Государево дело (СИ) - Оченков Иван Валерьевич - Страница 19

Послов низложенного гетмана принимали с куда большим почетом. В Грановитой палате и в присутствии Боярской думы. Полковник Пётр Одинец – кривоногий крепыш в богатом жупане и лицом отъявленного головореза, пытался вести себя как настоящий шляхтич, то есть, гонор пёр через край! Составлявшие его свиту несколько казаков вполне соответствовали своему предводителю, имея вид лихой и придурковатый. Окинув горделивым взглядом толпящихся вдоль стен бояр и дворян, Одинец сдернул с головы богатую шапку и церемонно поклонился.

– Ясновельможный пан гетман всего Низового войска Запорожского, – витиевато начал он, – низко кланяется Вашей Царской Милости и просит разрешения послужить вам так же, как это прежде делали многие славные атаманы!

– Да уж, послужили, нечего сказать, – раздался ропот среди членов Думы, многие из которых воевали в обоих ополчениях, брали Смоленск, сражались под Можайском.

– Взять хоть достославного князя Вишневецкого немало послужившего Их Царскому Величеству Ивану Васильевичу, – нимало не смущаясь, продолжил посол, – всем ведомы его ратные подвигу во славу Христианской веры!

– Помолчал бы про веру, пёсий сын! – прогудел в ответ патриарх Филарет. – Ваше безбожное войско латинянам предалось и зорили Русь хуже поганых. Не щадили ни храмов Божьих, ни монастырей, ни святых старцев. С икон чудотворных не стеснялись оклады сдирать!

– Что было – то было, – развел руки в примиряющем жесте полковник. – Это дело военное и не бывает без крови и разорения. Мы честно и верно служили польскому королю, как и подобает славному запорожскому рыцарству. И если всемилостивейший царь Иван Мекленбургский пожелает того, то так же доблестно послужим и Его Величеству!

– Верно, говоришь? – ухмыльнулся князь Пожарский. – Это ты – полковник, видать про то, как ваши полки стояли у Калуги и ждали, чем дело под Вязьмой кончится? А когда королевич бит оказался, так гетман и ушел не солоно хлебавши.

– Кабы просто стояли! – злобно ощерился Лыков-Оболенский, у которого в Калуге погиб племянник – княжич Василий – служивший когда-то у меня в рындах.

Запорожцы тогда почти прорвались, захватив захаб[32], но вставший насмерть со своими холопами Лыков удерживал вторые ворота до тех пор, пока стрельцы, засевшие на стенах, не перестреляли казаков из пищалей. Город тогда отстояли, но один из сечевиков достал-таки княжича саблей.

– Я же говорю, ясновельможные паны, что на войне всякое случается! – повысил голос Одинец. – К тому же, помнится, многие из высокородных магнатов здесь присутствующих в свое время присягали королевичу Владиславу, не посмотрев на его веру…

Лучше бы он этого не говорил, поскольку слова его только подлили масла в огонь. Некоторые разъяренные думцы уже скидывали тяжеленые парадные ферязи и засучивали рукава, другие, не тратя времени даром, взялись за посохи. Ещё минута и случилось бы побоище, совершенно не входившее в мои планы.

– Унять лай! – коротко велел я Вельяминову.

– Тихо! – во всю мощь своих легких заорал окольничий, заставив расходившихся бояр опомниться.

Впрочем, некоторых, особо буйных, пришлось-таки оттаскивать. Но, к счастью, всё обошлось без вызова стражи и смертоубийства.

– Слушайте волю Государеву! – снова заорал Никита и вперед вышел думный дьяк Рюмин.

– Всемилостивейший государь, царь и Великий князь всея Руси Иван Федорович, – начал тот нараспев читать мой полный титул. – Благодарит за службу атамана Сагайдачного и Низовое войско Запорожское, однако же, объявляет всем свою волю, что желает жить со своими соседями в мире и братской любви, а потому никаких воинских людей брать к себе на службу, помимо тех, что уже есть, не изволит! Но пребывая в неизбывном расположении к атаману и его людям, жалует им от щедрот своих сто рублей серебром.

