Скрипач - Жарчинская Инна - Страница 19

— Я вижу, ты мне не веришь, — грустно произнес он. — Мария, больше, чем религиозные фанатики, меня раздражают только скептики, у которых есть только один аргумент: «Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда». Они забывают, что то, что невозможно доказать, невозможно и опровергнуть. Но я знаю точно, что когда-нибудь ты меня поймешь, ты поверишь мне.

Эти его слова прозвучали как угроза, и я почувствовала, как по моей коже пробежали колючие, холодные мурашки. Чтобы снять напряжение, я все-таки поинтересовалась:

— И какой же это был договор, Ник?

— Простой, — он усмехнулся, видя мой страх, — дьявол открывал Страдивари секреты мастерства, которые позволят ему делать самые совершенные скрипки в мире, а мастер должен был за это делать скрипки. И не более того. Как видишь, никакой души он взамен не требовал.

— И в чем тут подвох? — разочарованно протянула я.

— В скрипках. Видишь ли, Маша, талант — это не способности к какому-то определенному роду деятельности, это энергия, которая не имеет никакой направленности. Только от человека зависит, по какому руслу он ее пустит. Не зря же говорят, что талантливый человек талантлив во всем. Так вот, творения Страдивари питаются этой энергией, они ее пьют, как человек пьет воду. Именно поэтому эти скрипки получают только самые талантливые музыканты. Если бездарь возьмется играть на скрипке Страдивари, то она его убьет — выпьет всю душу до дна.

— А тебе, — я все-таки подхватила его игру, — тебе он на каких условиях ее отдал? Только не говори, что из чувства альтруизма. Я очень сомневаюсь, что дьяволу такое чувство присуще.

— Вообще-то он способен испытывать всю гамму чувств, — усмехнулся скрипач, — кроме одного. А условия? Да, он поставил мне одно условие, но об этом я пока промолчу. Я расскажу тебе все, но только тогда, когда ты будешь готова это услышать и принять. Раньше не имеет смысла. А я знаю, что рано или поздно ты избавишься от своего скептицизма. В этом я не сомневаюсь ни на йоту.

Он встал, взял скрипку, взметнулся смычок — и полилась мелодия. Мне показалось, что от скрипача исходит едва заметное свечение. Его лицо вновь изменилось, теперь он стал похож на падшего ангела. Хотя кто знает, как они выглядят, эти падшие ангелы. Но никакого другого сравнения я подыскать не смогла. Музыка взлетала к потолку легким, искрящимся маревом и опадала на пол серебристым дождем.

А Ник, он как будто исчез из этого грязного мира — казалось, что здесь, в этой комнате, не он, а только его изображение, настолько он казался мне нереальным.

Мелодия успокаивала меня, ласкала и пела голосом Ника. Я слышала, как скрипка произносит слова человеческим голосом, и уже ничему не удивлялась. Боль потери утихла, и на душе стало спокойно и уютно. Все, чего я хотела в тот момент, — это того, чтобы музыка не кончалась никогда. Мои чувства сплетались с этой невероятной мелодией и становились единым целым. И вот я уже готова была поверить в любую сказку, в любую небылицу. А он как будто совершенно забыл о моем существовании, для него не существовало никого в этом мире — только он и скрипка.

Потом мелодия изменилась, покой сменился страстью и надрывом. Я почувствовала, как наяву, что меня касаются его руки, сначала нежно и ласково, а потом яростно и больно, словно мстя за что-то. Эта чертова мелодия искусала мне губы до крови, она оставляла синяки на моем теле, она шептала на ухо мне слова, от которых меня бросало в краску, это она, вопреки законам логики, распластала меня на диване и с силой вошла в меня. Каждая нота била меня по нервам, словно кнутом. Я не смогла сдержать стон, и тогда музыка оборвалась, а я увидела, что по-прежнему тихо, как мышь, сижу напротив него и ничего из того, что мне пригрезилось, на самом деле не происходило. Все это лишь мое проклятое воображение и его невероятный талант, нет, гений!

— Мария, тебе плохо? — встревоженно спросил он.

— Нет, прошептала я, пытаясь восстановить дыхание, — мне очень хорошо, так хорошо, что даже страшно.

