Проклятие древних жилищ (Романы, рассказы) - Рэй Жан - Страница 11

Она устремила на него пронзительный взгляд, потом тихо выговорила:

— Ах, как хорошо мне станет жить теперь!

— Жить?

Она прижалась к нему, и он ощутил жуткий холод, пронзивший все его существо.

— Я мертва уже много лет, мой малыш!

Теодюль вскрикнул от ужаса, но одновременно его охватила безумная радость.

— Ромеона… я вас узнаю, но я чувствую, что внутри вас сидит кто-то другой.

Гибкая и крепкая рука обняла его и притянула к плотному, но холодному телу.

— Мадемуазель Мари!

— Если хотите, — сказала она. — Однажды вы, может быть, заметите, что, будучи странной и ужасной, истина проста: нас разделяло время, теперь этого нет… Пошли!

Свет позади витражей вдруг словно сошел с ума. Теодюль показал на витражи пальцем, но Ромеона быстро отвела его руку.

— Нет, нет, поступайте так, словно его нет!

— А что позади? — спросил он.

Женщина с ужасом вздрогнула.

— Придет время узнать это, малыш, когда мне придется вернуться туда и вам тоже… — Она коснулась губами его губ, избегая нового вопроса. — Прошло столько лет с того момента, когда я вас так поцеловала, — лихорадочно выговорила она. — Вы ощущаете, кто я теперь?

— Да! Ромеона… нет, мадемуазель Мари, я вас так любил! Теперь я знаю свою судьбу: любить вас! Ради вас я подчинился книге, призвал на помощь… Ночного Властителя.

Женщина издала ужасающий вопль:

— И ради этого вы вырвали меня из могилы!

Теодюль попытался отодвинуться от нее.

— Прошлое… я — человек, который жил только ради того прошлого… который потратил все свое время на воспоминания. Я понял: меня возвращают прошлому!

Три дня спустя комиссар Сандерс приступил к написанию нового рапорта, который его помощник перечитал, исправил и переписал в трех экземплярах. К нему был приложен апостиль с надписью в виде круга: Исчезновение некоего Теодюля Нотте.

Бедняга Сандерс был готов впасть в самое черное сумасшествие, если бы мог видеть в эту минуту, что некий Теодюль Нотте безмятежно курил трубку перед высокой пожарной вышкой на площади в тридцати шагах от полицейского участка. Двумя часами позже он столкнулся с ним перед светлыми окнами кафе «Зеркало», а к полуночи одновременно свернул вместе с ним на улицу Королька, чтобы войти в Таверну Альфа.

Но эта таверна не существовала ни для Сандерса, ни для кого другого, поскольку располагалась вне времени комиссара и его сограждан, как, впрочем, и жизнь самого господина Нотте.

Но ни Сандерс, ни остальные не были причастны к тайнам старой красной книги, и Ночному Властителю до них не было дела.

Эта жизнь Теодюля Нотте ничем не напоминала сновидение. Прекрасного декора таверны и горячей любви Ромеоны, или мадемуазель Мари, хватало, чтобы сделать ее радостной и беззаботной.

— Хотите вновь увидеть «других»? — спросила однажды любимая женщина.

Теодюлю потребовалось некоторое время, чтобы понять ее слова.

Это произошло в один прекрасный полдень, прохладный, но светлый и приятный.

Они покинули таверну и спустились по улице Королька. Площадь Сен-Жак была заполнена народом, поскольку была сооружена эстрада, и деревенский оркестр играл во всю мощь медных инструментов и больших барабанов.

Они невидимками прошли сквозь веселящуюся толпу, ибо жили вне времени толпы.

Когда они пересекали мост и увидели, как залитые солнцем глубины Хэма открылись перед ними, господин Нотте вздрогнул.

— Мы идем… ко мне? — спросил он.

— Никаких сомнений, — ответила мадемуазель Мари, нежно сжимая ему руку.

— А?.. — начал он с некоторым страхом.

Она пожала плечами и увлекла его за собой.

Когда он толкнул дверь лавочки, то услышал, что с этажа доносится нежная песня.

