Рог Роланда и меч Гильома - Яснов Михаил Давидович - Страница 33

Сказал Гильом королю:

— Спасибо, государь, за добрые слова о брате и о племяннике. Я же всей душой согласен исполнить ваше желание. Клянусь, что скорее пойду с сумой по миру, чем нерадиво отнесусь к своему долгу! Однако сначала прошу вас отпустить меня на малый срок в отъезд. Давным-давно дал я обет побывать в Риме и получить благословение римского папы. Из-за войн с сарацинами не мог я раньше сдержать обещания, грешно долее медлить.

Хоть и не хотелось Карлу отпускать Гильома от себя и от Людовика, он согласился, что просьба рыцаря разумна. Велел он, чтобы граф взял с собой шестьдесят человек и навьючил тридцать лошадей казной. На том и порешили. И когда пустился Гильом в путь, еще долго ехал с ним рядом Людовик и все просил Гильома остаться.

— Отец мой стар, — говорил он, еле сдерживая слезы, — не может он уже сжимать в руке свой знаменитый Жуайёз, а я еще не вышел из детских лет. Случись что — окажусь я без вашей помощи и погибнет наш край!

— Не печальтесь, — отвечал ему граф. — Я не задержусь в Риме. Если же, не дай Господь, покусится кто-нибудь на вас и вашу корону, шлите грамоту прямо к римскому папе, и тотчас поспешу я вам помочь, чем только буду в силах!

Обнялся с ним Гильом и был таков. Не скоро удалось вернуться графу домой, много испытаний претерпел он, пока был в дальних краях. Когда же он вернулся, Карл уже умер, а Людовик чуть не потерял престол, и, промедли Гильом в пути хотя бы еще день, — простился бы молодой король не только с короной, но и с головой.

Но пока что, взяв с собой в дорогу юного и отважного племянника Бертрана, отправился знатный воин в Рим. Висит у него на перевязи славный рог Олифан, упрятан под плащ непобедимый Дюрандаль, а верные оруженосцы сгибаются под тяжестью боевых доспехов и оружия рыцарей: помимо собственных мечей и шлемов, тащат они латы с поддевками, копья и щиты своих господ.

Перебрались путники через знаменитый альпийский перевал Сен-Бернар и, не передохнув, доскакали до самого Рима. В первый раз за долгую дорогу Гильом по-настоящему отужинал и выспался, а поутру был уже в престольном храме: сам римский папа служил в этот день мессу. Опустился Гильом на колени и стал молиться, чтобы не оскудела в нем сила, чтобы не знал он в бою поражений и чтобы его подопечный Людовик не стал жертвой предательства.

Внезапно почувствовал граф, что кто-то касается посохом его плеча. Вскочил он с пола, поднялся в полный рост и увидел перед собой папу римского.

— Благородный рыцарь, — обратился к нему папа, — не вы ли знаменитый граф Гильом из Нарбонны, прозванный за свою отвагу и силу Железной Рукой?

Преклонил Гильом голову перед святителем, а тот продолжал:

— Только что прибыли к нам два гонца с горестным для всех христиан известием: громят неверные наш край, взяли они крепость Капую, а с ней — тридцать тысяч пленных. Взяли в полон короля Гефье Сполетского, жену его и дочь. Несметны войска басурман, непобедим их вождь — король Галафр. Если мы не поможем, ждет казнь и самого Гефье, и всех его вассалов.

При этом известии содрогнулись сердца у многих смельчаков, даже сам граф Гильом заколебался.

— Видит Бог, — сказал он, — прибыл я в Рим не воином, а простым паломником. Не взял я с собой войска, всего шестьдесят бойцов в моей свите. Не с кем мне воевать с язычниками.

— Дядя, что это вы говорите? — удивился Бертран. — Ведь никто доселе не был вам страшен. Возьмемся за оружие и дадим урок нехристям!

— Не за себя прошу, — сказал папа, — а за всех римлян. Если вы за них не вступитесь, ждет нас разор и смерть.

— Сколько же у вас во владеньях бойцов, святейший отец? — спросил Гильом.

— Есть у меня три тысячи рыцарей, каждый при копье и мече.

— Не худо для начала, — заметил граф. — Готовьте их к битве, а те, что пеши, будут охранять стены и ворота.

— Так и сделаем! — обрадовался римский папа.

