Порубежье (СИ) - Ветер Виктория - Страница 12

Константин обернулся. Арба, смешно переваливаясь, тащилась в середине каравана. Неудобно как им там, наверное. Качает.

Сам Костя категорически не переносил качку, в частности морских путешествий. И это однозначно поставило точку в его заморских вояжах. Но зато на суше он развернулся неплохо. Соль. И ряды свои есть в гостиных дворах, даже в столичном. И дом в столице тоже есть. Так, для порядка — как же, купец уже второй, нет, пока второй гильдии! Это в тридцать два года всего! Правда, дом тот пустой, одна челядь обитает, а хозяин бывает по разу в году. Хозяйки нет. Говорят Косте, что надо остепениться, семью заиметь, тогда и в первую гильдию дорога будет открыта. Но как-то не хотелось рядом с собой совершенно чужого человека видеть. Тем более дочек купеческих.

Девки нравятся Косте яркие, стройные, гибкие.

Опять оглянулся на арбу. Ведь и не видно ничего. А всё равно сердце екает. Потому что знает: там она. И как же это ты так вляпался, Костя, Костя… Кто ты, а кто она? Ты купец, но без роду без племени, а она хоть и сиротинушка и басурманка, но княжна. Вон за одни подвесы ее всю Новую купить можно… Если не царю, то боярину ровня, никак не бывшему коробейнику… Эх, думы невеселые да любовь несчастная.

Вот уже перелески, закончилась степь, видны дубравы, леса. Дорога сделала еще один поворот, и вот на обочине, по краям дороги, стоят два огромных столба, даже не столбы, а статуи резные. То ли витязей изображают, то ли духов каких — не понять, почернели от времени и дождей их лица, выбелены солнцем шлемы… На плече у одного витязя сидит кто-то. То ли птица, то ли зверь, то ли дэв.

Айгуль поежилась. Побаивалась она духов. В степи они не очень дружелюбные, даже к своим. А вот купец Константин порадовался, словно знакомца старого увидел, — присвистывать стал по-особому да что-то издалека показывать чуду этому.

Дальше телеги выстроятся цугом и поедут ровно. Ибо тут, как прознали вездесущие братики, начинается полоса ловушек.

Это оборонительная причуда такая. Сам главный караванщик Лука ее придумал, всем миром копали да мастерили, но сам Лука говорил, что и он позабыл, где и какой «подарочек» припрятан. Где яма волчья, где петля, словно силки на птицу, а где и простые грабли. Мелкому-то зверю это нипочем, а крупный здесь не ходит. Потому приграничну полосу проходят телеги строго друг за другом, люди по сторонам не разбегаются, а остановки делают только на определенных полянках.

Тем временем по велению Луки, старшего, решили привал сделать, отдохнуть, местных богов уважить, а по зорьке дальше тронуться в путь. Поставили телеги кругом, как в родном стойбище ставили, в центре круга поместили овец и лошадей, тех, что отец купцу отдал, и каждый занялся своим делом.

Обозники соорудили большое кострище да приладили походный котел, вои стали коней распрягать да обихаживать, Константин деятельно участвовал в установке шатра, Карай умчался по делам своим собачьим. Айгуль решила на всякий случай быть поближе к Константину, просто из всего этого общества он хотя бы говорил на ее языке.

Вблизи предполагаемый дэв оказался огромным котом дымчатой масти с зелеными глазами. Довольно сидел в седле Константиновом, заместо хозяина, поглядывая на мир просто с божественной снисходительностью. До того самого момента, как его обнаружили братики.

— Киса, — заметил Русланчик. — Красивая киса!

Кот даже ухом не повел.

— Иди сюда, — приказал Тимур

Кот дернул ухом и приподнял правую бровь.

— Иди сюда, — уже вежливее позвал Тимур. — Мы не обидим.

— Щ-щ-щас-с-с! — сказал кот. Или послышалось?

Братики переглянулись, и не успел кот моргнуть глазом, как Тимур цыкнул, отвлекая внимание, а

Русланчик подпрыгнул и накрыл кота с головой кафтаном, стаскивая с седла.

Кот взвыл. Задергался, роняя Русланчика на землю. Тот, не отпуская своего пленника, придавил его животом к земле, с другой стороны подбежал Тимур.

— Осторожнее! Когти!!!

Суконный кафтан, принадлежащий, вероятно, Константину, сукно-то хорошее, обзавелся новой дырой, являя на свет когтистую лапу величиной с ладошку пятилетнего ребенка.

