Государево дело (СИ) - Оченков Иван Валерьевич - Страница 16

– Ох и странный ты, Ваня, ведь знаешь всё, а делаешь вид, что невдомёк тебе.

– Ты о чем?

– Ты ведь из тех, кто свою прошлую жизнь помнит?

– Откуда знаешь?

– По лицу вижу.

– Ну, допустим, и что?

– А то! Была эта девка в той твоей жизни?

– Была.

– И что у тебя с ней было?

– Ничего. За другого она замуж вышла.

– Вот-вот. Тогда ты по ней сох, теперь она по тебе. Всё справедливо.

– И что делать теперь?

– У тебя что, дел никаких нет? – вопросом на вопрос ответила старуха.

– Куда там! – скривился я. – Этого добра у меня – за три жизни не переделать.

– Вот и займись делом, а не по лесам за девками шастай. Своей судьбы еще никто не избегнул и вам с ней не дано.

– И какая же у нас судьба?

– У тебя своя, у неё своя.

– Стало быть, не бывать нам вместе?

– Как знать, милай! – усмехнулась она в ответ. – Ты бы лучше собирался. А то друзья твои обыскались уже.

– А ты откуда знаешь?

– Да уж знаю!

Последние слова Бабы Яги донеслись до меня как из другой комнаты, а потом и вовсе все затихло, и мир вокруг меня погрузился в полную темноту. Иногда в ней возникали какие-то непонятные образы, в которых иногда угадывались жена, дети, Алёна с Машкой, затем странная хозяйка, неожиданно превратившаяся в черную кошку.

– Мяу! – нагло сказала она мне.

– Хренамяу! – сердито отозвался я, и хотел было запустить в наглое животное чем-нибудь тяжелым, но ничего не попалось под руку.

– Живы, слава Богу! – раздался совсем рядом обрадованный голос Корнилия и я, с трудом продрав глаза, увидел столпившихся надо мной людей, в одном из которых узнал своего телохранителя.

– А что со мной сделается? – удивился я и попытался встать.

Попытка оказалось не особо успешной, поскольку тут же ужасно заболела голова, и я в изнеможении опустил её обратно.

– Да кто же знает, что с вами может сделаться! – рассердился Михальский. – Скажите, ради всего святого, какая нелегкая вас сюда понесла?

– Не знаю, а где это я?

Литвин недоверчиво взглянул в мои честные глаза и, поняв, что не вру, укоризненно покачал головой:

– В небольшой деревушке в Лужниках. Не представляю, каким образом вы сюда добрались и уж тем более не могу понять, как ухитрились миновать охрану…

– Слушай, дай лучше попить, а то во рту совсем пересохло…

– Вот, пожалуйста, – появилась из-за спины телохранителя, какая-то женщина, чем-то неуловимо похожая на Бабу Ягу, но моложе и опрятно одетая, и подала мне ковш с удивительно вкусным квасом.

– Спаси Христос, – поблагодарил я хозяйку, с сожалением возвращая пустую посуду. – Не дали пропасть от жажды.

– Не за что, – с мягкой улыбкой ответила та.

– Верно, государь, – усмехнулся Михальский. – Эта добрая женщина, действительно, спасла вас. Сначала затащила к себе в дом, а затем позвала на помощь нас. Но я всё же не понимаю, как вам удалось пройти мимо охраны?

– Не бери в голову, я в молодые годы от святой инквизиции ухитрился ускользнуть. Так что ничего удивительного.

– Вот холера, пся крев![21] – не то, порицая, не то, хваля, отозвался Корнилий, от волнения перейдя на польский.

– Где он? – с ревом ввалился в избу ещё один мой ближник.

– Никита, что ты так орешь? – поморщился я от шума.

– Спасибо тебе Господи! – размашисто перекрестился Вельяминов. – Ведь пол Москвы на ушах стоит, а ему хоть бы хны.

– Да по тише ты, бугай на выгуле! Башка болит.

– Нешто выпил без меры? – обеспокоился окольничий. – Коли так, похмелиться надо, а это мы мигом…

– Нельзя ему пить! – тут же вмешалась хозяйка дома.

– Откуда знаешь? – насторожился Михальский.

– Вижу так.

– Знахарка, что ли?

– Вроде того.

– И что с государем приключилось?

– Отравился он.

– Что?! Кто посмел, говори быстрее…

– Да никто. Хлеб он худой ел, вот и отравился. Хорошо хоть немного, а то и до Антонова огня недалеко.

– Правда? – недоверчиво посмотрел я на женщину.

