Ахани (СИ) - Шуклин Михаил Алексеевич "Bunny_Mi" - Страница 13

     — Пойдём, Даэв, — обратился к коню Ахани, натягивая одежду и сапоги. — У нас еще долгий путь.

     Конь одобрительно заржал в ответ. И они пошли дальше на юг, огибая озеро по каменистому берегу в сторону густых белых облаков.

     По дороге Ахани углядел невысокий клен и, поклонившись, отломал от него две ветки — длинную и короткую. Затем отрезал от накидки полосу, убрал шерсть, что есть силы скрутил лоскут и растянул короткой веткой. Так рождался новый лук.

     Когда Сурья уходил к себе домой, небосвод стал темнеть и на нем уже зажигались первые звезды, Ахани облюбовал место для ночлега — небольшую поляну между больших глыб, сокрытую от ветра и посторонних глаз. Озеро осталось далеко позади и снова превратилось в узкую реку. Уютная долина заканчивалась и переходила в маленькую извилистую низину, зажатую между крутобокими, усыпанными камнями холмами.

     Ахани всю дорогу собирал сухие ветки и теперь соорудил из них скромный костер. Быстро поджарив на огне подстреленного зайца, юноша подкрепился. Затем завернулся в накидку, разгреб мелкие камни до ровной поверхности для удобного сна и лег под тёплый бок Даэва.

     Тихо потрескивали догорающие угли, а в небе перемигивались сотни звёзд и плыли редкие, кажущиеся черными облака, когда уставший юноша, привыкнув за день к легкой ноющей боли из ран, пытался забыться во сне.

     Чистые холодные воды реки хорошенько промыли царапины от клыков волков и потому они начали заживать.

     Мысли о его родных, сгинувших в неизвестности, как дурман, завладели им. И он корил себя. За то, что так легко поддался на обаяние и притворную дружбу Анхры. За то, что дал обмануть себя её хитрым речам. Поверил ее чарующей красоте.

     Ахани обвинял себя в мыслях и зубы его слегка скрежетали от обуявшей его злости, дыхание в горле перехватывал комок, не пропускающий воздух. Кулаки его сжимались до белеющих костяшек.

     О если бы он не выпил тот дурманящий настой из рук Анхры! Тогда все было бы по-другому! И его деревня осталась бы! И все были бы живы!

     Он стегал себя этими мыслями как плетью и слезы проступали на его глазах.

     А теперь мудрый Варуна знает, что сталось с отцом и братьями. Ахани все никак не мог признать для себя из какого пепла состоял тот холмик посередине его родной деревни. И все убеждал себя, внушал сам себе надежду, что отец и братья живы, что они просто отступили или ускакали за помощью. Что вот-вот они вернутся и приведут с собой сотню сильных воинов. Что отыщут Мартана и вырежут ему сердце. А подлую Анхру заставят вечно служить им, работая в поле.

     И конечно вернут матушку и сестренку. И милую Хини. И снова все будут в радости.

     Эти мысли не давали покоя и сна. Горечь обиды душила. Кулаки сжимались, срывая траву, и сильно стучали по земле в досаде.

     Так текло ночное время. И бледный Сома в небосводе казалось закручинился и чуть похудел. Ночь была полна звуков. Откуда-то изредка кричал филин и еще реже докатывался отдаленный смех шакала. Потрескивали ночные насекомые, иногда свистели землеройки.

     Ахани наконец-то уснул. Ему снились родные. Сестренка Савитри со слезами на лице звала брата. И Ахани рвался к ней, но что-то мешало ему идти. Казалось сам воздух загустел, а ноги его были тяжелы, как будто к ним привязали камни и никак не мог Ахани сдвинуть их с места.

     Очнулся юноша от тихого шороха и резко открыл глаза. Не сразу пришел он в себя после тяжелого сна и долго думал где он. Вокруг все также властвовала ночь. Но близкий шелест травы разбудил чутко спавшего юношу.

     Ахани вздрогнул. Рука его обхватила рукоять кинжала и тихо достала его из ножен. Даэв, ровно и глубоко дыша, спал рядом с другом. Затем шорох повторился и чуткий конь встрепенулся.

     Ахани приподнялся на локте и всмотрелся в полумрак теней, падающих от больших глыб, возле которых они устроились на ночлег. Поляну заливал тусклый свет луны. Но в вязкий сумрак лучи её не проникали. Оттуда и доносились короткие тихие шорохи.

     Ахани услышал мягкие хлопки сильных крыльев высоко над головой. Большая тень пронеслась по черному небосводу, заслоняя собой россыпи ярких звезд, и пропала из виду на фоне громады высокого холма.

     — Уху! Ух! — негромко донеслось оттуда, зажглись и погасли большие круглые глаза и Ахани узнал в птице филина, что вышел на ночную охоту.

     Подозрительные шорохи, разбудившие юношу, прекратились и Ахани через некоторое время начал клевать носом, пальцы, сжимающие кинжал, ослабели.

     Казалось неведомая опасность в тени исчезла. Да и какую она могла представлять угрозу? Если бы это был хищник, то он бы уже давно напал, а так пошуршал по кустам, побегал. Да мало ли кто там мог быть! Может и просто крот или суслик.

     Так рассуждал юноша и мысли его становились все медленней. Веки открывались все реже и очень скоро он снова спал, сладко посапывая.

     Снилось Ахани что он летит. Высоко-высоко над землей в ночи. Ветер свистит в ушах и слезит глаза. Внизу проносятся бесконечные холмы, заваленные камнями от бурого до черного окраса, разных размеров и форм, больших и маленьких, гладких и крутобоких, и рубленых, и разбитых, и рассыпанных, как будто боги как малые дети резвились с ними, расшвыривая на сколько хватало взора, от горизонта до горизонта.

     Проносились маленькие рощи с низкими деревцами, извилистые речки с белодымными порогами, большие и маленькие озера, трепетно отражающие россыпи звезд над собою, бурлящие водопады с белесыми туманами, стада скачущих оленей и стремительных диких лошадей, стаи суровых серых кабанов и рыщущих волков, луга желто-зеленой травы.

     Все это ярко освещено светом Сомы. Ахани почувствовал свои раскинутые руки. Но они не были руками. То было два крыла покрытых песочно-черным оперением. И он летел держа их на воздушных потоках, так как будто умел это с рождения.

     Крылья его не вздымались и не хлопали — они ровно поддерживали тело юноши, плавно скользя по ветру. И ноги его были вовсе не ноги, а короткие оперенные лапы с черными изогнутыми когтями. И был он больше не Ахани, а сильным и грозным филином.