Переселенцы Трансвааля - Рид Томас Майн - Страница 25

• Предыдущая
• 25/37
• Следующая

Моор, действительно, дрожал как в лихорадке. Слова, а главное искренний и доверчивый тон молодого человека сильно взволновали его и чуть было не заставили отказаться от всех его планов. Но вспомнив свою клятву на могиле умершей жены, он страшным усилием воли превозмог свое волнение и, вырвав свою руку из-под руки Пита, глухо пробормотал:

— Да, действительно, здесь немного… свежо. Но ничего… не беспокойтесь… Оставьте меня…

— Вот вы уже и рассердились, — сказал Пит, глядя на этого странного человека, — а я, право, не хотел сердить вас… Я сейчас уйду, позвольте мне только сказать вам еще несколько слов. Я давно хотел поговорить об этом с вами, дорогой господин де Моор. Во время нашего первого движения сюда я часто наблюдал за вами, и мне кажется, что вы, несмотря на вашу… суровую наружность, обладаете очень хорошим и добрым сердцем. То же самое говорит и отец, а он знает людей. Но, по всей вероятности, вас гнетет какое-нибудь тайное горе и кладет на ваше лицо такую мрачную тень. Как бы мне хотелось рассеять вашу печаль, чтобы и вы могли радостнее смотреть на мир Божий… Неужели вам уже недоступны радость и веселье? Неужели вам легче таить в себе ваше горе? Расскажите его нам, и мы употребим все усилия, чтобы утешить вас, и, если можно, облегчить вам ваше несчастие. Вы знаете, как мы все уважаем вас, и как нам тяжело смотреть на вас…

Но Карл де Моор уже пришел в себя. Слова Пита напомнили ему о его несчастии и данной им страшной клятве. Жажда мести снова овладела всем его существом. Повелительным движением руки он остановил словоизлияния молодого человека и сказал резким и более обычного суровым тоном:

— Я вам очень благодарен за ваши добрые намерения, но прошу не вмешиваться в мои дела. Я терпеть не могу этого. Предоставьте мне заботиться о себе лично. Что же касается моей наружности, то мне решительно все равно, — нравится она кому или нет. Каким я кажусь, таким навсегда останусь. Изменить меня никто и ничто не в силах. Запомните это раз навсегда и более никогда не приставайте ко мне с неуместными вопросами. Я вам разрешаю обращаться ко мне только по делу. Поняли?

Пит хотел что-то возразить, но вдруг послышался шум со стороны реки, — как будто гребли веслами.

— Лодка? — с изумлением прошептал Пит. — Не может быть! Откуда могла взяться лодка?

— Вероятно, плывут дикари, — заметил Моор. — Кроме дикарей, некому быть, а со здешними дикарями не всегда удобно иметь дело. Я их хорошо, слишком хорошо знаю. Вот мы сейчас увидим.

Он спрятался за дерево и осмотрел захваченный с собою роер. Пит последовал за ним.

Вскоре они увидели пирогу, в которой сидел какой-то человек, вся одежда которого состояла из одной рубашки.

Карл де Моор приложил к плечу ружье и прицелился.

— Ради Бога, что вы хотите делать?! — быстро прошептал Пит. — Ведь он один и не только не может нанести нам вреда, а, напротив, мы еще можем получить от него пользу. Окликнем его и спросим, не знает ли он, где теперь находится Мозелекатсэ.

Карл де Моор пожал плечами и злобно проговорил:

— Чтобы я стал щадить дикарей — никогда! Разве они пощадили…

Он не договорил и нажал на курок; но в это мгновение Пит подтолкнул его под локоть, и пуля пролетела далеко в сторону.

— Как вы смели это сделать?! — сверкнув глазами, прошипел Моор. — Почем вы знаете, что он один? Может быть, он послан разведчиком и за ним целое полчище этих исчадий ада!

Возмущенный Пит хотел было ответить так же резко, но человек, плывший в пироге, вдруг закричал на самом чистом голландском языке:

— Не стреляйте, ради Бога, не стреляйте!.. Я христианин… Если вы тоже христиане, то, во имя всего, что для вас свято, спасите меня… Я бежал от дикарей.

Услыхав этот голос, Карл де Моор задрожал как осиновый лист. Он был потрясен до такой степени, что вынужден был опереться о дерево, чтобы не упасть.

— Господи, что это с вами? — удивленно спросил Пит, подхватывая его под руку.

