Мертвая зона (Повести) - Чехов Анатолий Викторович - Страница 17

С горечью Сергеев подумал, что сейчас там, на западе, здоровые молодые мужчины с оружием в руках насмерть бьются с врагом, а он, старший уполномоченный областного управления НКВД, должен всего лишь регулировать отношения в этом человеческом муравейнике на станции и улицах города, на переправе через Волгу, вылавливать бандитов и жуликов, спасать, сидя за картонными коробками в универмаге, в сущности, никчемного парня, только пытающегося стать нормальным человеком, Кольку Рындина, от его уголовного прошлого.

Ордена за такие дела мало кому дают, да и то, может быть, раз в жизни, когда подводят ее итоги, годам к шестидесяти, но все равно, и такую, неблагодарную, но очень нужную, работу выполнять кому-то надо, особенно сейчас, в подступившее буквально к горлу тяжелое и смутное время…

Задумавшись, Сергеев не сразу услышал, что его окликают громким шепотом:

— Глеб Андреевич, вы, что ли?.. Час уже за вами наблюдаю! Вы-то зачем здесь?

От стеллажей отделилась темная фигура, Сергеев тут же узнал Николая. Скользнув через открытое пространство, тот присел возле прилавка, жестом предложил Сергееву сделать то же самое.

— Не за чем, а за кем, — поправил его Сергеев. — За тобой пришел.

— Неужто о Маше что знаете? Сижу и думаю: «Выходить или не выходить?»

— У нас твоя Маша. Жива и здорова. Машину тут же задержали возле перекрестка…

— Верно говорите?.. Ну что это я! Вам верю!.. Аж в пот ударило! — Николай и в самом деле вытер ладонью пот со лба. — А как же я теперь?.. Загнали, сволочи, в угол! Из-за Машки по новой на дело пошел! На фронт просился, Машке с три короба наговорил, вам обещал, а теперь опять — тюряга? Прости-прощай, подруга дорогая и в крупную клетку вольная жизнь?

— Не болтай! — остановил его Сергеев. — О чем думал и говорил, забудь. Здесь ты по моему заданию, включен в нашу оперативную группу. Выходишь из магазина с этой «куклой», — Сергеев показал перевязанную бечевкой пачку «денег». — А будешь передавать тем, кто у тебя там на стреме, берем их с поличным. И вся любовь. После операции идете со своей Машей призываться в действующую армию. Так я и военкому объяснил.

— Ну, Глеб Андреевич, век не забуду! — голос Николая пресекся.

— Ладно… Это хорошо, что не забудешь. Скажи лучше, один ты тут, на этажах, или еще кто есть?

Колька не успел ответить: внизу послышалась какая-то возня, раздался громкий крик Куренцова:

— Бросай нож, стрелять буду!

Звон разбитого стекла, истошный вопль:

— Шухер! Менты в хазе!

С улицы донесся частый топот: кто-то сломя голову бежал по асфальту. Мгновенно все стихло, только из вестибюля доносилось тяжелое дыхание, ругань вполголоса, шарканье ног по бетонному полу.

Сергеев и Рындин, переглянувшись, бросились вниз.

У разбитого окна, в которое вливалась утренняя свежесть, сержант Куренцов и еще один милиционер крепко держали за локти все еще вырывавшегося мордатого белобрысого грабителя, в котором Сергеев безошибочно узнал по описаниям Сони Харламовой напарника Хрыча — упитанного Борова с белесыми бровями и «коровьими» ресницами.

Разъяренный, красный как рак, отчего еще светлее казались его мокрые льняные волосы, налетчик, увидев рядом с Сергеевым Кольку Рындина, зашелся в злобе:

— Н-ну, сука! Больше тебе не жить!..

— Жить или не жить, не тебе решать, — ответил за Николая Сергеев. — Насчет угрозы тоже поговорим… Наденьте наручники.

Было, конечно, досадно, что разговором, хоть и говорили тихим шепотом, выдали себя. Да еще к тому же «засветили» Кольку перед его бывшими «дружками». Хрыч сбежал — сам по себе опасный преступник, ясно, что он тут же все расскажет Саломахе…

Если подводить итоги, операция по задержанию Хрыча и выявлению «дяди Володи» не получилась: захватили всего лишь мелкую сошку — стоявшего на стреме Борова. И все равно Сергеев не считал, что его постигла неудача, когда выходили из двери универмага, предусмотрительно открытой перед его группой остававшимся в магазине администратором: рядом шагал потрясенный всем пережитым, но с успокоенным лицом Николай Рындин, а это было, пожалуй, не меньше, чем спасти от грабителей полную сумку золотых часов.

