Lineage 2. Просто игра (СИ) - Алексеева Ирина Сергеевна - Страница 33

— Может, я для начала поднимусь наверх и поговорю с глазом? — вызвалась я, решив хоть немного реабилитироваться в глазах друзей за свой косяк с Акаманахом. — Насколько я помню по квесту, с ним именно поговорить надо было.

— Можно попробовать, — Тор впервые посмотрел на меня с одобрением. — Только пойдем все вместе, лучше сейчас не разделяться.

Странно, что Ромка ничего не сказал по этому поводу. Обычно все переговоры ведет он. Может, решил дать мне шанс?

Пожав плечами, я первая потопала наверх. Главное, снова не наделать глупостей… По крайней мере, фатальных. Мелкие косяки я готова себе простить, потому что уверена, когда этот квест закончится, мы больше не увидимся. И это хорошо. Ведь если в игре дело ограничилось хорошим ударом, в реале Ромка может меня и вовсе прибить. За то, что оказалась невольной напарницей в таком сложном испытании, за то, что подвергла опасности, за то, что лгала. И одна часть меня уверена, что Ромка нормальный и поймет, и никогда в жизни не причинит мне вреда, особенно если узнает, что я девушка. А другая часть испытывает какой-то иррациональный страх перед необходимостью открыть ему правду. Бить, может, и правда не будет, но презрением окатит по самую макушку.

Вблизи глаз оказался гораздо больше и страшнее, чем мне представлялось. По огромному белку протянулись сотни красных трещинок-прожилок, да и вообще он выглядел утомленным своим долгим заточением. Невольно проникнувшись жалостью к узнику, я шагнула ближе. Цепи местами проржавели, но держали крепко.

«Не надо меня жалеть, это унизительно».

Ощущение было, как будто кто-то пощекотал мой мозг, слегка оцарапав чудовищными когтями. Я поморщилась от боли и, заметив непонимающие взгляды своих спутников, пояснила:

— Он использует ментальную связь. Рта же у него нет.

«Верно, — голос глаза Аргоса показался мне усталым, но вполне дружелюбным. — И слышать меня можешь только ты».

Думаю, он, в свою очередь, нас не услышал, просто прочитал мои мысли. Мне стало стыдно за свою жалость. Кто я такая, чтобы сочувствовать сыну Грен Каина?

— Ясно. Общайтесь.

Варг стащил с плеча лук и уселся неподалеку на плоский серый валун, нагретый солнышком. Выглядело это несколько странно, ведь классические темные эльфы в игре всегда опускаются на колени, что мне почему-то безумно в них нравится. А лучник просто сел, еще и ноги вытянул. Был бы кто другой на месте Тора, очень бы удивился. Но Заклинатель с улыбкой прислонился к отвесной стене ущелья и прикрыл глаза, молчаливо предоставив мне право самой вести переговоры.

Наверное, надо начать с приветствия. Проявить уважение к столь древнему и сильному созданию, поклониться, или, может быть, произнести какую-то ритуальную фразу. Пока я мучительно соображала, Аргос прочел мои мысли.

«Не утруждайся, создание тьмы. Я знаю, зачем вы пришли. Вам всем всегда нужно одно и то же».

И тут мне стало по-настоящему стыдно. Наверное, тяжело вот так веками выслушивать просителей, или и вовсе отбиваться от жаждущих получить власть и силу.

«Мы выполняем задание Керенаса, — я вытащила из сумки свою записную книжку, которая уже изрядно потрепалась. — Он сказал, что в ущелье к востоку от Годдарда есть узник, глаз которого творит чудеса. Но сейчас я понимаю, что светлый насмехался над нами, прося о невыполнимом».

«Отчего же? — он тихо засмеялся. — У меня есть кое-что, что вы можете принести жрецу. Но просто так я это не отдам».

Ну вот, приехали.

«Что ты хочешь взамен?»

Глаз моргнул. Я невольно попятилась, почему-то решив, что меня собираются испепелить взглядом. Но ничего не произошло.

«Видишь ли, дитя тьмы, я заточен здесь очень давно. Ни ты, ни кто-либо другой не в силах снять оковы, да я и не попрошу. Но здесь невыразимо скучно. Раскрой свое сознание, эльф, покажи свою историю, и я дам тебе то, что ты ищешь».