Велел Гильом принести оружие прямо в церковь и вскоре предстал во всем великолепии: надел позолоченную кольчугу и зеленый шлем, за спину закинул червленый щит на особой перевязи, чтобы во время боя легко было его перебросить на грудь, а Дюрандаль всех привел в восхищение своей красотой и мощью. Подвели барону его неувядаемого скакуна Пятнистого — и вскочил граф в седло, не тронув стремени.

Затем примкнули к Гильому и другие рыцари. И сказал им первосвященник:

— Не будем спешить. Лучше я сам отправлюсь для начала к королю Галафру. Пообещаю я ему любой выкуп, не пожалею казны, — лишь бы увел он свои галеры и очистил наш берег от басурман. Легче отдать мне все до последнего гроша, чем принести в жертву своих бойцов!

И вот, прихватив с собой всего одного аббата, отправился римский папа прямо в лагерь Галафра. Свирепым взглядом встретил язычник посланца, а тот сказал смиренно:

— Я послан к вам как мирный вестник. Именем нашего Господа прошу вас, государь: уведите галеры, очистите от войск здешний берег, а уж я не пожалею на вас казны, и вы с лихвой вознаградите каждого вашего воина.

— Не нужна мне твоя казна, — спесиво ответил Галафр, — я и так ее возьму, все равно принадлежит она мне по наследству. Приплыл я сюда, чтобы вернуть себе Рим, а он завещан мне моими предками, меж коих были и Рем, и Ромул. Не сдадитесь — уничтожу я в Риме всех христиан, а тебя первого велю казнить. Но уж коль прибыл ты ко мне как посол, то вот что я тебе скажу. Не хочу, чтоб говорили обо мне, будто я затеял предать разгрому свой наследный город. Поэтому давай изберем по бойцу — из самых смелых и знатных, — и пусть они решат это дело поединком. Коль моего бойца одолеет твой, то вашим останется Рим. А чтобы ты поверил моему слову, пришлю я тебе двух моих сыновей: если я солгал — повесишь обоих. Да только не найдешь ты среди своих рыцарей такого бойца, какой есть у меня, поэтому я-то тебя и повешу!

— Согласен, — вновь смиренно ответил первосвященник, а сам возликовал в душе, ибо помнил, кто во всем вооружении ждет его вестей в престольном храме. — Но коль скоро устроим мы поединок, то покажите мне вашего бойца, чтобы знать, с кем будет биться наш защитник.

— Это мы уладим! — воскликнул Галафр, которому уже не терпелось предъявить своего силача.

И тогда явился эмир Корсольт, — до того он был с виду свиреп и безобразен, что у папы римского мурашки по спине забегали. Не человеком был Корсольт, а настоящим великаном: нечесаная грива до пояса, глаза красные, как угли, каждый кулак величиной чуть ли не с круглый щит, меж брюхом и плечами — добрая сажень, а голос до того визгливый, что первосвященник и его аббат заткнули уши от страха.

— Зачем вы сюда явились, коротышки? — рявкнул он. — Или хотите быть живьём зажаренными?

— Бог мой, — завопил аббат, — этот турок просто одержимый. Идемте скорее назад, святейший отец, — страшусь, не жить на белом свете графу Гильому!

Собрались они в обратный путь. Король Галафр отправил с ними двух своих сыновей — и только посмеялся, когда они вчетвером отбыли из лагеря.

— Передайте вашему поединщику все, что видели, — крикнул он. — Не стоит ему появляться на поле, а то умрет со страху!

Гильом первым вышел навстречу святителю — схватился рукой за папское стремя и спрашивает:

— Виделись ли вы с королем Галафром и на чем сошлись?

— Не стану таиться, граф, — печально ответил папа римский, — плохи наши дела.

Решил Галафр взять Рим и повесить всех христиан. А для того чтобы не предавать разгрому город, замыслил он устроить поединок двух самых смелых и знатных воинов. Рассмотрел я его бойца — не человек он, а чудовище. Будь живы доныне Роланд и Оливье, будь жив архиепископ Турпен и все двенадцать пэров-смельчаков, будь с ними ваш достойный родитель, неустрашимый граф Эмери, — никто бы из них не посмел схватиться с этим исполином!

— Вот оно что! — воскликнул Гильом. — И все же я выйду на поединок с нехристем. Даже если было бы в нем двадцать саженей росту, даже если бы изрыгал он пламя, — до тех пор пока со мной Роландов Дюрандаль и Божья милость, не покажу я врагу тыла, не утону в воде и не сгину в огне!