Лесная ведунья. Книга 1 (СИ) - Звездная Елена - Страница 39

Тяжелее всего было осознавать, что я могла бы избежать этих смертей — могла бы, сил хватило бы, чтобы весь путь отчистить… вот только тогда, местная чаща быстро сообразит, что основная опасность здесь не архимаг, пришедший убивать и умирать, а я… И против чащи мне не выстоять, я тогда до охраняба просто не дойду, я знала это. Но легче от этого не было.

Взвизгнул очередной волк, швырнула на звук огненный шар, сжигая живой куст…Сида добила волка, и мы идем дальше.

Идем, бесшумно и безмолвно. Я защищаю своих волков как могу, вспоминая все заклинания, которые учила когда-то. В моем лесу они мне были не нужны, здесь — требовались как воздух. И я шла, заставляя себя вспоминать, а вспоминая — действовала.

«Ex praesidium» — заклинание защиты. Я расплетаю его как клубок нитей, оплетаю им каждого из своих воинов, соединяю их сердца со своим, покрываю броней.

Вовремя!

Из-за ближайшего кряжистого прогнившего массивного дерева вырывается стая жужжащих игл. Словно живые, они рассеиваются, рассредоточиваясь и впиваются в нас — в меня, в волков, и даже в нити призванной мной магии. Впиваются и опадают, не причинив ни малейшего вреда.

Но это было ошибкой.

Моей ошибкой.

И затихает лес, страшно затихает, жуткой мертвой тишиной.

Чаща осознала, кто на территорию ее зашел!

Быстро же она, слишком быстро.

Что ж, теперь выбора нет.

И я вновь опустилась на одно колено, прижала ладонь к сырой земле и прошептала:

«Чиста роса, чиста как слеза,

Опадает роса, покидая небеса.

К росе взываю, росу призываю,

Ручейками чистыми,

Чистыми да лучистыми,

Беги ко мне роса,

Да жди приказа!»

И потекла вода со всех сторон. Чистая, без грязи, гнили да скверны, сверкающая серебром, восстающая стеной передо мной, и стена та росла, утолщалась, увеличивалась.

И зашумел отравленный лес, где-то вдалеке рык ходоков послышался, а опосля и топот ног, лап, лапок, конечностей — чаща собирала свое войско. Чаща собиралась нанести удар. Чаща — страшный противник.

— Придется бежать, — тихо сказала я волкам. — Когда ударю заклинанием, коли дорогу отчистит, ринемся в бой. Но если не сдюжу, вам один путь — обратно к реке, водяной подсобит, в лес наш вернет.

Ответа не ждала, волки спорить не станут — их дело слушаться моих приказаний. А все что я сейчас могла — ждать. Нервно, стараясь сдерживать дрожь, стараясь, разум холодным хранить… и ох как же непросто мне было. И как жутко. Сунуться в Гиблый яр ночью — и хватило же ума!

Но я заставила страх умолкнуть, протянула руку ко все увеличивающейся стене воды, прошептала «Luceat», и вода засияла, освещая мягким голубым светом все вокруг… вот тогда-то мне и стало не хорошо!

Эта чаща была умна.

Очень умна. И выводы делать она тоже умела. А потому не осталось вокруг нас никого из плоти и крови — обезумевшая отравленная злобой чаща согнала сюда свою исконную армию, и я в ужасе оглядывала ровный строй ходоков из терновых шипов, кряжистые, плотоядные деревья, готовые рвать и жрать любую живую плоть, и ползущие, словно змеи, ядовитые лианы…

Мне конец.

Мне просто конец, да такой лютый, что и врагу не пожелаешь.

И тут вдруг, во всей этой ситуации, почувствовала я что-то такое… увиденное не так уж давно.

Знак Ходоков я вспомнила.

А затем слова, что тогда сказала я охранябушке: «И если на меня знак Ходоков наложить, она примет удар на себя, и распределит так, чтобы всем досталось по капле — она чаща, она действует инстинктивно, а если на каждый охранный куст по капле яда, это ведь мелочь по ее мнению».

И я тогда даже в страшном сне не могла представить, что столкнусь с чащей, которая подверглась подобному воздействию. Потому что у такой чащи нет слабых мест. И у ее армии слабых мест тоже нет. И эти кусты, деревья и ползучие ядовитые лианы, им не страшны ни магические атаки, ни огонь. Заповедная чаща неуязвима.

