Государево дело (СИ) - Оченков Иван Валерьевич - Страница 61

– Давно догадался?

– Не велика премудрость. Ты как цитатами из Писания говорить начинаешь, сразу понятно, что-то неподобное затеял. В Мекленбург свой собрался?

– Не только.

– В войну с Императором влезть хочешь?

– Не совсем. Я хочу, чтобы эта война нам пользу принесла.

– Какая же от неё польза может быть?

– Люди, отче. Люди скоро от войны бежать станут, а среди них и ремесленники, и розмыслы искусные, да и просто работные людишки, в коих у нас нехватка. Кроме того, так или иначе, в эту канитель кроме Императора втянутся шведы, датчане и поляки. А если они все вместе передерутся, значит, до нас им дела не будет.

– Хитро. А как размышляешь, кто верх возьмет?

– Тот, кто в стороне дольше всех продержится. Потому что, война эта столько продлиться, что к концу её все забудут, отчего она началась!

– Откуда знаешь сие?

– Отсюда, – указал я пальцем на голову.

– Ну-ну, – вздохнул иеромонах. – Негоже будущее предсказывать, ибо сказано, что никто не знает своего часа!

– А я и не пророк, чтобы предсказывать.

«Ветер по морю гуляет и кораблик подгоняет», – написал, точнее, напишет классик. Хотя, теперь может и не напишет. Или напишет что-нибудь другое. Сам не знаю, как скажутся на истории литературы мои действия. Ну, да Бог с ним с далеким будущим, а пока перед нами стоят более насущные проблемы. Мы действительно идем на посольской ладье, и наши паруса наполняет ветер. Я при первой возможности занял место у румпеля и восстанавливаю навыки управления судном. Ну, по крайней мере, мне так кажется. Впрочем, шкипер и одновременно владелец нашего корабля Василий Кожин особо на меня не ругается, значит, пока всё делаю правильно.

– Прямо как в прежние времена, – покачал головой Рюмин.

– Не береди душу, боцман, – отмахнулся я. – До нашей «Благочестивой Марты» этому корыту, как до неба!

– Это верно, справный был флейт[96].

– Что там рынды мои, живы ещё?

– Что им сделается, жеребцам стоялым? Зеленые, правда, по большей части, но всё живы покуда.

– Ничто, пусть обвыкаются!

Увы, морская болезнь уложила моих спутников вернее картечи, загнав болезных в трюм, который они уже насквозь заблевали. Впрочем, некоторые вроде Петьки Пожарского стараются держаться, но большинство только стонут и держатся за головы.

– А чего это тебя, Клим Патрикеевич, государь боцманом кличет? – тишком поинтересовался у дьяка Кожин.

– Прежнее вспомнил, – усмехнулся глава Посольского приказа. – Ходили мы с ним по здешним водам.

– Эва как! Он, стало быть, морское дело ведает?

– Да где там, – повел плечом уроженец Колывани[97]. – Вот из пушек палить, тут наш царь – мастер! А под парусами без шкипера доброго не сладит.

– Где же их взять, пушки-то? – вздохнул Василий. – Да и куды ставить…

– Заведи ладью по более, вот и будет место.

– На что мне?

– Неужто не хочешь большими делами ворочать?

– Да где там! Свеи с немцами всё более норовят в Невском городке закупаться, а наши коли ходят в Стекольну, много не везут. Так что, мне мой карбас в самый раз!

– А что же в Росток не ходишь? – вмешался я, расслышав последние слова Кожина.

– Далековато, государь, – уклончиво ответил тот и поспешил отвернуться.

– Боишься не дойти? – продолжал расспрашивать я, дав понять новгородцу, что не отстану.

– На море всякое бывает, – философски заметил шкипер.

– Но ведь ходишь?

– Хожу, – не стал спорить тот.

– Тяжелый ты человек, Васька, – не то укоряя, не то хваля, заметил Рюмин.

– Уж какой есть. Вы так и не сказали, куда курс держать?

– Как повелишь, государь? – обернулся ко мне Клим.

– На Росток! – коротко велел я.

– А в Стокгольм, как же?

– Успеется. Наше дело на княжеском съезде побывать.

– Оно так, только лучше бы сначала узнать, что Густав-Адольф обо всем этом думает? – вздохнул Клим.