— О, Боже мой!.. Боже мой!.. — шептал Моор. — Пит… если этот голос… не обманывает меня, то я… буду вашим должником… на всю жизнь… буду вечно молиться за вас… Но нет… это… невозможно!

Между тем, беглец подвел свою пирогу к берегу и одним прыжком выскочил из нее. Очутившись на земле, он в недоумении остановился, не решаясь, очевидно, подойти к деревьям, где он видел людей, которые только что стреляли в него и ничего не ответили на его слова. Он стоял прямо под лучами луны, так что совершенно ясно можно было разглядеть его благородные черты лица и стройную гибкую фигуру, едва прикрытую рубищем. Это был молодой белый человек, одних лет с Питом или немного постарше.

Вглядевшись пристальнее в лицо незнакомца, Моор испустил раздирающий душу крик. Отбросив далеко в сторону ружье, он ухватился за Пита, все время стоявшего в полнейшем недоумении, и прерывающимся голосом произнес:

— Это он… он… Лауренс!..

— Отец!.. Дорогой отец! — в свою очередь воскликнул незнакомец, услыхав слова Моора.

Но Карл де Моор все еще не решался верить действительности. Сын, которого он считал мертвым и оплакивал уже пять лет, сын, за которого он собирался мстить ни в чем не повинным людям, — этот самый сын жив и простирает к нему объятия!

Несчастный отец широко открытыми глазами глядел на дорогое ему лицо, но не в состоянии был сдвинуться с места.

Пит опомнился первый. Подойдя к незнакомцу, он спросил его:

— Да скажите, ради Бога, кто вы?

— Я — Лауренс де Моор, — ответил незнакомец. — Неужели пятилетний плен у бушменов так изменил меня, что отец не может сразу узнать своего сына?.. Отец, дорогой, милый отец! Это я, твой Лауренс!

С этими словами он подбежал к отцу и бросился ему на грудь.

Карл де Моор уже пришел в себя. Прижав к груди сына, он потом нежно отстранил его и, обратившись к Питу, притянул его к себе, крепко обнял и глубоко взволнованным голосом произнес:

— Без вашего вмешательства, благородный и великодушный юноша, я сделался бы убийцей своего собственного сына!

— От души благодарю вас и я, — проговорил Лауренс, протягивая Питу руку. — Но позвольте мне узнать имя моего спасителя…

— Ван Дорн, — отвечал Пит, горячо пожимая руку молодого человека.

— Ван Дорн?.. Вы родственник Яна ван Дорна?

— Я его сын.

— А! — воскликнул Лауренс. — И я не мог догадаться! Ваш отец вполне достоин иметь такого сына. Я не знаю более честного человека и преданнейшего друга. Все мои несчастья и начались с того дня, когда я имел глупость покинуть тот отряд охотников, которым он командовал.

Если бы молодые люди взглянули в эту минуту на Карла де Моора, они ужаснулись бы страшной бледности, покрывшей его лицо при последних словах сына. Но им было не до того: они были слишком увлечены своим знакомством, вскоре перешедшим в самую искреннюю дружбу.

— Но по какому странному случаю мы встретились здесь, в этой пустыне? — продолжал Лауренс. — Если я очутился здесь, то это очень просто. Но как попали сюда вы, да еще с моим отцом, — этого я никак не могу понять.

В коротких словах Пит объяснил причину переселения боеров и добавил:

— Судьба жестоко преследует нас. В настоящее время мы дошли до того, что не имеем возможности двинуться далее. Не знаю, что сталось бы с нами, если бы вашему отцу не пришла в голову счастливая мысль просить помощи у Мозелекатсэ, вождя племени тебелов. Завтра утром мы с вашим отцом отправляемся в путь. Вы, конечно, не откажетесь сопровождать нас?

— Конечно. Но я бы не советовал предпринимать этого путешествия именно теперь, — заметил Лауренс. — В настоящую минуту тебелы ведут войну с бушменами, у которых я был в плену. Только благодаря этому я и спасся. Пользуясь тем, что надзор за мною был ослаблен, я бежал. Несколько дней я скрывался в лесу, питаясь кореньями, потом напал на эту реку, случайно нашел у берега пирогу и вот в ней добрался сюда.

— А куда же ты направлялся? — спросил окончательно пришедший в себя Карл де Моор и внимательно вслушивавшийся в слова сына.

• Предыдущая
• 25/37
• Следующая