Костяной Скульптор. Часть 2 (СИ) - Розин Юрий - Страница 14

Ну что же. От того будет только приятнее ее победить!

Ну что можно сказать… сегодня в лагере будет немало вопящих от боли, катающихся по земле, стонущих и просящих их прикончить людей. Потому что Веск был прав на все сто, сражаться умертвия умели. Мне вообще было не слишком понятно, как против них выстаивали простые воины, пусть и Солдаты, не обладающие ни моими навыками, ни силой, явно большей чем у только вступивших в этот ранг. Видимо дело было в поддержке окружающих бойцов, все-таки вовремя посланное заклинание или умело пущенная стрела могли сделать очень многое. Даже если бы никакого реального урона нанести нежити не получилось, отвлечь и сбить плавные движения с ритма – вполне. А это уже немало.

У меня же такой помощи не было, а птичек решил до поры до времени не подключать, было интересно посмотреть на что умертвие способно. За что и поплатился, уже в первые же секунды боя получив неглубокую, но все-таки рану на тыльной стороне ладони, одном из немногих мест, не защищенных броней. К счастью, боли я так и не почувствовал, еще один плюс мертвого тела, но плоть вокруг места ранения стала быстро чернеть, так что проклятие работало, просто на меня не подействовало.

Случилось же это из-за того, что нежить, как оказалось, способна не только парить в воздухе, но и от него же отталкиваться. Благодаря чему, заложив странный для обычного бойца вираж, умертвие, дождавшись моей безуспешной атаки, повернув тело почти горизонтально, согнуло ноги и рвануло ко мне на скорости выпущенной из лука стрелы. Теперь понятно, что не слишком большие площадки для боев с ними созданы такими не ради экономии территории, а чтобы не давать тварям разгоняться.

Как-то мне не верится, что это умертвие такое уж тупое. Хватило же ему мозгов атаковать именно туда, где не было защиты доспеха. Над головой, тем временем, начали раздаваться пока нечастые, но от того не менее громкие писки моих и вражеских птичек. Просто так мне никто уничтожить тварь не даст, это было очевидно.

А еще мне кажется, что эта нежить умнее чем все думают потому, что после первой атаки оно не спешило продолжать. Наоборот, я отчетливо ощущал сосредоточенные на мне взгляд сияющих белым глаз, явно выжидающих, когда я начну корчиться от боли. Выкуси, тварь, я тоже мертвый. Не знаю, поймет ли умертвие то, что я собирался сделать, но, тем не менее, я все равно поднял поврежденную руку так, чтобы оно увидело рану и направил в нее энергию конструкта. Для меня энергия смерти была все равно что лечебное заклинание для людей и эффект не заставил себя долго ждать. Поначалу чернота начала спадать, а через несколько секунд и ранка, по сути совсем неглубокая, уже показала признаки заживления.

И тварь все отлично поняла. Потому что, взревев так, что тигры второго этажа стыдливо поджали бы хвосты и спрятались куда подальше и потемнее, снова ринулось на меня, уже с явно совсем иными намерениями. Неужели никто до сих пор не понял, что они имеют разум? Странно все это, конечно… но думать было некогда!

Черт, как же я хочу уметь также… несмотря на свою отталкивающую для любого живого внешность и неслабую опасность, умертвие двигалось по-настоящему красиво. Даже, я бы сказал, грациозно. И огромную роль в этом играла именно его способность использовать воздух как опору. После примерно минуты боя, за который на моей броне появилось несколько длинных царапин, я смог выяснить принцип. Это умение не было перманентным, более того не могло применяться слишком уж часто, но от того становилось понятно, что мастерство твари в его применении только больше, чем могло показаться поначалу. Уже не знаю как именно, но оно могло создавать под ногами нечто вроде подставки, либо реагирующей лишь на само умертвие, либо размером ровно по его стопам. Последнее стало понятно, когда я в очередном довольно опасном эксперименте попытался сам оттолкнуться от этой опоры, поднырнув под тварь снизу в подходящий момент. Результатом стало скольжение на заднице по не самому ровному каменному полу и еще три длинных царапины на груди оставленных когтями на пальцах ног нежити. И отделался я так просто лишь потому, что несколько моих птичек вовремя налетели на морду умертвия, лишив то зрения, пусть и всего на ту секунду, что тварь убивала моих миньонов.