Но с Колькой еще предстояло выяснить кое-что существенное, поэтому Сергеев отвел Рындина к себе на работу и первым делом позвонил военкому. Тот, несмотря на раннее утро, оказался уже на месте и к новости, что сегодня после успешно законченной операции полноправный гражданин Советского Союза Николай Рындин почтит своим присутствием военный комиссариат Центрального района Сталинграда, а затем пойдет воевать против фашистов, отнесся довольно прохладно:

— Хорошо, пусть приходит. Прежде чем воевать, будем учить, каким концом винтовку в сторону врага держать… Гринько ваша тоже сегодня придет? Почему-то вы говорили, чтобы принял я их с Харламовой одновременно?

— Гринько должна быть у вас вместе со своей подругой. Если возможно, очень прошу, направьте их вместе в один медсанбат или в одну часть.

— Постараемся. Однако медсестры у нас дефицит… Хорошо. Как только сдадут экзамены, определим их дежурить на переправу, там всегда работы хватает. У вас все ко мне? А то тут очередь…

Поблагодарив военкома, Сергеев прикрыл дверь, предложил Николаю сесть, некоторое время испытующе смотрел на него так, что тот невольно заерзал на стуле. Решив, что Колька созрел для разговора, Сергеев сказал:

— А вот теперь давай разбираться, что и как у нас с тобой получилось? Как же ты, друг сердечный, Машу свою отпустил? Стоял рядом, рот разинул и молчал? Ждал, пока Боров ее увезет?

— Ну… — только и сказал сразу потускневший Николай.

— Что «ну»?.. Спрашиваю тебя, какой ты к хрену защитник Родины, когда свою девчонку от бандитов не уберег?

— Глеб Андреевич! Не трус я! А что стоял и молчал — все точно! Хрыч из-за дерева на нас браунинг навел и сказал: «Пикнешь, первую Машку застрелю, второго тебя». Точно бы убил. Меня-то ладно, а вот Машу он бы наповал: с пяти шагов целил…

— А если просто пугал? Военкомат рядом, кругом люди?..

— Что вы! Это вы Хрыча не знаете! Он же психованный! Мокрушник! Зайдется — остановить нельзя! Пускай, думаю, хоть увозят, только бы не убили!..

— В общем-то она была о тебе хорошего мнения, — в тон Николаю заметил Сергеев. — Сказала, что ты спас ее, когда какая-то шпана стаскивала с нее туфли…

— Хрыч и дядя Володя не шпана — воры в законе, им терять нечего. Но я их не боюсь, хотя у Саломахи тоже наган есть.

— Откуда такие сведения?

— А шофера, старшего сержанта, гирей в висок на дороге дядя Володя ухлопал, наган себе забрал. Гиря у него на ремешке, сам говорил: «Бесшумное оружие». Стреляют, суки, оба без промаха. Ради того чтобы жизнь спасти, на все пойдут. Не дураки ведь, понимают, как только попухнут[4], обоим «вышка»…

— Так оно, наверное, и есть. Спасибо, что предупредил, хотя мы тут кое о чем и сами догадывались.

Объяснение Николая меняло отношение к нему Сергеева. Но оставалась все та же проблема: два крайне опасных преступника гуляют на свободе, к тому же оба вооружены. Что делать? Организовывать облаву и прочесывать местность? Какую? С захватом каких площадей?

— Ладно, — сказал Сергеев. — Вот тебе немного денег, пойди в буфет, поешь и приведи себя в порядок. Наша оперативная машина едет в сторону военкомата, забросит тебя. Попроси военкома сразу направить в учебный батальон… По городу не болтайся…

Неожиданно Николай вскинул голову, с выражением крайнего изумления уставился в окно.

— Глеб Андреевич! — крикнул он. — Глядите! Немцы над городом! Фашистский самолет!

Сергеев обернулся и увидел в полукилометре планирующий на небольшой высоте самолет, с крестами на фюзеляже, свастикой на крыльях. Летел он бесшумно, огонь — из пушек и пулеметов не открывал, не бомбил. Да и не рассмотрел толком Сергеев, истребитель это или бомбардировщик: мелькнул над крышами домов и пропал.

— Разведчик, — сказал Сергеев, не меньше Николая пораженный такой наглостью немцев.