Игрушка Ворона (СИ) - Драч Маша - Страница 33

Уставившись в окно «Мерседеса», я отчетливо поняла, что, то странное, неописуемое обычными человеческими словами чувство, которое во мне поселил Вадим, делает меня эгоисткой. Самой настоящей эгоисткой, страшным человеком! Меня ломает только от одного осознания, что дверь в жизнь Воронова для меня всего лишь приоткрыта на пару сантиметров. А мне хочется большего. И эта нездоровая жажда того самого «большего» выжигает меня. Хочется ударить Вадима за его трехнедельное молчание, вчерашний приказной тон и то, что меня сейчас везут к нему, а я даже понятия не имею, всё ли с ним нормально. Но в то же время хочется его зацеловать до удушья, обнять так сильно, чтобы косточки захрустели, запустить пальцы в идеально причесанные черные волосы с проседью и уничтожить такую ненавистную мне прическу. Это вообще нормально? Нормально, когда один и тот же человек вызывает в тебе противоположные друг другу чувства?

«Мерседес» остановился у знакомой уже мне высотки. Лифт, холл, знакомая дверь. Ирина открывает ее для меня, пропуская внутрь. Я переступила порог, легкие сжались, не получалось дышать, потому что, я не понимала, чего мне ожидать. Через секунду в коридоре появился Вадим. Почему-то немного бледный, одетый в неизменные черные брюки и белую рубашку. Живой, хотя я почему-то думала, что застану его при других обстоятельствах, например, лежащего в кровати. Но, к счастью, нет.

- Доставила в целостности и сохранности, - заявила Ирина, будто настоящий солдат, который отчитывается перед своим капитаном.

- Спасибо, - тихо ответил Вадим, изучая меня взглядом своих глаз-льдинок. – Можешь быть свободной.

Ирина беззвучно покинула помещение, а я продолжила стоять на одном месте, всё еще не способная дышать. Так странно это, когда не получается дышать рядом с человеком, который и днем, и ночью отнимает все твои мысли.

- Я думала с тобой, что-то случилось, - произнесла я, сжимая и разжимая свои руки.

- А если это не так, то ты сюда бы не приехала? – он спрятал свои ладони в карманах брюк.

- Получается, ты меня обманул? – я прищурилась. Ну, конечно! Какая же я тупица! Решил меня обманом выманить! Не думала, что ворон бывает настолько жестокой птицей.

Сложив в своей голове два и два, я поджала губы и набросилась на Вадима, будто дикая кошка, молотя его руками.

- Ах ты, подлый врун! – я била Воронова куда приходилось, он почему-то не сопротивлялся. – Три недели игнорировал меня, а теперь еще и нагло врешь! – кричала я и барахталась, ощутив, что Вадим поднял меня на руки. – Поставь на место! Не хочу тебя видеть! Поставь!

Он ничего не ответил, просто смотрел на меня, позволял себя бить, а затем в самый неожиданный момент впился в мои губы жестким, подчиняющим поцелуем. Я растерялась, убежденная, что не так всё это должно кончиться. Вадим прижал меня к первой попавшейся стене, продолжая крепко удерживать на весу. Я всё еще злилась, но теперь эта злость выплеснулась не в битье, а в поцелуи – жадные, животные, даже болезненные. Я впилась пальцами в лицо Воронова, продолжая целовать, ласкать его язык своим. Это не было похоже на наши прежние поцелуи, нет здесь ни нежности, ни ласки, только нечто странно-дикое, пошлое.

Вадим стащил с меня куртку и швырнул ее куда-то в сторону. Чтобы не упасть, я переместила руки на сильные плечи, продолжая принимать поцелуи, что теперь больше напоминали укусы.

- Хочу тебя, - хрипло прошипел Воронов, перенося меня в гостиную на диван.

- Бери, - зачарованным, полупьяным голосом ответила я.

Свитер и джинсы отправились тоже куда-то на пол. Я хотела раздеть Вадима, но он мне не позволил, перехватил мои руки и резко перевернул на живот. Теперь он не был таким нежным и внимательным, как в наш первый раз и я не понимала: нравится мне это или нет.

- Встань на колени, - приказал Воронов, таким тоном он обычно общался со своими подчиненными.

