Зов чести (СИ) - Корзун Кирилл - Страница 30

Обстановка ощутимо накалялась. Шепотки общества, обратившего внимание на зарождающийся конфликт, становились всё громче, а комментарии грозили вот-вот преодолеть грань приличий. Почувствовать беспокойство моей спутницы оказалось на удивление просто — исходящие от неё эмоции тонким ручейком достигли моего сознания, передав последовательную гамму впечатлений. Грусть, сожаление, раскаяние, тревога за меня, вновь раскаяние…

— Всё будет хорошо… — успокаивающе шепнул я, повернувшись к девушке и взяв её за руку. — Господин Соколов, проводите баронессу наверх.

— Сочту за честь. — чуть склонил голову мой друг, подмигнул мне и встал рядом с Алексой, предлагая ей взять его под руку. — В следующий раз я буду учителем этики, договорились?

Ответить на его шутливую подначку не дал Шереметьев.

— Что вы о себе возомнили? Какой-то царёк и безродный мещанин смеют ТАК непочтительно вести себя с клановым аристократом! Если ты обрядился в меха, варвар, и нахватался верхушек, это не даёт тебе права насмехаться надо мной! — злобно проговорил он, скрежеща сталью в голосе.

— Я выбрал меха только потому, что считаю кружева уделом женщин. — парировав его реплику, я с удивлением осмотрелся по сторонам, отметив возросшее количество зрителей. — Я по-прежнему к Вашим услугам, господин Шереметьев. Или мне необходимо бросить перчатку Вам в лицо?

— Я не дерусь с детьми. — нервно дёрнув щекой, ответил Эдуард. — Выставить вместо себя младшего брата, чтоли? Ты нуждаешься в хорошей трёпке!

Моё поведение загоняло его в угол. Да, я провоцировал Шереметьева на дуэль, зная, что он до конца будет избегать обострения конфликта именно из-за нашей разницы в возрасте.

— Я так и думал. Вы горазды говорить, вот только, когда доходит до дела… Не бойтесь за свою репутацию. Я — старший мужчина в Роду. Урона чести не будет.

— Я не дерусь с детьми! Но это не помешает мне вразумить зарвавшегося юнца парочкой оплеух!!!

Произнесенная вслух угроза, слишком резкое движение с его стороны… Мне было достаточно.

Самурай никогда не пренебрегает возможностью атаковать первым.

Четкий, короткий и мощный апперкот с правой, получился на диво хорош. Думаю, что мой наставник, Мацуяма Нэо, став его свидетелем, не удержался бы от одобрительного восклицания и, возможное, выделил бы мне дополнительную порцию риса в этот день. Поддавшись ностальгии, я встряхнул кистью, слегка занывшей после проведённого удара в челюсть дворянина и полюбовался на дело рук своих. Точнее на дело одной руки.

Шереметьев почти лежал. Так боксёры выходят из тяжёлого нокдауна: опираясь на ринг коленом и рукой и подслеповато пытаясь не упустить противника из виду.

Зрители замерли. Тишина стала тягучей и вязкой, томительной и волнующей. И в ней отчётливо прозвучало:

— Здесь и сейчас!!! Я тебя вызываю! Здесь и сейчас!!! — глухо проскрежетал мой оппонент, кое-как поднимаясь на ноги.

— Ну, наконец-то. — мысленно выдохнул я и, уловив одобрение от деда, ответил уже вслух: — Принимаю Ваш вызов. Здесь и сейчас. Холодное оружие. Без применения Дара.

— Услышано! Да будет так и наша честь тому станет порукой! — грянул хор мужских голосов, чем вызвал моё тщательно скрытое недоумение.

Как оказалось — ещё одна традиция. На этот раз, вполне понятная и весьма разумная.

— Ты совершил ошибку, юноша. — тихо прошептал подошедший из толпы моложавый офицер в старинном кафтане и щёлкнул каблуками сапогов, сдобрив сухой стук звоном шпор. — Впрочем, юность славится поспешными выводами.

— Аскольд! Рад тебя видеть, Шериф!

— Приятно, что не забыл нашего мимолётного знакомства, Лео. Но как тебя угораздило вызвать одного из первых бретёров Москвы на фехтовальный поединок? Без Дара, боюсь, у тебя нет ни малейшего шанса.

— Что? — слегка удивлённо переспросил я, уже домысливая остальное. — Бретёр-фехтовальщик?