А эта конкретная еще и умна сверх меры.

Очень умна.

Она не последовала за охранябушкой, иначе бы он не продвинулся так далеко. Она не стала вмешиваться в мою битву с нежитью, потому что не сочла меня опасностью. Но как только я выдала свою принадлежность к лесным ведуньям — оказалась тут мгновенно. И с единственной целью — уничтожить.

Обезумевшая отравленная скверной многовековая озлобленная и крайне умная чаща против одной очень глупой ведьмы, из которой и лесная ведунья тоже вышла не самая умная.

Я стояла, сжимая дрожащей ладонью клюку, и понимала — мне не выстоять. Обезумевшая переведенная в боевой режим чаща от меня и клочка не оставит, она меня попросту уничтожит. С особой старательностью уничтожит. Это ее задача — уничтожать тех, кто несет опасность в ее лес.

И я просчиталась, сильно просчиталась — я недооценила противника. Не подумала, что чаща Гиблого яра настолько умна. И вот теперь все, что мне оставалось — думать. Волки будут уничтожены, это я понимала. Но себя я спасти могла — а для спасения охранябушки и всего Гиблого яра этого будет достаточно.

А потому я использовала запрещенный прием, отлично зная — у Гиблого яра нет хозяйки. Я не ощутила ее ни прикоснувшись к земле, ни даже сейчас, когда против меня открыто выступила вся чаща. А у чащи, особенно брошенной и одинокой, есть одна слабость, всего одна слабость, одна-единственная и… я ведь ничего не теряю.

— Чаща Заповедная, — сказала негромко, но в мертвой тишине голос прозвучал оглушающее, — ты уж прости за вторжение, и за визит несогласованный тоже прости, но тут дело такое…

Я медленно положила ладонь на живот, которого вообще еще не было, и сообщила:

— Ребеночек у меня скоро народится.

И замерло войско неуязвимое. Змеи-лианы раскачиваться перестали. Деревья застыли. Кусты шипы втянули.

Несколько секунд тишина висела жуткая, а затем прямо передо мной, между мной и стеной светящейся призванной воды, пророс росток, из него лепесток, из того поднялась, сплетаясь из ветвей и лиан Заповедная чаща Гиблого яра. Ох и страшна она была… Я свою голозадую ругала частенько, но моя была миленькая и родненькая, а тут почти такая же, да только в волосы ее зеленые человеческие головы вплетены, пальцы в крови несвежей, на лице оскал звериный, в глазах пустота и мрак, а еще несло от нее гнилью и разложением, и затошнило меня так, словно и правда в положении… я даже рукой рот прикрыла, сдерживая то ли рвотный позыв, то ли крик ужаса.

И чаща изменилась в тот же миг!

Исчезла с пальцев ее кровь, из волос головы мертвые, запах гноя сменился ароматом травы мятной, а глазницы засияли светом радостным, и выражение на морде стало, прямо как у моей чащи. Наклонилась она резво, к животу моему присмотрелась, выпрямилась, засияла улыбищей, и руками жест изобразила, словно ляльку покачивает.

Вот те раз!

Я была уверена, что эта чаща меня не тронет, только если решит, что я беременная. Такое случалось в прошлые времена, если ведун или ведунья лесная гибли, одичавшая чаща могла выбрать себе женщину беременную, завести заманить в лес с помощью нечисти, да приняв роды, забрать себе ребеночка, чтобы из него вырастить хозяйку себе, али хозяина. Так вот о таком я думала, что заманит-закроет выходы из Яра гиблого, но нет — все оказалось хуже. На порядок хуже. Неземное счастье сияло на морде чащи Заповедной, жуткие ядовитые пауки уже трудились над чепчиками да пеленками, прямо здесь, от пути проложенного мечом и огнем не отходя, лианы начали соревнование на кто лучше люльку сплетет, а чаща начала мне радостно вкусняшки подсовывать — ягоды малины, к слову скверной не отравленные, землянику даже достала откуда-то…

И это ошеломило страшным осознанием — чаща знала, что отравлена.

Чаща знала, что прогнила.

И чаща не хотела такой оставаться.

Несмотря на яд, несмотря на скверну, несмотря на весь ужас Гиблого яра — чаща была не просто умная, она оказалась еще и достаточно сообразительная, чтобы осознать, что происходящее не есть норма от слова совсем.