Вызов (СИ) - Снежная Александра - Страница 73

— Знаете, каким образом можно уничтожить ламериус, пoка он не размножился и не заразил весь лес? — неожиданно поинтересовался он.

— Срубить под корень! — холодно уронил Эббот.

— Нет! — торжествующе усмехнулся тиррианец. — Только выжечь вместе со всем окружением.

Я не понимала, что происходит и что за аллегорию сейчас пытается обрисовать Хард. Всё выглядело более чем странно, вот только интуиция мне подсказывала, что Эбботу туманные намёки тиррианца о чём-то очень красноречиво говорят.

Исполнительный директор в мрачном молчании смотрел на Χарда, с лица которого словно полуденная тень медленно съезжала любезная улыбка, превращая тиррианца в холодного и расчётливого дельца.

— Как давно, тин Эббот, вы запрашивали у реестродержателя содержание реестра? — чётко и спокойно спросил он.

Наверное, и меня, и Эббота в этот момент посетила одна и та же мысль.

Не знаю, произносил ли в уме Эйнс: «Единый, только не это!», но в мою голову ничего другого и не пришло.

— Пару дней назад, — уже догадываясь, что произошло, выдохнул Эббот.

— Жаль, что не пару часов, — медленно поднимаясь с места и возвышаясь над столом, гордо выпрямился Хард. — Тoгда бы вы знали, что пять процентов акций моей жены в совокупности с сорока шестью процентами, купленными мною, составляют контрольный пакет и дают мне право самостоятельно принимать решения в вопросах функционирования компании, в том числе назначать руководящий состав.

Я — новый владелец «Αвьен Сортэ»! Не желаете еще раз рассказать мне о моих правах?

От давящей тишины зазвенело в ушах. Сознание еще не воспринимало полученную информацию, но сердце, пропустив удар, уже болезненно сжалось.

Такое чувство, что мне в грудь воткнули нож, и боль расползалась по всему телу, парализуя мои мышцы, не давая сделать вдох.

Не знаю, как устояла на ногах, я их вообще не чувствовала. Воздух сбился в лёгких тугим комком, словно я проглотила камень, и он застрял где-то на пути к желудку.

— А теперь, на правах хозяина, я прошу вас созвать совет директоров, — безжалостно добивая и меня, и Эббота, отчеканил Хард. — У нас грядут большие изменения и кадровые перестановки.

Эйнс опустил плечи, избегая смотреть Харду в глаза, коротким кивком головы дал понять тиррианцу, что распоряжение будет выполнено, и медленно пошёл к выходу.

Звук его удаляющихся шагов эхом звенел у меня в голове, будто в ней кто-то мерно бил в большой колокол. Взгляд мой встретился с взглядом Харда, впился в его мерцающую зелень, и на скулах мужчины проступили узлы желваков.

— Ты не мог купить больше сорока процентов всего за пару часов, — я не спрашивала, не сомневалась, я точно это знала. — А значит, давно и долго приобретал акции «Авьен Сортэ» на подставные фирмы, чтобы никто не заподозрил тебя в попытке захвата. А сегодня все эти фирмы просто взяли и продали акции тебе.

Хард молчал. На левoм виске напряжённо пульсировала синяя жилка, тёмные брови хищными крыльями взлетели вверх и две вертикальные складки залегли на переносице, не предвещая мне ничего хорошего.

— Вот только максимум, что ты мог перекупить у мелких держателей — это тридцать четыре процента, — спокойно и сухо констатировала факты я. — Остальные тебе продал кто-то из совета. Кто? Жакри? Бэйн? Вонги?

Хард засунул руки в карманы и качнулся с носка на пятку, не сводя с меня глаз.

— Норви.

Единый, это как удар под дых! Тин Норви был самым адекватным, умным и уважаемым акционером. Болезнь отца, скандал с авариями и временное падение акций не могли заставить его паниковать. Каким образом Харду удалось перекупить и его?

Хард грустно улыбнулся, читая мои эмоции, как раскрытую книгу.

— Всё в этом мире имеет свою цену, Белль. Надо только найти правильную мотивацию, — чуть хрипловато обронил он.

— И какова цена тина Норви? За сколькo он продал «Авьен Сортэ»?

— Обменял, — внёс поправку Хард. — Тин Норви обменял долю «Авьен Сортэ» на более ликвидные акции.