В конце концов мне надоело ставить над собой и летучей нежитью эксперименты. Да и количество моих подчиненных довольно быстро уменьшалось усилиями стаи противника. Выудив из-за спины щит, которым я не пользовался ради лучшей координации движений, я, отскочив на десяток метров, принял боевую стойку.

Однажды, еще на третьем этаже, я решил попытаться выяснить, откуда в моем разуме рождаются знания о том, как обращаться с тем или иным оружием, а тем более как появляется, скажем так, мышечная память о том же. Ведь одно дело – просто уметь сражаться и совершенно другое – выжечь эти навыки на собственном теле, чтобы оно само, без команды, производило то или иное действие. Чтобы удары, блоки, уходы, контрудары, финты и обманки стали такими же очевидными и понятными, как дыхание и ходьба. А у меня появлялось именно второе.

Результаты наших с Веском опытов, которые скорее были просто боями без особо понятных целей и смысла, стало понимание того, что ничего непонятно. Конечно, это утрирование, но до каких-либо конкретных ответов я не подобрался даже на расстояние пушечного выстрела. Максимум – смутные предположения и догадки. Я перепробовал множество разных типов оружия, от коротких кинжалов то тяжелых двуручных топоров. Весь инвентарь был любезно предоставлен обобранными приключенцами.

Не было такого оружия, которое не лежало бы в ладони как влитое и с которым уже после десятка минут спарринга я не свыкался как с лишней рукой. И мои навыки во владении большинством из опробованного у меня были примерно на уровне Веска, за редкими исключениями. Мастерство в чем-то позволяет судить о своих способностях объективно и трезво, так что подобные выводы были вполне обоснованными. Однако разница все-таки была. Колющее оружие типа стилетов и рапир, да, еще находились дураки, сражающие этим с нежитью, поддавалось хуже всего. Оно было единственным, кроме луков, арбалетов и всякой экзотики типа мягких клинков, в управлении с которым я ощущал некий дискомфорт. А вот в обращении с дробящим оружием почти всех типов я показывал лучшие результаты. Мечи, топоры, цепы и все в том же духе было где-то посередине. И еще раз, “посередине” означало в моем случае “уровень мастера с многолетним стажем”. Палицы, булавы и дубины, несмотря на внешнюю незамысловатость, в моих руках порхали как палочка в пальцах профессионального дирижера. И да, со щитами я тоже был на Ты, тогда как парное оружие поддавалось куда хуже.

Не стоит думать, что таким образом я хвастаюсь. Это было бы уместно, если бы все эти навыки я получил путем упорных и долгих тренировок, как сам Веск. А вот так, просто выуживая навыки из воздуха, я походил на ребенка, получившего в подарок кучу игрушек. Расписанные лучшими художниками оловянные солдатики, живая лошадка, собственный маленький замок… Да, игрушки великолепные и то убожество, с которым бегают по улицам дети местной бедноты не идет с ним ни в какое сравнение, но купил-то их не я. Это просто результат чего-то, что ребенок не понимает и хвастаться подобным – верх ребячества.

Просто нужно понимать, что с тяжелой железной палицей в одной руке и средним щитом, за которым при необходимости можно спрятать голову, на другой, я находился на пике своих способностей при прочих равных. Надеюсь, однажды я смогу понять или вспомнить, благодаря чему мое тело способно на такое, потому что тогда и улучшить эти навыки не будет чем-то нереальным. А пока что я рассчитывал с помощью этих, пусть и не совсем моих навыков, накостылять умертвию по его клыкастой черепушке.

Рывок с выставленным вперед щитом. Левая рука расслаблена, готовая в последнее мгновение напрячься и либо встретить удар когтистых пальцев, либо уже самой, коротким и резким движением, ударить щитом противника в грудь. Правая, удерживая палицу параллельно земле, тоже ждала лишь краткого сигнала, чтобы нанести один из великого множества ударов. Спина прямая, ноги напряжены и даже при толчках не думают распрямляться до конца, шея, наоборот, расслаблена, чтобы позвоночник оставался подвижным и гибким.