Цезарь, или По воле судьбы - Маккалоу Колин - Страница 45
- Предыдущая
- 45/47
- Следующая
– Заперся в своем доме, после того как к нему пришли с фасциями.
– Тогда, – сказал Катон, – мы войдем к нему со двора.
После сорока лет крепкой дружбы Цицерон и Аттик поссорились. Цицерон, всегда страшно боявшийся Публия Клодия, воспринял весть о его смерти с восторгом, а Аттик искренне горевал.
– Я не понимаю тебя, Тит! – кричал Цицерон. – Ты один из самых влиятельных всадников в Риме! Ты огребаешь проценты с каждого римского предприятия, Клодий сделал бы тебя своей главной мишенью! А ты скорбишь по нему, как по близкому человеку! Я вот не скорблю! Наоборот, я рад!
– Никто не должен радоваться преждевременной потере Клавдия Пульхра, – твердо сказал Аттик. – Он был братом одного из моих самых дорогих друзей, Аппия Клавдия. Он был умен и достаточно образован. Мне нравилось бывать в его компании, и я буду скучать без него. И мне жаль его маленькую жену, которая так любила его. – Костлявое лицо Аттика стало задумчивым. – Страстная любовь редко встречается, Марк. Она не заслуживает, чтобы ее обрывали в самом расцвете.
– Фульвия? – взвизгнул в ярости Цицерон. – Эта вульгарная шлюшка? Имевшая наглость брюхатой являться на Форум и костерить противников своего муженька! Стыд, да и только! О Тит, перестань! Она, возможно, и внучка Гракха, но Семпронии и Фульвии вряд ли ею гордятся!
Аттик вдруг сжал губы и встал:
– Иногда, Цицерон, ты ведешь себя как махровый ханжа! Ты должен быть осторожен: за твоими арпинскими ушами все еще торчит солома! Ты хуже грязной сплетницы с окраины Лация и даже не помнишь, что ни один Туллий не осмеливался сунуть нос в Рим, когда Гай Гракх расхаживал по Форуму!
И он покинул гостиную, оставив хозяина в совершеннейшем изумлении.
– Что с тобой? И где Аттик? – пролаяла с порога Теренция.
– Думаю, побежал к Фульвии, чтобы плясать перед ней.
– Но она ему всегда нравилась. Хотя бы тем, что с пониманием относилась к его пристрастию к мальчикам.
– Теренция! Аттик женат, у него есть ребенок!
– Разве это что-то доказывает? – строго вопросила Теренция. – Право, Цицерон, ты стареешь.
Цицерон вздрогнул, поморщился, но ничего не сказал.
– У меня есть к тебе разговор.
Он показал на дверь своего кабинета:
– Пройдем туда? Там нас не услышат.
– Мне все равно.
– Тогда, может быть, останемся здесь, дорогая?
Она бросила на него подозрительный взгляд, но решила ссоры не затевать.
– Туллия хочет развестись с Крассипом.
– Ну что там опять случилось? – раздраженно поморщился Цицерон.
Некрасивое лицо Теренции сделалось совершенно непривлекательным.
– Бедная девочка совсем извелась, вот что случилось! Крассип относится к ней как к собачьему дерьму, в которое нечаянно вляпался! И где те надежды, что он подавал? Он лентяй и дурак! Это же ясно. Хотя ты этого почему-то не понимаешь.
Цицерон нервно потер руками лицо:
– Теренция, я давно знаю, что он – полный ноль, но этот развод снова ввергнет меня в большие финансовые проблемы. Шутка ли, собрать Туллии очередное приданое? Крассип ведь не отдаст полученные от меня деньги. Сотни тысяч сестерциев пропадут, а мне снова придется собирать для нее приданое! Она не может оставаться одна, как Клодия. Разведенная женщина в Риме – мишень для сплетен!
– А я и не говорю, что она хочет жить в одиночестве, – с загадочным видом проговорила Теренция.
Цицерон, думая о приданом, не вник в подоплеку этого замечания:
– Ах, она очень хорошая девочка и, к счастью, весьма привлекательная. Но кто к ней теперь посватается? После двух мужей в свои двадцать пять она так и не родила. Теренция, слушай, она не бесплодна?
– В этом отношении у нее все в порядке, – уверенно заявила Теренция. – Пизон Фруги был так болен, что совсем обессилел, а Крассип сам не хочет детей. Туллия нуждается в настоящем мужчине. – Теренция неожиданно фыркнула. – Если она найдет такого, ей повезет больше, чем мне.