— Чьи? — бесконтрольно вырвалось у меня.

— «Хард Прайз», — бесстрастно поведал тиррианец, по-прежнему интересуясь только выражением моего лица, так цепко и пристально он на него смотрел.

— У Норви было семь процентов, — собственный голос вдруг предательски сорвался, и я его не узнала. — Кто продал тебе еще пять?

Секунда, как вечность… И безжалостная правда просто убила меня:

— Твой брат.

Не смей плакать, Αннабелль! Даже если сердце в хлам и душа в клочья — держи лицо!

Εдиный, почему? Как он мог?

— Шах и мат, — прошептала я. — Браво, тин Хард! Вы — великолепный игрок.

— Белль… — низко рыкнул тиррианец, на чтo в ответ я лишь слабо усмехнулась и, гордо расправив плечи, пошла к выходу.

Только бы не заплакать! Только бы не сорваться!

Проклятье, но как же больно!

Он догнал меня всего в два шага. Схватил за руку и потянул за неё, разворачивая к себе лицом, как тряпичную куклу.

Горький ком жёг горло и глаза нещадно резалo — так сильно я старалась не дать воли своим чувствам.

— Да, я хороший игрок! — едко заметил Хард. — А ты — плохая ученица! Потому что по-прежнему видишь только сиюминутную угрозу и не замечаешь дальнейшей перспективы.

— Ты обобрал меня до нитки! Великолепная перспектива! — воскликнула я.

— В этой партии мы с тобой играли на одной стороне! — одёрнул меня тиррианец.

У меня вырвался истеричный смешок:

— Да уж, на одной… Только напомни мне, как называется жертва ферзя ради получения матовой позиции?

— Глупая, я тобой не жертвовал!

— Конечно, глупая. Не надо было тебе верить!

— Сядь! — рявкнул на меня Хард, почти силой волоча к столу и толкая в кресло.

Боль и обида трансформировались в лютую неприязнь, и я медленно подняла голову, холодно отчеканив в напряжённое лицо мужчины:

— Никогда. Не смей. На меня. Орать!

Хард неровно выдохнул. Тёмная прядь волос зигзагом упала на высокий лоб, и мужчина, резко отбросив её назад, произнёс:

— Прости. Не уходи… Пожалуйста.

— Смысл? — сухо поинтересовалась я. — Есть что-то ещё, что способно ударить по мне сильнее? Или моё присутствие на совете директоров — это как трофейный символ поверженной власти? Не хочешь насадить мою голову на кол, как это делали первые навэ во время древних войн?

Губы тиррианца сердито поджались, но контролировать себя он всегда умел лучше меня, а потому на выпад ответил сдержанно и спокойно:

— Я просто прошу тебя присутствовать на собрании. В любой момент ты можешь встать и уйти.

Встать и уйти… Если бы это было так легко! Вдруг поняла, что у меня не осталось никаких сил. Αбсолютно. Я только и делала последний мун, что отчаянно сражалась. С обществом, с советом, с Ивом, с Хардом, с судьбой, а теперь… запал закончился, и пришла жестокая отдача. Кажется, я без посторонней помощи и подняться из кресла не смогу. Нет уж, удовольствия видеть меня сломленной я никому не доставлю!..

– Χорошо, — отворачивая от Харда лицо, произнесла я.

Чувствовала себя невыносимо оттого, что он просто потрошил меня своим взглядом, прекрасно понимая все мои эмоции.

Тиррианец стремительно двинулся к рабочему столу отца, вызвал по переговорному устройству секретаря и сказал, что приглашённые директора могут войти в кабинет.

****

Я присутствовала на многих собраниях, записывая за отцом основные их темы и теги, и могу сказать, что ни на одном из них ещё не царила такая гробовая тишина.

Уважаемые тины из совета даже кресла отодвигали бесшумно. Я ловила на себе чужие испытывающие взгляды и делала вид, что просто их не замечаю.

Я знаю, о чём они все думали: это благодаря мне стал возможным заxват компании, это я косвенно или прямо причастна к смене власти. Я — изменница, предавшая своего отца!

Градус накала возрос, когда Хард уселся в папино кресло и начал говорить. А поскольку я сидела прямо напротив тиррианца, то укрыться от его пристального внимания было вообще некуда. И я просто смотрела в одну точку на столе, пуская голос Харда фоном к моим безрадостным и окрашенным в чёрное мыслям.