Выстрел на поражение (СИ) - Снежная Александра - Страница 41

Я простояла там почти час, уже отчаявшись увидеть мужчину, которым бредила последние полгода, как вдруг на парковку стал спускаться его аппарат.

На меня нашел какой-то гипнотический ступор, когда он неспешно вышел из флайкорта и двинулся в сторону центра.

Ладони взмокли, горло пересохло, и я просевшим писклявым голосом окликнула его:

— Папа…

Эту встречу я не забуду никогда, даже если впаду в старческий маразм и перестану узнавать окружающих.

Боб пошатнулся, словно я не позвала, а выстрелила ему в спину. Стремительно обернулся, и взгляд его серых глаз замер на моем лице, фотографируя каждую его деталь.

— Шо. Моя девочка… — хрипло, с каким-то надрывом в голосе проговорил он, и я бросилась к нему навстречу.

Шо… Это было пронзительно до мурашек, кома в горле и рези в глазах. Любовь с первого взгляда. Такая чистая. Всеобъемлющая.

Недосягаемый, таинственный гений вдруг оказался трепетным и ласковым отцом. Моим. Я смотрела на него влюбленными глазами и не могла насмотреться. И он, усадив меня во флайкорт, увез в какое-то совершенно безлюдное место в горах, чтобы поговорить.

Я была просто счастлива. Мне все казалось увлекательным приключением: ореол секретности вокруг нашей встречи, его слова о том, что никто не должен знать о нашем родстве, и клятва, взятая с меня, всегда хранить эту тайну.

Когда он отвез меня домой, я и представить не могла, что о нашей встрече узнают родители. Как оказалось, Боб сам им обо всем рассказал. Только об этом я узнала намного позже, а тогда разразился грандиозный скандал.

Мама кричала, что увезет меня на другую планету, спрячет, закроет в доме, а я рыдала, топала ногами и жестоко бросала ей в ответ, что все равно убегу к Бобу и буду жить с ним, а еще расскажу всему миру о том, что я его дочь.

Я бесконечно благодарна Илвару, что он меня понял. Всю жизнь я буду уважать и любить этого человека как второго отца, и ценить его бесконечную мудрость, не позволившую маме запретить мне видеться с Бобом. И пусть эти встречи были тайными (таковым было условие Илвара), но они у меня были.

Тысячи красочных незабываемых дней, наполненных рассказами отца о его разведывательных рейдах в неизведанные концы Вселенной, об участии в опасных операциях и во Второй Межгалактической экспедиции. А еще он рассказывал мне о пулеметах, пистолетах, автоматах и винтовках. О том, жизнь скольких парней в бою может спасти хорошее оружие. Боб считал, что по-настоящему стоящий образец может создать только солдат, точно знающий, какие его характеристики он хочет получить в итоге. Простота, надежность и эффективность — вот три кита, лежащие в основе любого создаваемого конструкторами стреляющего механизма.

Именно Боб учил меня стрелять. Из всех видов легкого оружия. И да, последнюю восемнадцатую модель (ту самую, обзываемую женской) он создал конкретно для меня. Под мою руку. Под мой вес и рост. В ней даже спусковой крючок идеально ложится в мои пальцы…

Последний его подарок. Самый дорогой. Бесценный.

— Тэйдор Ривз, вы уже более получаса сидите на полу в одной и той же позе. Вам плохо? Мне позвать помощь?

Голос Элис выдернул меня из пучины воспоминаний, и я переместила голову с колен на стенку, но с пола так и не поднялась, бесцельно разглядывая потолок своей каюты.

— Не нужна помощь, Элис. Мне просто хреново.

— Хреново? Что значит «хреново»? — озаботилась она.

— Душа болит. Понимаешь?

Ответа не последовало. Оно и не мудрено. Как может бездушная машина понять мою боль?

— Элис нашла в сети несколько способов излечения души, — внезапно отозвался женский голос.

А вот это уже было забавно. Интересно знать, какой из способов впечатлил искусственный интеллект больше всего?

— Большинство опрошенных мужчин утверждают, что следует напиться. Чуть меньший процент — что пойти и трахнуться. И остальные — за поход к шринку*.

Я начала истерично смеяться, а успокоившись, попросила:

— Элис, никогда больше не читай ответы на вопросы на межгалактических форумах. Мой сленг в сравнении с тем, что там можно вычитать — детский лепет.

