Серебряное яблоко (СИ) - Авильчик Анна - Страница 75

— Я буду проходить терапию у психиатра? Каким образом?

— Я буду убеждать вас в том, что Айронвуда никогда не существовало, и если вы захотите вылечиться, вы очень скоро сами это поймете. Мы найдем много событий, которых не могло быть даже в волшебном мире. — Доктор Коллинз широко улыбнулся, как бы давая понять Джейн, что все хорошо. Совсем скоро она забудет всех этих важных для нее людей, всех тех, кого успела полюбить. И тогда все будет хорошо. Но она не хотела их забывать. Она слышала все, что сказал доктор, она понимала головой, что его слова похожи на правду, и даже почти ему поверила. Но она не хочет их забывать, даже если их действительно никогда не существовало.

* * *

Прошло уже пять месяцев, как Джейн вернулась из выдуманного ею Айронвуда. Можно сказать, что дела ее шли неплохо. Первый месяц она провела в больнице, раны на ноге и спине были глубокими и из-за несвоевременного обращения в больницу их лечение сильно затянулось. Полиция отстала от Джейн сразу же, как в ее жизни появился психиатр. На следующий день после его прихода, в палате появились родители. Они встревожено вглядывались в ее лицо. Но Джейн понимала их, рассказала о своем разговоре с доктором и больше не упоминала Айронвуд, за что и была вознаграждена визитом Аннабель на следующий же день. Как же она была счастлива увидеть снова свою любимую девочку, когда она обнимала её, все остальное сразу становилось незначительным. После выписки Джейн из больницы Аннабель привозили не только на выходные. Лекси и Виктор даже разрешали ей порой прогулять школу, чтобы девочка погостила у Джейн среди недели. Аннабель и Джейн лежали в пушистых пижамах перед телевизором и смотрели мультики, потягивая ароматный какао из кружек с мишками. Эти моменты были самыми лучшими в новой жизни Джейн.

Три раза в неделю она встречалась с доктором Коллинзом в его кабинете. Стены за его письменным столом были выкрашены в светло-персиковый цвет и каждый раз просто кричали Джейн, что она сумасшедшая и их оттенок создан учеными специально для того, чтобы успокоить таких как она на сеансе психотерапии.

Доктор Коллинз постоянно твердил Джейн, что она не сумасшедшая. И только за одни эти слова Джейн его уже полюбила. Доктор Коллинз не уставал повторять, что то, что она смогла пережить похищение воссозданным в голове райским местом — положительно влияет на выздоровление. Главное, как сказал доктор, суметь вовремя осознать его нереалистичность. Этим они и занимались на всех своих сеансах. Сопоставляли образы людей Айронвуда и обсуждали их несуществование. В Вайолет и Жозефа Джейн вложила образ своих родителей, в Сару и Рона — сестру и её мужа. Феликс был её защитником, а Тристан — кем-то, кого могла защитить она сама, рядом с кем она могла не упасть духом. Они с психиатром обсудили несколько событий произошедших в Айронвуде, и он подробно объяснил, как возникли те или иные фантазии.

Однажды он спросил:

— Ты говорила кому-нибудь в Айронвуде предположение, что все твое нахождение там лишь плод твоего воображения?

Джейн вспомнила проведенную с Феликсом ночь в пещере. Это было единственным, что они не обсуждали с доктором. Пусть это ее фантазии, но это ее интимные личные фантазии. Тогда она сказала Феликсу, что возможно вся её жизнь в Айронвуде лишь помешательство. А он сказал, что тогда она бы знала, что он сделает дальше.

Когда Джейн вспомнила этот момент, ей стало очень больно. Она уже давно верила доктору Коллинзу, но по-настоящему вспомнила момент с Феликсом только сейчас и ей это слишком трудно далось.

— Говорила, — ответила Джейн пересохшим губами.

— Дай угадаю, ты говорила об этом, Феликсу, твоему защитнику?

Джейн опешила от догадки доктора.

— Я так и думал. Значит, твое сознание было частично включено и оно понимало, что создало этот мир осознанно. И позже именно Феликс отправил тебя домой. Думаю, Феликс — это был образ максимально близкий для тебя в Айронвуде и максимально близкий к твоему сознанию. В Айронвуде ты все делала ради него, держалась в этой иллюзии для какой-то большой цели, а потом он и вывел тебя из нее.

