Стрелы Времени (ЛП) - Иган Грег - Страница 3

Когда Пио протянул руку, чтобы перезапустить таймер, из зала раздались немногочисленные разрозненные аплодисменты.

Лила заняла его место.

– Если переселение на ортогональные миры настолько проще по сравнению с финальным торможением на подлёте к планете, – сказала она, – то пусть люди обдумают оба варианта, пока мы летим к родной планете. Когда одна из проблем получит практическое решение, мы сможем сделать информированный выбор. Более того, если мы будем придерживаться плана и развернем Бесподобную, это только упростит будущую миграцию: все отрицательные светороды, из которых состоят ортогональные миры, для нас превратятся в положительные! Термодинамическая стрела ортогональных звезд будет противоположна нашей, но если выбирать между решением этой проблемы и попытками прогуляться по антивеществу, то я заранее знаю, какая из этих трудностей мне больше по душе.

Агата повернулась к своей матери.

– Только что эта женщина одержала победу. Все кончено! – прошептала она. У самых упорных сторонников миграции могли быть свои причины, чтобы ревностно придерживаться более сложного пути, но какой бы привлекательной ни была эта идея в глазах сомневающихся избирателей, только что Лила показала им, как смягчить устрашающую картину предательства по отношению к своим предкам, не сжигая при этом никаких мостов, пока не будет гарантирована их собственная безопасность.

Чира издала равнодушный звук.

– Космос опасен, – заявила Лила. – Для нас, для наших предков – и для наших потомков, вне зависимости от принятых нами решений. Но благодаря усилиям людей, запустивших Бесподобную в небо, мы не только имеем за плечами шесть поколений экспериментов и размышлений, которые мы можем использовать, чтобы смягчить стоящие перед нами риски, но и шесть поколений будущего, которое ждет нас впереди. Пио называет этих людей варварами, однако варварством было бы бросить их в беде, руководствуясь лишь недостатком уверенности. Если мы когда-нибудь выясним, что попытка вернуться на родную планету равносильна самоубийству, нам, конечно же, будет разумнее пересмотреть свои планы. Но пока этого не произошло, почему бы не приложить все усилия для спасения жизней тех людей, которым мы обязаны своим существованием? И почему бы нам всем не пожелать нашим собственным предкам стать участниками этого чудесного воссоединения, когда поколение, отправившее в полет Бесподобную, научится всем тем невероятным вещам, которые были достигнуты за счет украденного для нас времени?

Агата держалась за веревку перед входом в зал для голосования, наблюдая за медленно растущими столбиками гистограммы на экране у входа.

– Агата! – к ней направлялся ее приятель Медоро; осознание, что он встретил знакомого человека, отразившееся в добродушном взгляде на его лице, уступало место удивлению. – Давно ты здесь?

– Давно, – призналась она. – Я проголосовала пораньше, но потом решила остаться и посмотреть, сколько человек придут на выборы.

– Значит, ты здесь с первой склянки?

– Мне все равно больше нечем было заняться, – сказала она в свою защиту.

– Если б я знал, что ты будешь стоять на карауле, то принес бы тебе поесть.

– Иди голосовать, – посоветовала Агата, подгоняя его в сторону входа.

Медоро наклонился к ней на заговорщический манер.

– Сколько платишь? – прошептал он. – У сторонников твоего брата я взял дюжину кусов, но у тебя еще есть шанс переманить меня на свою сторону.

– Не смешно.

Он качнулся назад.

– Серьезно, ну что с тобой не так? Когда я вернусь, нам стоит перекусить. – Агата заметила, как он поднял свой задний взгляд в сторону экрана. – Эту волосинку с голосами «против» почти не видно.

– Я не боюсь, что мы можем проиграть, – сказала она. – Меня беспокоит то, что нам вообще пришлось задаваться этим вопросом.

– То есть мы должны быть просто радостными винтиками в машине Евсебио? – подначивая, спросил Медоро. – Рожденными в этой горе безо всякого права голоса?

