Мертвая зона - Дивов Олег Игоревич - Страница 43

Люди, знающие хотя бы в принципе об Институте, относились к нему очень по-разному, и поди угадай, почему. Одни звали его, как Дебанги, «шарашкиной конторой». А еще прачечной, кипрским офшором, и даже «черной дырой, куда ради плохой экспертизы проваливаются хорошие деньги». Другие, напротив, считали Институт едва ли не всемогущим, приписывая ему свойства идеальной масонской ложи пополам с орденом иллюминатов. Так или иначе, каждый сотрудник проинструктирован: если ты предъявил значок, будь готов ответить за него лично, своей шкурой, и помни — в тот же момент к ответу вынужденно подключаются все структуры Института, даже якобы несуществующие силовые. Институт тебя не бросит. Но ты должен понимать, что втягиваешь его — и во что втягиваешь.

За предъявлением значка может последовать какая угодно просьба (помочь завоевать небольшую страну, это запросто, бывало уже) — или какой угодно вызов (на дуэль, тоже запросто, и не отвертишься). Или предложение сделки, опять-таки, какое угодно.

— Да черт с тобой, — сказал Леха.

Сунул руку под репортерский жилет, отстегнул значок и выложил его на стол перед Лоренцо. Тот схватил планшет, навел, и принялся рассматривать с увеличением, что это такое ему показали.

Платиновый жетон сотрудника выглядел как невзрачный кругляш из нержавейки, имитирующий официальную печать Института с ошибкой в фамилии «Шрёдингер»; в рисунок печати было зашито еще много интересного, адресованного по большей части пропускной системе офисов. На реверсе набиты общедоступные коды с персональной информацией; несекретную ее часть мог расшифровать любой полицейский сканер планеты, так что в самом крайнем случае жетон служил удостоверением личности.

— Всегда хотел спросить... — пробормотал Лоренцо, то ли изучая значок, то ли любуясь им. — У вас в фамилии буква «си» пропущена, это же совсем для дураков. Криптотехнология позапрошлого века. Неужели работает?

— А я сейчас надуюсь от гордости за фирму и скажу: прикинь, работает! И что дальше?

— Вот за это... — Лоренцо подвинул ему значок, — вас и не любят.

— Да ладно, у нас нормальные ребята. На меня хоть погляди.

— Ты — исключение. А остальные — индюки надутые. От гордости за фирму. Иногда страдают из-за этого. Физически!

— Я от гордости точно не умру. А ошибка в фамилии — чтобы обойти закон об авторском праве. Шрёдингеров много, и некоторые могут захотеть денег за то, что фирма пользуется их именем. Доволен? Теперь ты знаешь главную тайну Института и должен умереть. Но убийство — не мое амплуа, я пришлю к тебе Пасечника.

— Мои ребята прикончат его раньше, — пообещал Лоренцо, делая каменное лицо. — Я заметил, что он тебе не нравится. За Смита не переживай, этот будет продан в рабство техником-смотрителем на мыловаренный завод. А тебя накормим порошками джу-джу и вывезем в багажнике... Не скажу, куда, но скучать точно не будешь. Секс, наркотики, рок-н-ролл. До самого что ни на есть конца.

И подмигнул.

— И на том спасибо, утешил. Ты чего хотел-то, американский шпион? — спросил Леха, пристегивая значок на место.

— Выпить с русским шпионом за победу над фашизмом, но ты меня опередил, — ответил Лоренцо самым невинным тоном.

— Ну давай теперь наоборот, ты за фашизм, а я за дружбу. Поехали.

— Смерть фашизму! — воскликнул Лоренцо, поднимая стакан.

— Смерть всему! — поддержал Леха.

— Нехреновая дружба у тебя! — сказал Лоренцо и выпил.

Дизельное топливо со вкусом джина уже не пугало, и Леха проглотил его, уверяя себя, что это еще одна порция лекарства от Африки.

Дальше они с фиксером сражались за бутылку с тоником. Победила дружба, а может, и фашизм: Лоренцо бутылку уронил, и Леха, хохоча, пошел за следующей.

— А ведь фашизм-то вы придумали, — сообщил он, вернувшись.

И поглядел на Лоренцо с той мечтательной задумчивостью, что отличает русского человека, когда тот еще не готов искоренять глобальное зло, но уже способен приложить силу к локальному.

Лоренцо долго полоскал рот тоником прежде чем ответил.

— Ну извини, погорячились.