— А что значит «трахнуться»? — сразила меня наповал виртуальная подруга.

— А в сети слабо помониторить? — усмехнулась я.

— Вы же сказали, чтобы я там не искала ответы на свои вопросы, вот я и спрашиваю.

— Ну, это… — прочистила горло я, почему-то стесняясь рассказывать Элис такие вещи. — Это когда у мужчины и женщины происходит интим…

— Под интимом вы подразумеваете секс? — добила своей прямолинейностью она.

— Подразумеваю, — согласно кивнула я.

— Кстати, интим на корабле, согласно всем установленным нормами инструкциям, не запрещается. Капитан только недавно меня об этом спрашивал.

— Что? — открыла и не закрыла рот я. — Капитан интересовался, можно ли на корабле заниматься сексом?

— Совершенно верно, — менторским тоном доложила Элис.

— Кобель, — бесконтрольно вырвалось у меня. — Я тебе займусь.

Какое-то разрушительное, доселе неведомое мне чувство захлестнуло, как цунами. Мне вдруг захотелось пойти к Просто Богу, врезать ему со всей дури ботинком по голени, а потом спросить: «Да какого хрена?»

Ему мало того, что было между нами два дня назад? Сколько еще раз надо удовлетворить этого полового гиганта, чтобы он не смел думать о других?

Черт, что со мной происходит? По какому праву я злюсь на него и предъявляю претензии? Он — свободный человек. А моя Шо сама ему сказала, что не готова к серьезным отношениям. Тогда почему так гадко на душе и так жжет в груди?

Я никогда не считала себя трусихой: не пасовала перед трудностями, не лгала, не изворачивалась и всегда говорила людям в глаза все, что думаю, но на Стэнли Стэнфорде все мои принципы тупо отключались. Я завралась перед ним по самые уши, я вела себя рядом с ним совершенно неадекватно, а самое ужасное, что я не могла себя заставить рассказать ему правду. Из малодушия ли, из страха, или тому была какая-то другая причина — я понятия не имею. Но от самой мысли, что мне придется рассказывая все, как есть, смотреть Просто Богу в глаза, у меня начинали потеть ладони и останавливаться сердце. И я как-то неожиданно поняла, что не хочу терять тот жалкий мизер, что у меня есть. Ведь когда он узнает правду — все закончится, почти и не начавшись. Не будет наших встреч в клубе, не будет его горячих губ и ладоней на моем дрожащем и обнаженном теле, делающих меня такой до глупого счастливой, не будет того совершенно детского ощущения восторга, будто я нежданно-негаданно нашла свою любимую и самую вкусную конфету на свете.

Меня всего этого лишат. А я не готова, абсолютно не готова отпустить то, что получила, пусть даже обманом. Во мне словно сидела какая-то маленькая жадная скряга, которая, судорожно прижимая к груди свою драгоценную находку, истерично вопила: «Не отдам. Мое.»

Не мое…

Шарлотта Ривз отлично это понимала, и она же, противореча самой себе, отмахивалась от доводов рассудка и говорила: «Да брось. Ничего противозаконного я не делаю. Ему хорошо, мне хорошо — кому от этого плохо?»

Наверное, я в этот момент даже не осознавала, что каждое мое действие, по закону сохранения импульса, равносильно отдаче при выстреле: чем больше начальная скорость заряда, тем энергия отдачи больше. Но кто думает о таких мелочах, когда в крови еще не остыл жар после нашего со Стэнфордом свидания, а всплывающие в памяти образы и обрывки слов разгоняют по твоему телу тяжелую волну мучительного томления, в которой ты вязнешь, как жалкая мошка, даже не пытаясь освободиться? Зачем? Ведь здесь и сейчас мне хорошо. Какая разница, что будет потом? Я подумаю об этом, когда оно случится.

Поднявшись с пола, я расстегнула сумку, собрала спрятанный в ней по частям «Брайан», убрала его в сейф, а потом стала раздеваться, готовясь ко сну. Выходить из каюты я сегодня не собиралась. Помылась я дома, есть на ночь — не приучена, а видеть Стэнфорда сейчас для меня равносильно фрустрации. Зачем себя мучить? Завтра я должна быть спокойной и хладнокровной, как скала.