– Ты говоришь так, будто у самого Евсебио был выбор, – парировала Агата. – Если бы ракета не была запущена, ты бы вообще не родился.

– Безусловно, – согласился Медоро. – Конструкторы поступили правильно, и я им благодарен. Но это не означает, что мы должны стать их рабами. Наш долг перед предками не в слепой преданности, а в тщательном изучении своих реальных возможностей. Твой брат неправ, потому что неверны его доводы – а вовсе не потому, что нам нельзя даже задумываться об «отклонении от плана».

Этот эвфемизм ее не впечатлил: фраза «отклонение от плана» больше подходила отважному бунту против педантичной бюрократии, а не просчитанному шагу, который был равносилен массовому убийству. Но сейчас она была не в том настроении, чтобы ввязываться в ссору.

– Пио получил возможность во всеуслышание высказать свое мнение, так что теперь эта навязчивая идея, возможно, оставит его в покое.

– Разумеется, – согласился Медоро, – но ведь нужно это было не только самому Пио и тем, кто проголосовал в его поддержку. Каждому из нас известно, что исход выборов был предрешен заранее…, но нам все равно важно осознавать, что предрешен он был именно потому, что мы отдали ему предпочтение как лучшему из имеющихся вариантов.

– Хмм.

Медоро направился в зал для голосований. На глазах у Агаты число учтенных голосов достигло трети от общего числа избирателей. Голоса «за» превосходили своих противников более, чем в дюжину раз. В принципе исход был еще не решен, но если говорить по правде, то ее оппонентам грозило сокрушительно поражение.

Выйдя из зала, Медоро приблизился к ней с виноватым видом.

– Не злись на меня, – произнес он умоляющим тоном. – Я просто думал, что будет справедливым немного уравнять позиции –

– Агата замахнулась на него; Медоро изогнулся, уклоняясь от удара. Она была почти уверена, что Медоро пошутил, но даже если и нет, знать ей этого не хотелось.

– Иди поешь, – сказал Медоро. – Если, конечно, не собираешься стать постницей.

– Вряд ли. – Агата направилась следом за ним по коридору, ведущему к столовой. – Правда, я в и отторженки записываться не планирую. – Мысль о рождении детей приводила ее в ужас – вне зависимости от того, сможет ли она пережить эту процедуру, – но если отбросить собственные страхи, то меньше всего ей хотелось, чтобы воспитанием какого бы то ни было ребенка занимался ее скудоумный братец.

Грета повернулась к Рамиро.

– Приступай к остановке вращения, – сказала она.

По какой-то необъяснимой причине Рамиро замешкался. Он уже несколько дней беспокоился из-за того, что прямо в этот момент какая-то незаметная, непредусмотренная им мелочь все испортит и тем самым даст о себе знать – однако не предусмотренная планом задержка не столько предотвратила бы нависшую над ним угрозу унижения, сколько превратила бы его страхи в самосбывающееся пророчество.

В тот самый момент, когда выражение сдержанного ожидания на лице Греты уже было готово дать осечку – дав всем очевидцам понять, что задержка была не просто неожиданной, а вообще не имела какого-либо объяснения – паралич Рамиро прошел, и он, наконец, щелкнул переключателем. Единственный крошечный когерер в расположенной перед ним панели направил луч света в лабиринт нижележащей фотонной схемы, и система, сборкой, проверкой и совершенствованием которой Рамиро занимался последние шесть лет, начала очень медленно приводить гору в движение.

Весь Совет, собравшийся в пультовой, теперь развернулся к главному навигационному экрану, подвешенному высоко на стене. По настоянию Греты Рамиро запрограммировал хитроумную анимацию, которая создавала впечатление, будто данные от сенсоров, подтверждающие успешный запуск контрвращательных двигателей, приходили постепенно, по частям.

– Не настолько медленно, чтобы они начали беспокоиться, – советовала она, – но и не настолько быстро, чтобы испортить кульминационный момент.