— Русланчик!!! — Айгуль переполошенной птицей бросилась к братику.

— Да что это такое, мать вашу! Да что это за бедо́вы дети! Да кто их уму разуму учил? Или не учил вовсе! И скажите мне, что едят эти дети Тенгири, что в таком хрупком теле весят как дюжий лось?!

Клубок из тел и одежды распался. Айгуль застыла. Мальчики сидели на земле с вытаращенными глазами, а дымчатый пушистый кот, выпутавшись из кафтана, как ни в чем не бывало расселся на нем, вылизывал заднюю лапу и приговаривал:

— Бессовестные дети Тенгири! Никакого почтения не имеют! Вот как так можно? — Кот отвлекся от лапы и посмотрел в упор на Айгуль, безошибочно определяя, на ком теперь лежит ответственность за проделки «бессовестных детей». Тенгири?..

Он сказал «Тенгири»? Это он так нашего бога-покровителя называет? Это древнее, очень древнее имя… Сейчас его все, даже шаманы, зовут Торной.

Стой, Айгуль. О чем ты думаешь? Говорящий кот тебя совсем не удивляет? Ни капельки? Удивляет лишь то, что он твоего бога зовет древним именем?

— Дура, — прокомментировал вслух ее мысли кот.

— Ты кто? — нашелся первым Тимур.

— Ты дух? — поинтересовался сообразительный Русланчик.

— Будет тут мне еще всякая собака серая тыкать. — Кот пренебрежительно отвернулся. — Костя-а-у-у-у!!!

Со стороны возвышающегося шатра быстрым шагом шел купец.

— Ой-вей! Что ж ты тут учинил? — укоризненно вопросил он кота.

— Я? Я-у-у?! — Кот раздулся как шарик, его шерсть подернулась дымкой.

— Ну, ты же взрослый… Ты же умный… Ты же ученый… А с детьми связался…

— Это не дети! Это степные… — кот осекся и посмотрел на притихших мальчиков. — Эко, Костя, смотри, у них аж уши от любопытства вытянулись! Скажи этим детям, что я не кот.

— Парни, это не кот!

— А кто это, дух?

— Дэв?

— Это корогуша. Дух. Но он хороший.

— Добрый?..

Корогуша фыркнул и важно произнес:

— Не всё в мире, отрок, делится на добро и зло. Добро и зло — понятия относительные, и люди просто приспосабливают их к своим целям.

— Добрый, — усмехнулся Костя в усы.

— Говорящий!.. — опомнилась Айгуль.

— Какой милый! — всплеснули руками мальчики.

Корогуша страдальчески возвел очи горе.

Вот и объехал Ярило свои чертоги, повернул свою золотую колесницу к западу, уж Зарница с ужином ждет, алым платком машет. А с другой стороны круглолицый братец месяц выглядывает, торопится занять свое место. Где-то в чаще леса, в своей деревне, перевертыши уж лапами перебирают, не терпится им ночной гон устроить, природа свое зовет. Леший обходит свои владенья — не осталось ли кого в лесу? Полевики всем семейством вдоль межей бегают, там поправят, тут прикроют упавшее в землю зерно. А кому и сорняков посеют. Ибо нечего лениться, надо свое поле любить, тогда и поле тебе тем же ответит.

Чу́дные вечера в порубежье. Догорел закат; вспыхнув яркой жар-птицей, скрылся Ярило за горизонтом. Небо еще не черное, а сине-серое, низко-низко. Луна чертит дорожку на реке.

Вадька пошевелил палкой угли костра, взвились искры волшебно. Парень залюбовался.

Иван, не имея такого романтического настроя, — или просто не ценил прекрасного — поднялся с расстеленной шкуры. Что-то бубня себе под нос насчет «восторженных малахольных идиотов, из-за которых без ужина запросто остаться», аккуратно разворошил с краешку костер и выкатил печеную репку.

— Вадька! Ты вечерять-то будешь? Или опять в голубых далях витаешь? — попытался привлечь внимание друга царевич.

— Спеклась уже? — Вадька смотрел, как Иван перекидывает горячую репку с ладони на ладонь.

— Спеклась, спеклась. Горячее сырым не бывает! — изрек народную мудрость царевич.

Хорошо. Вообще, занесло его на этот раз в порубежье не совсем по-хорошему. Да, тут друзья верные.