Тайна трех подруг - Королева Лариса Анатольевна - Страница 7

— Так, — рассердилась вдруг Светка, — давай сразу условимся, что он жив! Должен же хоть кто-то у нас на этом свете остаться. И потом, он нам помогал. А стало быть, человек он не бедный. И мама всегда говорила, что с его головой и предприимчивостью этот парень должен был многого в жизни добиться. И не может быть такого, чтобы абсолютно все выпускники одного курса сразу уехали из города. Многие ведь были местные, и там у них остались родственники. Даже если выпускники вуза и уехали, можно зайти к их оставшимся в городе родителям, узнать новые адреса их детей и списаться.

— Значит, ты собралась ехать в Ростов. А ты представляешь, во что это обойдется? Одни билеты сколько стоят! А гостиница?

— Найдем отца, он нам все компенсирует. — Света открыла крышку кастрюли. — Как вкусно пахнет! Ты моя хозяюшка!

— Не подлизывайся. Я не собираюсь ввязываться в эту авантюру.

Светлана принялась разливать суп по тарелкам.

— А я тебе не только в Ростов предлагаю съездить. Оттуда — еще и в Геленджик. И не делай такие страшные глаза. Я просто подумала, что мама очень хотела, чтобы мы отдохнули этим летом. И именно в Геленджике. Вспомни только, как она радовалась, что мы все вместе поедем на море. Тем более что неизвестно, когда еще у нас появится такая возможность. Мне следующим летом в институт поступать, а ты у нас к тому времени уже мамой кормящей станешь. Уа, уа, пеленки-распашонки и все такое. Ты ведь, надеюсь, еще не раздумала рожать?

— Нет, не раздумала. Но насчет маршрута Екатеринбург — Ростов — Геленджик — Екатеринбург возражаю категорически. Нечего себе приключений искать на мягкое место! В крайнем случае, можем взять путевки на какую-нибудь турбазу у нас. И не смотри на меня такими глазами. Не дави на меня, слышишь, малявка!

Но именно давление на сестру стало основным Светкиным занятием на ближайшие три дня. Она убеждала Евгению в необходимости найти отца, который и сам, наверное, рад бы их увидеть, но не знает адреса. Ведь скорее всего, так как в почтовом ящике они ничего не находили, мама получала от него письма и денежные переводы «до востребования». Настырная девчонка уговаривала сестру плюнуть на все и поехать отдохнуть, набраться сил перед очередным учебным годом, который будет для них таким напряженным и ответственным. Приводила все новые доводы в пользу предлагаемого путешествия и при этом то проявляла чудеса красноречия, то просто-напросто принималась реветь.

В конце концов, как и следовало ожидать, Евгения сдалась, и они поехали покупать билеты на самолет. По пути зашли в офис фирмы и передали Веронике найденную в письменном столе файловую папку с какими-то бухгалтерскими отчетами и цветную фотографию матери. Снимок сделала Светлана в день своего шестнадцатилетия. В тот день к ней в гости пришли одноклассники и подарили фотоаппарат «Кэнон».

Татьяна Александровна была запечатлена крупным планом в тот момент, когда входила в комнату с пирогом в руках. Она улыбалась и выглядела намного моложе своих тридцати восьми лет. Это был единственный обнаруженный девочками снимок их матери, не считая тех, что вклеены в служебное удостоверение и водительские права. Сестры обсудили странность того обстоятельства, что такая красивая женщина почти никогда не фотографировалась. Раньше они не придавали этому факту особого значения.

А Светлана обнаружила еще одну странную закономерность: мать водила ее в фотоателье или снимала на заказ на новогодних елках гораздо чаще, чем сестру. Но при этом все Светкины снимки находились в альбоме почему-то в единственном экземпляре, тогда как Женькины, как правило, были в паре. Единственная же фотография, на которой сестры запечатлены вдвоем, была сделана на том же дне рождения. Юная сыщица не смогла придумать логичного объяснения этой загадке (да и было ли это загадкой, а не случайным совпадением?) и поэтому решила пока не говорить Евгении о своем открытии, хотя молчание далось ей нелегко.