Он вовсе не удивился, когда увидел в гостиной капитана Судана, мадемуазель Софи перед клавесином и свою мать, вышивающую ужасные желтые комнатные тапочки. Его не удивило, что он уселся рядом с отцом, который курил длинную голландскую трубку. Ничто в этом воскресном собрании не позволяло думать, что эти существа были отделены от него тридцатью годами загробной жизни. Никто его не приветствовал добрым словом, и никто не удивился, что пятидесятилетний Теодюль сидит рядом с мадемуазель Мари. Теодюль обратил внимание, что на его подруге толстое шерстяное платье, расшитое бисером, а не легкий шелковый туалет с серебряными нитями, в котором красовалась Ромеона, когда они покидали Таверну Альфа. Но он воспринял все это, как само собой разумеющееся.

Они с аппетитом отужинали, и Теодюль вспомнил вкус винного соуса к луку шалот. Секрет этого блюда мать тщательно оберегала от других.

— Послушай, Жан-Батист… из книг ничего хорошего не почерпнешь!

Так мама Нотте нежно журила мужа, который жадным взглядом окидывал библиотеку.

Они расстались с наступлением ночи. Теодюль и мадемуазель Мари вернулись в Таверну Альфа.

— Однако, — вдруг сказал он, — мы не увидели капитана Судана.

Его спутница вздрогнула.

— Не говорите о нем, — умоляюще произнесла она, — ради нашей любви, никогда не упоминайте о нем!

Теодюль с любопытством глянул на нее.

— Хе-хе! Да будет так… хорошо. — Потом его мысли пошли по другому пути. — Мне кажется, — обронил он, — что все сказанное мамой и папой уже говорилось. Я уже слышал концерт на площади Сен-Жак и даже вспоминаю, что съел…

Спутница нетерпеливо прервала его:

— Конечно… Это всего-навсего образы прошлого, среди которых ты бродишь.

— Значит, папа и мама Нотте, а также мадемуазель Софи так и остались… мертвыми?

— Именно так или почти так.

— А ты?

— Я?

Она выкрикнула вопрос, дрожа от ужаса:

— Я? Ты меня вырвал из лап смерти, чтобы я стала твоей…

И в этот момент ему показалось, как в ней что-то изменилось: мелькнуло что-то черное, чудовищное и невероятно враждебное, но это исчезло так быстро, что он подумал об игре теней, ибо одновременно тонкое пламя свечей забилось от вечернего ветра, ворвавшегося в приоткрытое окно.

— Я всегда желал только этого, — сказал он с неожиданной простотой, — но никогда не мог ни ясно сформулировать свое желание, ни выразить его словами.

Они больше никогда не заговаривали об этой странной и болезненной перепалке. Они жили спокойной жизнью и больше не покидали одинокую таверну, а господин Теодюль больше не хотел возвращаться в Хэм, чтобы бродить там среди образов прошлого.

Однажды ночью он проснулся и протянул руку к подушке, где должна была лежать голова его подруги.

Она была пустой и ледяной.

Он позвал и, не слыша ответа, вышел из спальни.

Дом показался ему совершенно незнакомым, он словно погружался в мир сновидения, нереальный и расплывчатый. Теодюль взошел по одним лестницам, спустился по другим, пересек комнаты, залитые тусклым и зловещим светом. Вернулся в спальню и нашел постель пустой. Его сердце сжалось, новое и щемящее чувство родилось в самой глубине его существа.

Она ушла… она ушла к нему… я знаю это, ведь у меня есть доказательства из писем, найденных в маленьком секретере!

Он бросился на улицу, как пловец в море, и быстрыми шагами пронесся по площади Сен-Жак, по двум мостам и нырнул в густой мрак Хэма.

Лунный луч цеплялся за железную катушку галантерейной лавочки. Теодюль некоторое время разглядывал фасад. Лунный свет перекрывал неяркий свет, который, как ему казалось, проглядывал изнутри через разрывы в шторах.

— А! — вдруг зарычал он. — Он у себя в комнате, он зажег свечи, он читает свою нечистую красную книгу, а она рядом с ним!

Он открыл ключом дверь магазинчика, засовы не были опущены. Когда он добежал до первых ступеней лестницы, то ощутил запах сигары. Он без труда перемещался в темноте. Ему немного помогала луна, чей свет просачивался через круглое окошко на верхнем этаже. На втором этаже он заметил полоску света, тянущуюся из-под двери. Теодюль ворвался в гостиную. В высоких медных канделябрах горело шесть свечей, а в очаге краснели еще не остывшие угли.