Зеркало для героев - Гелприн Майк - Страница 30

Немис застонал, и Дерке, в отчаянии, внезапно вспомнила назначение гнутой трубки из своего мешка. Через несколько секунд она уже орудовала ею, заваривая и прижигая обрывки сосудов в плече Немиса. Один из ныряльщиков потерял большой кусок мышцы из хвоста — она остановила кровь и ему. Они едва успели уплыть из кровавого облака, когда появились первые окулы.

Все добрались до Скалы живыми. Дерке била крупная дрожь. В лазарете им тут же дали успокаивающей травы, Дерке послушно жевала, обнимая Грие, свою сестру. Но по-настоящему она успокоилась только когда увидела Оанеса. Он на миг сжал её плечо, проплывая в глубину лазарета. Она закрыла глаза и погладила сестру по мягким синим волосам.

Дерке и Атарге сидели на стулках в лазарете, ожидая, когда Немис очнется.

— Он хотел быть воином, — мрачно сказала Дерке. — Он уже им был. Что с ним теперь будет?

Атарге пожала плечами.

— Есть много других занятий. И потом… — она помедлила. — Найдутся такие, кто скажут, что теперь он, как никто другой, должен предложить себя Царице в качестве Отца Детей на предстоящей церемонии.

Жить так сильно искалеченным ему будет трудно и неприятно, а всё, что требуется от Отца — это его часть клеточной информации. Чистая биология. Необязательно тратить на ритуал… полноценного члена общества.

— И ты так скажешь? — прищурилась Дерке. Атарге с тоской посмотрела на Немиса, погладила его волосы.

— Очень трудно править умирающим народом в обреченном мире при нехватке ресурсов, — сказала она. — Если ты станешь Везирой, то поймешь.

— Почему ты не стала Царицей? — спросила Дерке. Глаза Атарге стали серебряными от гнева, но Дерке очень хотелось знать.

— Наша биология причудлива, — наконец ответила Атарге. — Девочка может стать Царицей лишь однажды в жизни — во время самой первой Церемонии, когда она только-только достигает порога зрелости. Тогда же она выбирает самца и впитывает его информацию, поглощая его тело. Её клетки меняются. Она рождает Детей. Спеленутые в икринках, они созревают и оформляются. Эти два процесса — слияние и нерест — меняют саму природу её плоти. Она получает Силу — и может возводить стены, двигать воду, управлять огромными косяками рыбы — никто не знает пределов этой силы. Царица растет, её тело становится огромным, клетки меняются и, под воздействием Силы, начинают разрушаться. Перед смертью она поднимается на поверхность, где солнечный свет вступает в реакцию с… Впрочем, ты спросила не об этом, правда? Ты спросила обо мне…

Атарге оттолкнулась от стулки и поплыла к выходу. От двери она обернулась, в облаке белых волос.

— Я бы давно уже стала Царицей, — сказала она. — В любой год из последних ста. Мужчины живут с этим выбором всю жизнь — они могут стать Отцами в любом возрасте. Но женская природа нашего вида требует, чтобы эту жертву принес еще по сути ребенок, девочка. Я оказалась не готова. Если подумать, то это чудо, что каждый раз находится одна, которая готова.

Атарге исчезла за дверью, а Дерке долго сидела в тишине, вцепившись в края стулки. Подняв глаза, она обожглась о взгляд Немиса.

— Я все слышал, — сказал он. Они оба помолчали.

— Иди сюда, царица, — сказал Немис.

Дерке лежала на его забинтованной груди, он гладил её по волосам, а она смотрела в стену остановившимися красными глазами.

Дерке снова была на поверхности и искала глазами свою любимую звездочку. Два светящихся пятнышка отвлекли её — к ней спускался Парящий, совершенно такой же, как прежний.

— Риик-Ра? — спросила она удивленно, протягивая руку.

— Саат-Ра, — ответил Парящий, опускаясь на её запястье. — Я вышел из костей того, кто вышел из его костей. Я знаю о вашей встрече.

Парящий пронзительно вскрикнул, пощелкал клювом.

— Знаешь ли ты о том, какой была наша планета, царевна? Знаешь ли ты о цикле, дающем жизнь — в воде и в воздухе?