– Да уж насмотрелась я на таких. Кто, бывает, огнем горит, а у кого такие виденья случаются, что ни в сказке сказать, ни пером написать. С русалками в речке купаются, с лешими хороводы водят.

– Чёрт, – выругался я, сообразив, в чем дело. – Спорынья это!

– Что?!

– Ладно, не берите в голову. Лучше организуйте сани, да поедем домой. И спасительнице моей не забудьте серебра отсыпать.

– Это мы мигом, – обрадованно воскликнул Вельяминов и побежал распоряжаться.

– Корнилий, – тихонько позвал я телохранителя.

– Что изволите, Ваше Величество, – наклонился он надо мной.

– У Никиты дома всё ладно?

– Да, насколько я знаю, – сделал непроницаемое лицо мой телохранитель.

– А подробнее?

– Ну, хорошо, – сдался литвин. – Боярышня Алёна хотела уйти в монастырь и ей это почти удалось. Но, слава деве Марии, игуменья Ольга не приняла её, а едва та вышла за ворота, как вельяминовские холопы тут как тут.

– И что?

– Ничего. Брат её в тереме запер.

– Это правильно.

Не успели мы договорить, как в избу вернулся Никита и доложил, что всё готово. Кое-как одевшись с помощью ближников, я выбрался наружу и устроился в санях.

– Где хозяйка? – спохватился я. – Поблагодарить хочу.

– Здесь я, государь, – с достоинством отвечала женщина.

– Спасибо тебе, красавица.

– Ну вот, опять красавицей стала.

– Погоди-ка, – даже привстал я со своего ложа. – Так это всё правда?

– Не знаю о чём ты, царь-батюшка, – легко улыбнулась она, – а только видения у всех разные бывают. Одни правду истинную видят, а иных бесы смущают.

– Вот оно как… ну, хорошо. Скажи тогда, чем отблагодарить тебя за спасение? Хочешь, серебра отсыплю, хочешь, терем тебе новый велю поставить. Ну, что ты молчишь, говори не стесняйся.

– Спасибо тебе, государь, на добром слове, а только мне довольно и того, что у меня уже есть.

– Так может, чего другого желаешь?

– Ты уж прости меня – бабу глупую, если что не так скажу, а только есть у меня просьба.

– Говори.

– Слышала я, что к тебе из земель заморских зверей диковинных прислали. Вот бы на них хоть одним глазком взглянуть.

– Хорошо. Будь, по-твоему, – пообещал я, покидая избу.

На улице от свежего морозного воздуха у меня закружилась голова и я обессилено опустился в поданные мне розвальни. Ближники тут же бросились ко мне, отпихнув прочих слуг, и заботливо укрыли медвежьей полстью, чтобы не замерз.

– Алёна то как себя чувствует после всех приключений? – сдуру поинтересовался я у Никиты и только по вспыхнувшему лицу окольничего понял что сглупил.

– Слава Богу, – буркнул тот в ответ и, вернувшись к своему коню, вскочил в седло.

Некоторое время мы ехали молча. Я был погружен в свои мысли, а смотревший на Михальского волком Вельяминов, судя по всему, не горел желанием общаться с тем. Впрочем, долго он не выдержал и злобно прошептал:

– Ты зачем ему все рассказал?!

Телохранитель в ответ лишь пожал плечами, служба, мол, такая. А вот я обернулся и спросил:

– О чём шепчетесь?

– Да мы так…

– Понятно. А что из Нижнего слышно?

– Да вроде бы всё благополучно.

– Точно?

Сразу же понявший о чем я спрашиваю Вельяминов, вздохнул, и начал рассказывать:

– Воевода князь Головин пишет, что звери, персидским шахом присланные, целы и здоровы, только жрут до невозможности много, особенно – слон.

Дело было так. Посольство, посланное мною в Исфахан[22], вернулось с большим успехом. Торговый договор был заключен, русским, шведским и мекленбургским купцам разрешалось торговать по всем территориям подвластным Аббасу, причём тот лично обещал негоциантам защиту. Собственно говоря, грузопоток уже пошел и даже в казне появились первые деньги от этого проекта. Мои подарки произвели на шаха и его гарем самое благоприятное впечатление, и персидский владыка поспешил отдариться. Там были и драгоценности, и восточные редкости, и совершенно роскошное оружие и доспехи, но самое главное – в числе подарков были охотничьи соколы, пардусы[23] и даже слон. И всё бы ничего, но в дороге животина захворала и едва не протянула ноги или хобот, не знаю, как у этих зверей правильно.