– Нет, сейчас в Швецию не надо, а то застрянем надолго.

– Это почему же?

– Так ведь король жениться собрался.

– И что с того?

– Ничего хорошего. Добро если прямо на венчание попадем, а если до него ещё пара недель? Неудобно уехать будет. Опять же, каждого одари, с каждым выпей. Ни соболей, ни печени ненапасешься…

– Может и так, – поразмыслив, согласился дьяк.

О предстоящей свадьбе Густава Адольфа мы узнали в Невском городке от подгулявших моряков шведских кораблей. Они несколько раз поднимали тосты за здоровье и красоту Марии Элеоноры Бранденбургской, а когда пьянствующие рядом ганзейцы замешкались, тут же устроили потасовку с ними.

– Ладно, принимай управление, – крикнул я шкиперу. – Побаловался и будет!

– И то верно, – буркнул Кожин, берясь за румпель.

Не слушая его, я отправился к себе в каюту. Собственно говоря, она была единственной на судне, и в обычное время там обитал сам шкипер, а вот теперь ютились мы с Рюминым. Остальные наши спутники расположились в трюме вместе с немногочисленной командой карбаса.

– Не изволишь ли вина, государь? – постучался к нам зеленый от морской болезни Пожарский.

– Изволю, – кивнул я. – И Клим Патрикеевич, я чаю, не откажется. Не так ли?

– Не откажусь, – хмыкнул дьяк. – Зябко что-то.

Пётр неожиданно ловко разлил по серебряным чаркам подогретую романею и с поклоном протянул нам.

– Эх, хорошо! – поежился я, чувствуя, как по телу разливается блаженное тепло.

– На здоровье, Ваше Величество, – поклонился рында.

– Сам-то, как? – участливо посмотрел я на парня.

– Обвыкаюсь, государь.

– Ну и молодец! Нравится море?

– Ничего так, – скупо улыбнулся он. – Но на суше – лучше!

– Остальные-то что?

– По-всякому.

– Ну, ступай. Только кликни ко мне Михальского с Паниным.

Корнилий с Фёдором появились так быстро, что я, грешным делом, подумал, не стояли ли они за дверью. Что интересно, ни на одном из них не было ни малейшего следа морской болезни. И тот и другой были свежи и невозмутимы, будто мы находились не на утлом суденышке посреди Финского залива, а где-нибудь в Кремле.

– Как ваши ратники? – спросил я у своего телохранителя.

– Всё хорошо, – отозвался тот. – Мои ко всякому привычные.

– Это славно. А то мало ли кто встретится, а половина свиты в лёжку!

– Рынды тоже не подведут, – вступился за молодых людей стольник. – Поплохело только с непривычки.

– А ты вроде молодцом держишься.

– Я, государь, последний год с коня, почитай что и не сходил. Так натрясся в седле, что никакой шторм нипочем.

– Небось, жалеешь, что с казаками за зипунами не увязался?

– Нет. Свою службу я справил как надо, а морское дело изменчивое. А ну как разобьется струг и в Туретчину угодишь? Того и гляди прознают, что не казак, а Вашего Величества воинский человек. Никак нельзя такой оплошки допускать!

– Верно говоришь, стольник. Оплошки допускать нельзя… Кстати, а как там духовник мой?

– Паству окормляет, – скупо усмехнулся Михальский. – Почитай все боляшие причаститься успели, в чаянии скончания живота.

– А как ты думаешь, он сам за мной увязался или надоумил кто?

– Если вы, государь, на Филарета грешите, то зря. Они с Мелентием друг друга на дух не переносят. Не будь иеромонах вашим духовником, давно бы в Соловках обретался.

– Или Патриарх опочил, – сделал постное лицо Рюмин.

– Тоже может быть, – не стал спорить литвин.

– Ладно, что Господь не делает, всё к лучшему. Какая компания собралась, такой и играть будем. Запомните, что я вам скажу. Люди вы, кроме Клима в Германии новые и многое вам будет в диковинку. Ну и немцам, понятное дело, тоже. А потому, особенно по первости, всякой собаке будет любопытно, кто вы таковы и чем дышите? Так вот, надо показать, будто мы все из самой лучшей страны и у нас на Руси, разве что молочные реки в кисельных берегах не текут. Чтобы в умах обывателей Москва и «кущи райские» где-то рядом были.