Авиалайнер набирал высоту. Света прильнула к стеклу иллюминатора, буквально уткнувшись в него носом и разглядывая разноцветные прямоугольники, на которые оказался поделенным родной город и его окрестности, если смотреть на него сверху. Внутренне она очень гордилась тем, что летит вдвоем с сестрой на юг, и казалась себе такой взрослой, элегантной и небрежной. На самом деле, в синих джинсиках и сиреневой маечке, со светлыми волосами, собранными сзади в тонкий хвостик, девочка выглядела обычной школьницей, собравшейся к морю на каникулы, кем она, по сути, и являлась. И детский взгляд, ищущий в глазах окружающих восхищение ее внешностью и удивление смелостью, совсем не придавал ей солидности.

— Вот представляешь, грохнемся мы сейчас вместе с этой железной коробочкой, и все. И никого-никого после нас не останется, — вдруг заявила Светлана. — И папа наш так никогда и не узнает о нашей печальной судьбе.

— Почему мы обязательно должны «грохнуться»? — с веселым недоумением спросила Евгения, хотя ей самой было немного неуютно и мысли, высказанные сестрой, заставили внутренне поежиться.

— Не обязательно, конечно, но предыдущий год был какой-то нелетный. То под Иркутском упал самолет, то хохлы израильский лайнер сбили. А Америка? То «боинг» рухнул на город из-за турбулентности, то вообще этот ужас со Всемирным торговым центром, когда две башни рухнули из-за врезавшихся в них самолетов.

— Грохнемся, так грохнемся, — решила вдруг Евгения. — Судьба, значит, у нас такая. Зато хлопот с нашими похоронами ни у кого не возникнет.

— Слушай, а тогда ночью, когда мама тебе являлась, она во что была одета?

— Ни во что. То есть, я ее нечетко видела. Только чувствовала ее присутствие.

— Вряд ли бы ей понравилось, во что мы ее одели.

— Ты же сама и выбирала со своей бабой Клавой на пару.

— Я не выбирала, мы просто ходили вместе по магазинам. Она в похоронных обрядах разбирается и сразу сказала, что одевать надо во все новое. И брюки, говорит, надевать нельзя, и туфли на высоком каблуке нельзя — только тапочки, чтобы там удобно было. Вот в конечном итоге и вышло, что мама всю жизнь носила красивые блузки и элегантные брючные костюмы, а похоронили ее в сером старушечьем платье на пуговичках… И гроб еще обшили таким дурацким бордовым бархатом, цвета запылившегося знамени орденоносного полка, потерявшего последнего солдата.

— Девочки, вы не могли бы сменить тему разговора? — вдруг послышался недовольный голос сидящего позади них полного лысоватого мужчины, чей наряд скорее напоминал ночную пижаму, чем костюм делового человека. — Вам больше не о чем поговорить, как о гробах и авиакатастрофах?

— К встрече с Богом надо быть готовым в любую минуту, — назидательно промолвила Светлана голосом немолодой монашки и тут же получила от сестры весьма ощутимый тычок в бок.

— Извините, мы совсем недавно пережили большое горе, — примирительно сообщила Евгения мужчине, наклонив голову к проему между креслами.

— Ничего, ничего, — донеслось оттуда, причем произнесено это было таким тоном, каким обычно говорят: «Так вам и надо!»

Стюардесса прошлась по салону с подносом, предлагая на выбор сок или минеральную воду. Евгения пить не стала, Светка один за другим залпом опрокинула в рот оба схваченных с подноса стаканчика с соком, потом еще немного поерзала в кресле, повертела головой во все стороны и, наконец, притихла, откинувшись на спинку сиденья и закрыв глаза. Казалось, она заснула, но через некоторое время вдруг принялась трясти за плечо дремлющую сестру.

— Слушай, где это мы летим? Посмотри в окно! Там внизу сплошные льды! Разве в этих краях могут быть такие обледеневшие равнины? Это же Северный Ледовитый океан какой-то! Нас случаем не угнали?

Евгения сонно отмахнулась:

— Какие же это льды! Эх ты, серость! Это облака.

— Надо же, облака! Странно так. Слушай, а почему тебя не тошнит? Ой, кажется, самолет загорелся, — не унималась Светка. — Смотри, под крылом что-то вспыхнуло. Это же огонь! Вот, еще раз вспыхнуло… Ну, сейчас точно рванет.