Теперь уже я удивленно моргнула. Раскрыть сознание? Зачем ему мои воспоминания? Чтобы замучиться кошмарами? Чтобы рассказать кому-то и вместе посмеяться над жестокой насмешкой Грен Каина?

«Ты согласен?»

Ну, особого выбора я не вижу.

«Смотри».

Щекотка в голове стала сильнее, а потом и вовсе что-то как будто сдавило мой мозг. Я предусмотрительно села, боясь упасть. В глазах потемнело, а в висках поселилась тупая, пульсирующая боль, которая с каждым мгновением становилась все сильнее. Сжав зубы, я позволила ему продолжать. И воспоминания, даже самые обидные и болезненные, вдруг выплыли из темных уголков памяти, где я бережно хранила их годами.

Вот я мелкая перелезла через канаву за соседской земляникой, и хозяйка, заметив меня, отчитывает за воровство и грозится пожаловаться маме, и я, захлебываясь слезами, умоляю ее этого не делать. Я знаю, мама не будет ругать, она просто во мне разочаруется раз и навсегда, а этого не должно случиться. До этого я всегда считала тетю Таню милой и доброй женщиной, но она показала мне, что не стоит составлять мнение о человеке, увидев его лишь с одной стороны. Мама тогда так ничего и не узнала, но сам факт того, что я что-то утаила от нее, долгое время не давал мне покоя.

Потом было воспоминание о том, как мама вынимала из духовки имбирное печенье и украшала его глазурью и посыпкой. На кухне пахло мандаринами и мамиными духами, которыми она пользовалась только по праздникам. Папа накрывал на стол, и когда позвонили в дверь, он весь какой-то радостно-возбужденный пошел открывать. На пороге оказался Дед Мороз. Тот, приход которого я каждый Новый Год боялась пропустить. Он вошел в квартиру, отряхнул валенки от снега и, пройдя в гостиную, уселся на заранее подготовленный стул возле елки и начал задавать стандартные вопросы о том, хорошо ли я себя вела. Но когда он уселся, полы его шубы слегка разошлись, и я некоторое время не понимала, почему на нем надеты любимые серые треники нашего соседа, дяди Андрея, даже заплатка на коленке такая же, темно-синяя. А когда поняла, родители уже не смогли убедить меня, что Дед Мороз и правда существует. Думаю, через это проходят все дети, и я не стала исключением. Но больше того, что волшебный дед всего лишь выдумка меня опечалил тот факт, что мои родители, с которыми я всегда пыталась быть честной, лгали мне.

Дальше третий класс, мы с Женькой, одноклассником, носимся по коридору школы. Наш класс на карантине, и перемена у нас начинается одновременно со звонком на урок. Женька самый умный и красивый в классе, он всегда мне нравился, и когда он погнался за мной, играя в догонялки, бабочки в моем животе затрепыхались с невиданной силой. И трепыхались до тех пор, пока я, попытавшись скрыться в женском туалете, не врезалась в некстати подвернувшийся косяк. Из глаз как будто звездочки посыпались, как это бывает в мультфильмах. А Женька, тот, что был любовью всей моей жизни, моим рыцарем, спокойно запятнал меня и убежал, даже не подумав помочь мне подняться. И я бы никогда не вспомнила об этом первом в жизни разочаровании в любви, если бы не глаз Аргоса.

Выпускной. Все пили, и я пила, но, видимо, организм не справился, и я сижу на набережной, пытаясь справиться с накатившей тошнотой. Кто-то выходит и садится рядом, интересуется, все ли со мной хорошо, а мне плохо, просто плохо. Я поднимаю голову и вижу учителя физики, которого всегда уважала и боялась разочаровать, и меня тошнит прямо там, выворачивает наизнанку. Стыдно до слез, когда он просто встает и уходит, не сказав ни слова. И все еще ужасно плохо. И лишь много лет спустя я понимаю, что ничего плохого не совершила, а он, взрослый мужчина, мог бы помочь вместо того, чтобы молча окатить презрением и удалиться. И не понятно, от чего хуже. От того стыда, или от обиды.

Что-то теплое на губах. Мне хватает мгновения, чтобы понять, что из носа течет кровь, заливая подбородок. Лицо Варга в каких-то сантиметрах от моего, но оно как будто в тумане. Он что-то спрашивает, и я мотаю головой, надеясь, что он догадается. Не догадался. Меня окутывает сияние исцеляющей магии Тора, но кровь не останавливается.