Думцы ошарашено переглянулись, после чего по их рядам поползли смешки. Пожалованная сумма была годовым окладом средней руки стольника и для человека, ставящего себя на одну доску с коронованными правителями, была просто унизительной. К тому же, Сагайдачного назвали не гетманом, а всего лишь атаманом. Лицо правильно всё понявшего Одинца потемнело, но он сумел сохранить самообладание. Отвесив ещё один поклон, полковник в сдержанных, но вместе с тем учтивых, предложениях поблагодарил меня за оказанную честь, и собрался было уходить, но один из его подручных – высокий статный казак, не смог сдержать темперамент.

– А что браты, – звонко спросил он у своих спутников, тряхнув чубатой головой, – посмели бы насмехаться над нами москали, когда бы стража не забрала наши сабли?

– Грицко, замолчи за ради Господа Бога! – зашипел на него полковник, но было поздно.

В Грановитой палате повисла зловещая тишина. Распоряжавшийся приемом Вельяминов сам был готов кинуться на нахала, не говоря уж о других присутствующих. Но тут вперед вышел недавно пожалованный в думные дворяне князь Дмитрий Щербатов и, без улыбки глядя в лицо казака, спросил:

– А ты – собачий сын, повторишь мне это в лицо, когда тебе вернут саблю?

– Тю! Та запросто! – ощерился запорожец.

– Вот тогда и поговорим…

– А ну-ка прекратить! – заорал вклинившийся между ними Вельяминов. – А то сей же час оба в железах окажетесь!

– Ваше Величество! – воззвал обескураженный Одинец. – Прошу напомнить вашим людям, что мы – посланники гетмана Сагайдачного!

– Прекратить свару! – впервые за время приема подал я голос. – Никто не упрекнет меня, что при моем дворе плохо обошлись с послами. Посему велю охранять их от всяких посягательств до тех пор, пока не покинут пределы царства нашего.

Все присутствующие одобрительно загудели, и только задиристый запорожец все никак не мог успокоиться, чем и решил свою судьбу.

– Живи покуда, – презрительно усмехнулся он в сторону Щербатова.

– Однако же полагая поединок делом рыцарским, не стану препятствовать ему, если нет иного способа разрешить конфликт без урона чести!

– Благодарю, государь, – поклонился большим обычаем князь.

Едва послы отправились восвояси, у меня собрался «ближний круг» чтобы обсудить создавшееся положение. Правда, на сей раз на этом совещании присутствовали два новых человека – Филарет и князь Пожарский. Первый принял приглашение как должное и, с достоинством усевшись в предложенное ему кресло, обвел строгим взглядом моих ближников. Иван Никитич Романов на взгляд брата обратил внимания не более, чем на настенную роспись, Вельяминов с фон Гершовым так же остались бесстрастными, а вот Рюмина и Михальского с Пушкаревым, похоже, проняло. Во всяком случае, сесть они так и не решились.

– Что скажете, господа хорошие? – поинтересовался я у собравшихся.

– Дозволь слово молвить, Государь, – поклонился Клим.

– Говори, если есть чего.

– Не изволь гневаться, а только крепко обидел ты, Сагайдачного. Будет теперь каверзы строить, а он на эти дела мастер!

– Нам с ним детей не крестить, – жестко усмехнулся Филарет.

– Оно так, Владыка, однако же зачем лишний раз ссориться там, где без того обойтись можно?

– На службу его все одно брать нельзя. Мы с османами и крымцами миру хотим, а он только из-под Перекопа вернулся. Я чаю в Стамбуле не возрадовались бы, коли его в Москве приветили. А уж про Бахчисарай и толковать нечего!

– Кстати, а до Кантакузена уже довели, что посланникам гетмана от ворот поворот дали? – поинтересовался я.

– Ещё нет, но за тем дело не станет.

– Вот и славно. Пусть турки без опаски идут в Валахию и Молдавию ляхов воевать. Я к ним на помощь не пойду.

– Не пойму я, государь, – прокашлявшись, спросил Пожарский. – А какая нам с того корысть?

– Хороший вопрос, Дмитрий Тимофеевич, – усмехнулся я. – Первая выгода в том, что пока ляхи с турками будут заняты, к нам они не полезут!

– Да они и без того бы не полезли, – пожал плечами князь.

– Верно. Только вместе с султаном на войну и крымский хан отправится, стало быть, и татары наши рубежи тревожить не будут. Это вторая выгода!