— Хотели как лучше, — подсказал Леха, сладко улыбаясь.

— Знаешь, не думаю. Бабушка говорила, что ее бабушка говорила — тогда все были какие-то бесноватые. Весело и радостно творили полную хрень и делали вид, будто все отлично, а ведь понятно было, что это истерика. Массовый психоз. Не от хорошей жизни, Первая Мировая очень сильно дала людям по мозгам...

— Прямо как сейчас, а? Тоже хрень, и тоже все притворяются.

— Согласен. В очень странные времена мы живем. Добром это не кончится.

— Ну вот, — сказал Леха разочарованно, — только я собрался тебе сталинград устроить... А ты такой нормальный парень.

— Сталинград здесь уже был. А ты лучше мне рекомендацию напиши.

— В Институт? — удивился Леха. — Это так не работает.

— Да в жопу твой Институт. В Лимпопо!

— Лимпопо — лучше Института! — горячо поддержал Леха. — Мне говорили — переезжай на Кипр, там офигенно... Ага, пару месяецев весной! Одобряю твой выбор целиком и полностью! И чего надо?

— Нужно два письма. Официальное — в Управление информации: мол, я, Филимонов, большой друг Народной Республики... кстати, там живо интересуются, почему ты у них два года не был? Они соскучились.

— А они звали? — Леха бросил на стол планшет и начал одним пальцем набивать текст, запрокинув свободной рукой бутылку с тоником. Воды совсем не хотелось, а тоник шел прекрасно

— Да черт их знает... рекомендую товарища Лоренцо Милано как высококлассного специалиста... на должность... редактора Второй редакции...

Леха, то хмыкая, то хихикая, отстучал под диктовку характеристику на товарища Милано, замечательно проявившего себя на трудовой вахте под обстрелами в Абудже, претерпевшего там лишения, но не сдавшего позиций, и так далее. Под конец он вдруг разразился гомерическим, до слез, хохотом. Лоренцо посмотрел на него сначала с недоумением, потом с опаской.

— Да все нормально, — пробормотал Леха, давясь от смеха. — Но это такой суровый документ, что я едва не дописал: характер нордический, стойкий, беспощаден к врагам рейха...

— Ты от меня теперь не отстанешь с фашизмом?! — Лоренцо почти обиделся, и это было не притворство. — А ничего, что я не фашист и даже не итальянец?! А ничего, что моих предков в Америке не считали за людей?! Дискриминировали их по-всякому на каждом шагу!

— Почему?

— Потому что евреи, вот почему!!! — рявкнул Лоренцо.

После чего поник в кресле и закрыл глаза. Устал наверное.

— И тут евреи, — буркнул Леха, вытряхивая в стакан остатки джина из бутылки. — Приезжаешь в Африку, а там сидит еврей и прикидывается итальянцем...

— Я не прикидываюсь, — сказал Лоренцо тихонько. — У меня настоящая итальянская мама, лучше не бывает. А уж красавица! Мадонна! — он поглядел на Лехин стакан, встал и пошел к зеленому ящику. — Просто обидно, что во мне половина еврейской крови, а я для них совсем чужой. И для итальянцев — хренов полукровка. Ясно, да? Очень редко, только спьяну, но бывает ужас как обидно, порко кане!

— Соболезную, — буркнул Леха, перечитывая рекомендацию и исправляя опечатки. — Переезжай в Россию, тебя будут любить сразу и за то, что итальянец, и за то, что не еврей... Ну вроде готово.

— Пожалуйста, отправь немедленно, чтобы я видел.

— Давай через твой модуль, а? Стереть запись о сессии минутное дело, но если Дебанги захочет проверить, он будет смотреть данные оператора. Увидит, что был коннект, и оправдывайся потом... Да, я же тебе не сказал — наш «спутник» приказано сдать в штаб АТР, мы обещали им не сливать ничего в интернет без разрешения.

Лоренцо замер с бутылкой в руке.

— Ах вот как. Твой рыжий о чем-то договорился с Веселым Роджером?

— День такой интересный, — сказал Леха, поднимая стакан. — Все договариваются и все недоговаривают. Вот, я с тобой вроде договорился, а о чем — понятия не имею. Na zdorovie!

— Чин-чин, — Лоренцо отпил прямо из горлышка. — Уфф... Тьфу, как я могу эту гадость... Не переживай, еще одно письмо, и я подарю тебе самый интересный контакт в городе. Самый главный контакт.