Я встала, потому что не понимала, как такого человека, как он можно не послушаться? Мое тело дрожало, в груди сердце своими сумасшедшими ударами уже, наверное, сломало не одно ребро. Но мне было плевать. Эмоции зашкаливали, достигали запретной отметки, и я понимала, что сейчас только Вадиму подвластно что-то сделать с этим.

Он вошел в меня резко, до упора, до хриплого крика, вырвавшегося из моего горла, заставляя выгнуться дугой и откинуть голову назад. Тянущая боль смешалась с удовольствием, темным, тягучим как смола, удовольствием. Я пальцами вцепилась в мягкую обивку дивана и попыталась устоять на коленях, они внезапно задрожали, стали слабыми.

Вадим вышел, но не до конца, а затем снова вторгся в податливое тело. Я опять вскрикнула и была готова к черту разорвать этот диван, настолько удовольствие было остро-болезненным. Воронов сжал мою талию своими руками и принялся жестко, но так охренительно-притяно брать меня. Это было что-то невообразимое. Я кричала, стонала, принимала его полностью в себе, и радовалась тому, что после не такой уж и краткой разлуки мы снова были максимально, насколько это позволительно природой, близко.

Воронов рычал, вбивался в меня, всё сильнее сжимал мою кожу в своих пальцах. Таким со мной он был впервые, возможно, именно такой он и настоящий, но я не боялась, не хотела, не видела в этом смысла.

- Иди сюда, - Вадим перевернул меня обратно на спину, пригвоздил мои запястья над головой и снова вошел.

Теперь всё воспринималось совершенно иначе. Мы неотрывно смотрели друг другу в глаза, и, кажется, такой зрительный контакт куда интимней самого секса. Льдисто-голубые глаза сейчас казались серыми, непривычно широко распахнутыми, демонстрирующими кратковременную уязвимость Воронова. Мне до ломоты хотелось сейчас к нему прикоснуться, но Вадим почему-то продолжал крепко удерживать мои руки над головой.

Темп наших общих движений увеличивался, продолжая вырывать из моего горла хриплые стоны. Воронов обхватил губами один мой сосок, отчего я выгнулась, тоже демонстрируя всю свою уязвимость перед этим человеком. Он дразнил меня, облизывал, покусывал то один мой сосок, то другой. Это было слишком остро, слишком приятно, отчего хотелось просто заскулить.

Я обхватила ногами талию Вадима, чтобы его толчки во мне были максимально глубокими. Та разрывающая боль, что была в наш первый раз, теперь куда-то испарилась, теперь мне было больно от удовольствия.

Воронов словил очередной мой стон своими губами, и я почувствовала, как что-то теплое и вязкое выплеснулось мне на живот. Воронов продолжал целовать, долго, пьяно так, как умел только он. Под прицел его губ попала и моя шея, и ключицы, и груди, а в завершение этого пути и шрам на запястье.

- Я скучал по тебе, - тяжело дыша, прошептал мне на ухо Вадим.

(Poets of the Fall – Sweet Escape)

После всего, что с нами случилось в гостиной на диване, Воронов отнес меня ванну, наполненную горячей водой. Сейчас это было именно то, что мне нужно. Всё тело немного болело, будто по мне прошелся танк, каждая мышца, каждая косточка наполнились усталостью, но она была приятной. Это не та зверская усталость, что так часто накрывала меня, когда я поздно ночью плелась к ребятам в хостел, бережно храня в кармане старой куртки сворованные деньги и буханку хлеба.

- Хорошо-то как, - довольная пробормотала я, вытягивая ноги вперед, отчего вода немного расплескалась. Всю свою злость я уже забыла, да и не хотелось к ней возвращаться, если честно.

Вадим уселся на белый бортик ванны и улыбнулся мне. Улыбка преображала его лицо, но вот взгляд всё равно оставался тяжелым, задумчивым, глубоким.

- Почему ты не раздеваешься? Тут места на двоих хватит, - я улыбнулась в ответ.

- Как-нибудь в следующий раз.

- С тобой точно всё в порядке? – я нахмурилась, мысленно отмечая, что бледность Воронова никуда не исчезла. Я, конечно, не врач, но тут и дураку понятно, что быть белым как мел не совсем нормально.

- Да. Устал просто, - Вадим так тяжко вздохнул, что какая-то доля его усталости, будто бы по воздух передалась и мне.