— Я знаю о Сдвиге, — сказала Дерке. — Я знаю, как ушла суша и провалилось океанское дно…

— Планета умирает, — перебил её Парящий. — Мы все поглощаем кислород, вы — из воды, мы — из воздуха. Водоросли выдыхают его, но недостаточно. Цикл не воспроизводится. Еще девяносто-сто лет, и мы начнем задыхаться, и однажды весной птенцы не разобьют свою скорлупу. В море все будет дольше, но день придет, и ваши Дети не выйдут из икринок…

Парящий молчал долго. Дерке слышала, что вокруг начинают поговаривать о возвращении. Воины оглядывали волны с нарастающим беспокойством.

— Мы живем лишь год, Дерке, — наконец сказал Саат-Ра. — Мы умираем каждую зиму, потому что море замерзает, мы не можем охотиться, нам нечего есть. Но в сердце каждой из наших Скал мы храним самое дорогое сокровище нашей планеты. Это капсулы с семенами и спорами всех деревьев и трав, которые росли на суше и яйца насекомых, опылявших их. Их хватило бы на зиму любому из наших поколений. Им было бы необязательно умирать в морозных муках. Но поколение за поколением умирает, не прикасаясь к семенам. Знаешь, их достаточно, чтобы вновь завести кислородный цикл. Чтобы спасти планету. Для ваших и наших детей. Но им нужно где-то расти.

— Зачем ты мне об этом говоришь, Саат-Ра? — медленно спросила Дерке.

Парящий не ответил, снялся с её руки, исчез в темном небе.

Желтая звездочка подмигнула ей, притянула её взгляд. Там сухопутные люди строили города, убивали друг друга сверкающим железом, молились друг за друга богам — добрым, строгим, равнодушным, множественным, единому, прижимали к груди орущих младенцев, поднимали на копья других орущих младенцев, плавали по океанам на деревянных кораблях, сжигали и мучили тех, кто не угодил их добрым богам, и любили, так любили друг друга…

Дерке стояла в центре огромной мраморной чаши — Царской Площади. Она уже сказала ритуальные слова и голос её не дрожал. Она была Царицей Морскою. Трое Везиров, среди которых не было Оанеса — почему-то её это больно удивило — увенчали её древней короной. Ей отчаянно хотелось, чтобы все неизбежное уже состоялось и прошло.

Все Мнима ждали у краев чаши — тысячи глаз смотрели на Дерке. Многие глаза были красными — её любили, её жалели. Дерке ждала Немиса, всё было уже решено. Ему помогут выплыть в центр площади. Он заучил свои ритуальные слова.

Ряды у края чаши дрогнули, Дерке узнала синие волосы Немиса. Она с болью смотрела, как он, прежде такой ловкий, боком выдвигается из толпы, пытается поймать равновесие, кружится на месте. Сестра, Грие, ловит его за здоровое плечо, выправляет, пытается подтолкнуть. Наблюдая за ними, Дерке не заметила, как кто-то другой появился на площади. Что что-то случилось, она почувствовала по реакции толпы — это было потрясенное, тяжелое, абсолютное молчание.

Перед нею на мраморе ждал Оанес — невозможно прекрасный, с черными волосами, собранными в тяжелые косы, с загадочной улыбкой на гордых губах.

— Ты? — выдохнула Дерке, ошеломленная.

— Перед Пдрицей простираюсь я, — начал Оанес ритуальную речь, но смотрел на Дерке, как будто говорил что-то совсем иное, только для неё одной. — Возьми мою плоть и умножь её, возьми мое будущее и сделай его будущим моего народа…

Вокруг неё Плывущие переговаривались, от удивления забывая понизить голос, шелест и восклицания расходились вдаль, далеко за площадь, дальше, чем она могла видеть. Никогда еще на народной памяти Великий Везир не отрекался от правления, не оставлял руководство, не отказывался от бессмертия ради почетной, но чисто биологической функции продления рода. Люди не верили своим ушам и глазам.

Оанес поднялся и поплыл к Дерке.

— Возьми меня, — сказал он.

— Почему? — спросила она. — Почему ты? Почему сейчас?

— Потому что это ты, — сказал он просто и взял её руку. — Ты — великая Царица, которая изменит мир. И ты — девочка, которой нравится, как я пою. Знаешь, я живу уже целую вечность, и никому никогда еще не нравилось, как я пою.

Дерке задрожала, чувствуя, как краснеют её глаза. Оанес смотрел прямо, не отрывая взгляда.