Он аккуратно положил скрипку в футляр и, наклонившись к ней, что-то тихо произнес, но я так и не смогла услышать, что именно, — эти слова предназначались только для нее, для скрипки. Потом он унес футляр со своей драгоценностью и вернулся. Взгляд его темных глаз скользнул по мне, как будто он считывал те чувства, которые вызвала во мне его игра. Потом подошел, протянул руку и заставил встать. Я покорно подчинилась, не чувствуя никакого подвоха.

Он прижал меня к стене своим телом, а я по-прежнему даже не думала сопротивляться. Его поцелуй был трепетным и нежным, а руки, скользнув под свитер, гладили мое тело так, что хотелось умереть от счастья. Но потом что-то изменилось. Я почувствовала то же оцепенение, что и тогда, во сне, у себя дома. Ласки стали грубее и злее. Он уже не целовал меня, а кусал до крови губы. А руки уже не ласкали, они причиняли боль. Из нежного любовника он превратился в палача.

Я застонала, открыла глаза и ахнула от ужаса. С ним вновь произошла эта метаморфоза, которой я никак не могла найти разумного объяснения. На меня смотрели глаза не человека, а какого-то адского создания, ярко-желтые, цвета расплавленного золота, и не было в них ни любви, ни нежности, только страсть и боль.

И тогда я попыталась оттолкнуть его, но он оказался гораздо сильнее, чем могло показаться на первый взгляд. Чем больше я сопротивлялась, тем сильнее становился он. Глядя в его красивое жестокое лицо, я испытывала уже не страх, а самую настоящую панику.

С большим трудом мне удалось выскользнуть из его объятий. Я метнулась к двери, боясь и одновременно желая, чтобы он меня настиг, но он не стал меня преследовать. Стоял и спокойно смотрел, как я нервно ковыряюсь в замке, пытаясь открыть дверь. Руки не слушались, а ноги как будто приросли к полу, в ушах шумела кровь, а перед глазами была одна сплошная колышущаяся пелена.

Невероятным усилием воли мне удалось взять себя в руки и открыть-таки эту проклятую дверь. Бросив на прощанье взгляд в его сторону, я увидела, что то страшное существо, которое меня так испугало, исчезло, а вместо него вновь появился Ник, немного подавленный и растерянный, как будто он и сам удивился тому, что сейчас с нами произошло.

Я выбежала из его квартиры, как будто за мной гналась стая голодных волков. Кое-как удалось вставить ключ в замок. И лишь оказавшись у себя дома, я смогла вздохнуть облегченно. Прислонившись спиной к двери, я еще несколько минут слушала, не выйдет ли он следом. Но нет, он остался на месте. Я даже не знала, радоваться этому или огорчаться.

Страшно было подумать о том, что может произойти ночью, когда он вновь возьмет в руки свою проклятую скрипку и начнет играть! Я попыталась успокоиться и рассуждать здраво. «Все ясно, как белый день, — подумала я, — никаких чудес нет. То, что он вытворял, — это самый обычный гипноз. Не было никакого золотоглазого ангелоподобного существа, это он мне внушил. Нравится ему играть роль дьявола. А я, дура, сразу же повелась на эту его уловку».

Когда затрезвонил телефон, я уже полностью успокоилась. Хорошо хоть, что успела вовремя удрать. Нет, лучше мне впредь держаться от него подальше, потому что кто его знает, что он еще захочет мне внушить.

— Машка, я сейчас буду у тебя, — услышала я Галкин голос и улыбнулась тому, что сегодня со мной будет еще кто-то в квартире.

— Давай, я уже тебя жду.

— Ты точно никуда не свалишь? А то, знаешь, погода такая, что не хотелось бы пилить обратно несолоно хлебавши.

— Да куда я денусь. Слушай, Галюнь, ты предупреди свою маманю, что сегодня заночуешь у меня. Вдруг она надумает тебе позвонить. Нечего тебе туда-сюда по такой погоде шастать.

— Ой, не смеши меня, — радостно отозвалась подруга, — я уже давно не отчитываюсь перед ней, где и с кем ночую. Да и не станет она мне сегодня звонить — поговорили уже от души.

Галка ворвалась ко мне в обнимку с черным облезлым котом. Я не сразу поняла, что этот «подарок» предназначается мне.