Цицерон не услышал насмешки, он вдруг вспомнил одно имя. Почему – непонятно. Просто вспомнил. Стопроцентный патриций, богач. И уж наверняка горазд на все прочее.
Он просиял, забыв и об Аттике, и о Фульвии:
– Я знаю такого человека! Не нуждающегося в солидном приданом! Это Тиберий Клавдий Нерон!
Тонкогубый рот Теренции округлился.
– Нерон?
– Нерон. Он очень молод, но метит в консулы.
– Бред! – прорычала Теренция и ушла.
Цицерон пораженно мотнул головой. Да что с ним сегодня? Что стряслось с его золотым языком? Он никого не может ни в чем убедить. Это все Клодий.
– Это все Клодий! – сказал он вошедшему Марку Целию Руфу.
– Я знаю, – усмехнулся Целий, обнимая друга за плечи и подталкивая в сторону кабинета. – Почему ты не в кабинете? Или ты теперь держишь вино здесь?
– Нет, вино там, – облегченно вздыхая, сказал Цицерон.
В кабинете он наполнил вином две чаши, добавил в них воды и спросил:
– Что привело тебя? Тот же Клодий?
– Отчасти, – ответил Целий, хмурясь.
По выражению Теренции, он тоже был настоящим мужчиной. Высоким, достаточно красивым и достаточно мужественным, чтобы привлечь к себе сестру Клодия Клодию и удерживать ее в течение нескольких лет. А потом – оттолкнуть, чего Клодия ему не простила. В результате был громкий суд, но Целия защищал Цицерон. Он столь красочно описал скандальное поведение потерпевшей, что жюри с удовольствием отмело обвинение в покушении на убийство Клодии. Обвинения множились, но Целий вышел сухим из воды. Публий Клодий пришел в ярость, но ничего с этим поделать не мог.
В этом году Целий был плебейским трибуном в коллегии, которая в большинстве своем выступала за Клодия и против Милона. Но Целий упорно стоял за Милона.
– Я видел Милона, – сообщил он, устроившись удобнее.
– Это правда, что он опять в городе?
– Да. Залег на дно и выжидает, в какую сторону подует ветер. Очень недоволен Помпеем, покинувшим Рим.
– Всех, с кем я говорил, удручает смерть Клодия.
– Меня – нет! – резко ответил гость.
– Хвала богам! – Цицерон покрутил в чаше вино, посмотрел на него, вытянул в трубочку губы. – И что Милон намеревается делать?
– Начать собирать голоса. Он хочет стать консулом. Мы долго беседовали и согласились, что лучше всего ему вести себя так, словно ничего экстраординарного не произошло. Клодий встретил Милона на Аппиевой дороге и напал на него. Он был жив, когда Милон счел за лучшее отступить. Вот как все было.
– Ну-ну!
– Как только запах гари на Форуме улетучится, я созову плебейское собрание, – сказал Целий, протягивая свою чашу за очередной порцией разбавленного вина. – Пусть Милон сам разъяснит им подробности дела.
– Отлично!
Они помолчали. Потом Цицерон неуверенно произнес:
– Надеюсь, Милон освободил всех рабов, что там были.
Целий усмехнулся:
– О да! Иначе их пытали бы. А под пыткой можно сказать что угодно. Поэтому Милон их освободил.
– Надеюсь, до суда не дойдет, – сказал Цицерон. – Не должно бы дойти. Самозащита есть самозащита.
– Суда не будет, – уверенно сказал Целий. – К тому времени как изберут преторов, чтобы разобрать это дело, все уже позабудут о нем. Одно хорошо в нынешней анархии: если какой-нибудь плебейский трибун, например Саллюстий Крисп, попытается организовать судилище прямо сейчас, я наложу вето. И скажу Саллюстию, что я думаю о том, кто использует несчастный случай, чтобы отомстить человеку, некогда подвергшему его порке за посягательства на добродетель своей жены.
Они улыбнулись.
– Хотел бы я точно знать, какова роль Помпея во всем этом, – раздраженно сказал Цицерон. – Он сделался таким замкнутым, скрытным.
– Помпей Магн страдает от чрезмерно раздутого самомнения, – ответил Целий. – Я никогда не считал, что Юлия оказывала на него положительное влияние, но теперь, когда ее нет, пересмотрел свое мнение. При ней он был собран, деятелен и не лез ни в какие дрязги.
– Я склонен поддержать его выдвижение на пост диктатора.
- Предыдущая
- 45/47
- Следующая