— Да. — грустно кивнул Аскольд. — Бездарь в плане Силы. И отличный мечник. Как ты умудряешься?!

— Сам не понимаю.

Окружавшие нас люди переговаривались — громко и бесцеремонно, отбросив условности этикета, так как их время прошло и настало иное — время Силы и Чести.

Отыскав глазами Алексу, я обнаружил её в отдалении — девушка стояла возле одной из колонн и, обессиленно прислонившись к ней спиной, беззвучно вздрагивала, спрятав лицо в ладонях. Мой рыжий друг тем временем напоминал большого и озадаченного ребёнка. Нарезая вокруг Алексы круг за кругом, он явно не знал, что делать дальше и как её успокоить.

— Господин Хаттори, подойдите ко мне. Мы должны обсудить условия предстоящей дуэли. Ваш противник хочет сражаться своей шпагой. Это артефактное оружие и нужно Ваше согласие. — церемонно обратился по мне Аскольд, добровольно выступивший распорядителем нашего поединка, яростно подмигивая мне и пытаясь привлечь моё внимание. Но так и остался незамеченным, только услышанным. — Вы согласны?

— Да, согласен. Мой клинок — тоже артефакт. — мотнул я головой, продолжая смотреть на Алексу и одновременно с этим расстегивая крепления доспеха, незамедлительно перекочевавшего в руки опричника. Следом отправился и кафтан. — Теперь я готов в достаточной мере.

— У него артефакт Древних, идиот! На что ты соглашаешься?! — едва прошипел Аскольд, но, увидев, что моё внимание сконцентрировано на девушке, только обречённо махнул рукой: — Дуэль между Эдуардом Шереметьевым и Леоном Хаттори состоится незамедлительно! Господа, пройдите в центр холла Ледяной Башни и займите места по бокам от меня.

Услышавшая его вступительную речь Алекса вскинула голову и убрала руки от заплаканного лица. Поймав её требовательный взгляд, я легкомысленно подмигнул, согласно кивнул, отвечая на безмолвную просьбу и с лёгким сердцем сделал первый шаг. Клинок с едва слышным шелестом покинул ножны. Участь Клинка — бесконечная череда сражений. Нельзя бояться предназначения…

— К бою, господа!!!

***

С балкона открывался прекрасный вид на укрытое снежным покрывалом поместье рода Такэда. Слабый ветер игриво трепал разноцветные и светящиеся в ночном мраке гирлянды, полупрозрачные бумажные фонарики над арками дверных проёмов и бумажные ленты с молитвами к светлым богам.

Котаро тяжёло опёрся на перила. Сон безраздельно владычествовать в поместье. А синоби только оставалось мечтать о безмятежных сновидениях и отдыхе.

Его вновь терзали кошмары.

Они возвращались каждый раз, стоило ему только смежить веки и провалиться в усталое забытье. Воспоминания. Они не желали оставить его истерзанную душу в покое и требовали возмездия.

Котаро истязали воспоминания о пребывании во Тьме. И о том, как он туда попал…

Тот последний, отчаянный бой в Эдо не остался в истории сёгуната Токугавы — правители не любят рассказывать о некоторых своих поступках и потому для всех Фуума Котаро был казнён сразу после вынесения справедливого приговора. Иной участи за все его злодеяния никто и не ждал.

… Стражник у дверей темницы сонно пошевелился и негромко всхрапнул. Его чуткий солдатский сон прервал бы любой из привычных ему тревожных звуков: топот подошв приближающегося караула, звяканье ключей на поясе старшего офицера, скрип плохо смазанных дверных петель.

Зыбкая и неясная человеческая тень неслышно отделилась от стены подземного каземата и едва заметно взмахнула рукой. Серебристое лезвие метательного ножа вращающимся полумесяцем промелькнуло в воздухе, уловив отблески пламени чадящих факелов отполированной сталью, и с противным чавканьем вонзилось прикорнувшему у стены стражнику прямиком в левую глазницу.

Бросок оказался весьма точен и силён: нож пробил череп насквозь и, пронзив мозг, звонко тюкнул в затылочную часть железной каски стражника. Асигару умер, не успев проснуться и уже валился на каменный пол, когда поразившая его тень подхватила оседающее тело и аккуратно, без лишнего шума уложила рядом с охраняемой им дверью в камеру.

— Акио… Это ты? — шёпотом спросил подслушивавший под дверью узник.