Джейн не рассказывала доктору ничего про ее чувства к Феликсу, ни про события, которые отображали их личную историю, но как чутко он все подметил. Коллинз в очередной раз показал ей, что все случившееся с ней — лишь фантазия.

После возвращения Джейн в свою реальную жизнь, она совершенно потерялась. Кажется, что всю ее жизнь полностью заменили. Что бы ни говорили люди вокруг, их лица выглядели пластмассовыми, ненастоящими, их челюсти двигались, будто от рук невидимых чревовещателей. Они все говорили-говорили, а Джейн не понимала зачем. Зачем они что-то произносят, открывают рот. Ей было абсолютно непонятно. Но больше всего ей было неприятно свое собственное общество. Как будто до похищения, Джейн Салли была умной, веселой, без пяти минут хороший врач, занималась приютом для собак, радовалась, что удалось выбить у местного правительства новую территорию для питомника, даже гордилась этим. А сейчас — ей подсунули какую-то иную Джейн, которой она теперь вынуждена являться. Девушку, которая ни на что не способна, все восемь лет учебы коту под хвост, надо же она не просто исчезла из палаты, а вышла. Вышла. Она настолько не справилась со своими эмоциями, что во время реанимации человека просто ушла и даже не помнила об этом. Да, ей уже не раз сказали, что спасти миссис Кларк было невозможно, тем более они с Анной и так сделали все необходимое, но тем не менее… Просто вышла и не помнила этого. Для нее это был главный фактор ее помешательства.

Как она могла просто уйти? Да что уж говорить — она помешалась, а какой сумасшедший может работать врачом? Даже ее успехи с приютом стали казаться ей никчёмными. Ну, помогла она бездомным животным, и чем тут гордиться? Это просто обычный хороший поступок.

Джейн всегда страшно не любила произведение Франца Кафки "Превращение", не понимала этой странной аллегории с жуком. Но сейчас она думала, что произведение не такое уж и странное. Она все время чувствовала себя этим самым жуком, причем во всех смыслах. Ей казалось, что она упала на спинку и пытается подняться, барахтает-барахтает лапками, радуясь, что вот-вот перевернется, но ничего так и не выходит. Она по-прежнему лежит на спинке.

Джейн провалилась в какую-то бездонную пропасть, из которой не было видно выхода. Она думала о жителях Айронвуда — о тех, кого она нашла и кого потеряла. Она чувствовала боль от их утраты, но тут же осознавала, что их не было вовсе никогда. Она не потеряла их, она никогда их не находила. И дыра внутри нее продолжала расти. Все было хорошо. Она была со своей семьей, проводила дни с Аннабель, гуляла в парке. Но все потеряло свой цвет, свой смысл. Она забыла все свои мечты, цели, планы. Она потерялась где-то между реальностью и иллюзиями, которые продуцировал ее мозг. Она со всех сил старалась выкинуть Айронвуд из головы. Можно было утверждать, что у нее это даже получилось. Только место, которое этот мир занимал в ее душе, так и не вышло чем-либо заполнить.

Джейн видела, как расстраивается мама, смотря на состояние своей дочери. Но как девушка не пыталась хотя бы ради матери прийти в себя, ей так и не удавалось. Она ведь полюбила Его. По-настоящему. Она полюбила их всех…

Джейн перестало что-либо интересовать. Знакомые и приятели казались серыми и неинтересными. Их шутки были несмешными и глупыми. Вообще весь смех, который Джейн слышала, казался ей глупым и неуместным. Как будто клоуны на арене цирка, которые издают какое-то клокотание, ничем не подкреплённое. Вообще все вокруг было цирком, театральной постановкой. И пока доктор Коллинз бился с тем, чтобы доказать, что Айронвуд ненастоящий, она не могла найти, что же вообще настоящее. Все вокруг казалось такой же выдумкой, как и Айронвуд.

Знакомые и старые друзья звонили Джейн редко, потому что разговаривала она уныло, не понимала шуток и сама ничего не рассказывала.

Единственной ее отрадой было время приезда Аннабель. Кажется, только смех племянницы был настоящим. Джейн рассказывала Аннабель перед сном истории, случившиеся с ней в Айронвуде под видом сказки. Постоянно присваивая самой себе в этих рассказах имя Лиза. Так эти истории превратились в "Приключения Лизы". В один из таких вечеров, Аннабель спросила: