафе. Такое было время: мы вылавливали их новичков, а они – наших.

Старики же, те, кто удержался там более трех месяцев, обменивались со своими противниками, выполнявшими такую же миссию, сардоническими улыбками над чашечками черного кофе... – ...и я использовал итальянского гражданского подводника, с которым работал раньше. Сейчас он, пожалуй, лучший водолаз в Европе. Если ты проведешь эту ночь в городе, который я здесь пометил, то позвоню ему и попрошу встретиться там с тобой. Пароль: «Беседа». Я поеду другим путем.

• Предыдущая
• 5/53
• Следующая