Выгодный риск - Чиж Антон - Страница 3

Взявшись за стул, Ферапонтова села на той стороне стола, что предназначалась для просителей.

– Вам чего? – спросил Кирьяков, не поднимая страдающую голову.

– Жаловаться пришла, батюшка, – сказала вдова тоном, не оставлявшим надежды. – Бедная и всеми гонимая вдова чиновника Ферапонтова, мещанка.

На гонимую, а тем более бедную, вдова слабо походила.

– Жалобы принимает участок полиции…

– Была в участке, пристав Носков, жулик известный, к вам отослал.

– К нам нельзя. Идите вы… – тут Кирьяков опомнился и сдержался, – …идите в участок, все к ним… У нас всего лишь разбой, кражи, трупы, ну и тому подобное…

– Так потому что труп, к вам пристав направил…

Кирьяков на всякий случай приподнял голову: мертвецов с почтенной дамой вроде бы не было. Насколько позволял видеть туман перед глазами.

– Где труп? – только спросил он.

– Я – труп, – сообщила вдова.

Ну ясно: сумасшедшая, что с нее возьмешь. Такие порой заглядывают в сыск.

– Мадам, я очень рад, что вы труп, хотя выглядите чудесно. Идите домой, отдохните, попейте водички, микстурки, чайку, кваску, сбитню, молочка, настоечки, ликерчика, винца, глядишь, и отпустит…

Подобного издевательства Ферапонтова не стерпела и жахнула старческим кулачком по столу. Кирьякова немного подбросило, а спящий Актаев чуть не свалился со стульев.

– Ты со мной, батюшка, шутки не шути, я мужа двадцать лет назад схоронила… Говорю тебе: меня трупом назвали.

– Кто же посмел? – с дрожью спросил Кирьяков.

И тут Ферапонтова выложила обстоятельства возмутительного случая.

Надумала она оформить страховку, все-таки возраст уже такой, что того гляди помрешь. И отправилась в страховое общество. Пришла с документом, как полагается. А клерк посмотрел на нее и говорит: «Не можем с вами договор оформить, по бумагам вы уже умерли». Ферапонтова, конечно, возмутилась, как это ее раньше времени в покойники записали. Но не помогло, стоят на своем: умерла, и все тут. Она, конечно, пошла с жалобой к главному управляющему. Да только один ответ: по документам умерла, значит, второй раз с вами не можем страховку заключить. Идите, если есть охота, в другое страховое общество. Тут Ферапонтовой стало так обидно, что она пошла в свой полицейский участок жаловаться. Да пристав, капитан Носков, не пожелал разбираться. Отправил в сыск. Дескать, умерла так умерла…

Выслушав, Кирьяков уверился в одном: пожилая дама если и сумасшедшая, то очень хитрая. Так складно врет. И вроде трезвая как стеклышко.

– В каком страховом обществе вас записали в мертвецы? – спросил он.

– В «Стабильности», в каком же еще…

Как раз недавно Кирьяков заинтересовался страхованием собственной бесценной жизни: вносишь страховые платежи, а через пять лет получаешь приличную сумму с процентами. Если, конечно, доживешь. А помрешь – так выгодоприобретатель разбогатеет.

Кирьяков тщательно изучил рекламные предложения страховых обществ, каких в Москве было в избытке. Тут тебе на выбор: и гигант «Россия», и «Якорь», и «Урбенк», и «Эквитебль», и Северное страховое общество, и «Помощь», и «Отечество», и «Нью-Йорк», и даже «Саламандра». Хотя в «Огненной ящерице» страховали только от огня. Предложения были схожие, выбрать трудно. В итоге Кирьяков так и не решился: представил, как умрет, а денежки его достанутся кому придется, и желание отпало. Кстати, рекламу «Стабильности» тоже изучал. Даже склонялся остановить выбор на них: предложение было чуть выгоднее прочих. Хотя общество не самое крупное. И вот, извольте, новость: живого человека трупом назвали, а денежки старухи наверняка прикарманили.

Разбираться сил у Кирьякова не имелось. Но и отделаться от вдовы не было возможности. Положив чистые листы, подтолкнув чернильницу с пером, он просил ее изложить обстоятельства подробно. А там видно будет…

Ферапонтова принялась водить пером по бумаге.

От скрипа Кирьяков морщился, будто мозги кололо иголками. Но терпеливо снес до последней запятой и подписи, которую вдова выводила особо тщательно. Он обещал дать знать, как только проведет розыск. И пообещал бы что угодно, лишь бы старая ведьма наконец оставила его в покое. Вдова пригрозила заглянуть, если через три дня не будет известий. Отсрочка Кирьякова устраивала, он от души пожелал ей всего доброго. То есть сдохнуть поскорее, чтобы не мучить больного человека живым мертвецом.

– Экое дельце-то занятное, – сказал Лелюхин, когда шаги беззащитной вдовы стихли. – Живой труп явился собственной персоной… Пушкину бы приглянулось.

Кирьяков готов был хоть сейчас отдать жалобу. Кому угодно. И особенно Пушкину. Общение с вдовой Ферапонтовой – редкое, если не сказать, незабываемое удовольствие. Другу не пожелаешь, а вот Пушкину – всегда пожалуйста. Ничего такого Леонид Андреевич вслух не произнес, а попросил у Лелюхина немного водички. Из той, что осталась в графине.

Да и где этот хваленый Пушкин? Ау, Пушкин, где ты?

Нету Пушкина.

Который день службу прогуливает под благовидным предлогом. И все ему с рук сходит.

Москва еще куталась в снежные покровы. По мерзлому февральскому насту сани лихо подкатили к старому дому на Большой Пресненской улице. Извозчик поторопился откинуть меховую накидку и галантно предложил пассажирке варежку, чтобы ловчее встала из саней. Вернее – руку в овчинной рукавице. Прямо как завзятый кавалер. Дама в меховом полушубке и шапочке с озорным перышком одарила за любезность рублем и улыбкой.

На улице было темно, до дома она добралась, минуя обледенелые холмы снега. Дверь по простоте московских нравов не запирали. Она вошла в сени, или прихожую, – обширную комнату, в которой уже было жарко, по-купечески натоплено. Гувернантки или прислуги для помощи гостям не было. Что тоже отвечало понятиям домашней бережливости.

Разыскивая местечко, чтобы пристроить полушубок среди множества мужских пальто, дама обошла вешалку размером с небольшой забор и потянулась к пустому крючку. Рядом с вешалкой было воткнуто узкое зеркало от пола и чуть не до потолка. Как любая дама, проверила, все ли у нее в порядке. Выглядела она так, как должна выглядеть почетная гостья на дружеском вечере. В темном отражении мелькнула фигура, а за ней другая. Какие-то гости секретничали между собой. Она старательно сделала вид, что ничего не заметила. В доме посторонняя, надо держаться приличий.

Судя по шуму и смеху, гости собрались на втором этаже. Поднявшись по массивной лестнице, она сразу оказалась в большой гостиной. В ярко освещенной комнате пахло блинами и духотой. Обеденный стол, заставленный рыбными закусками, горками блинов и бутылками вина, был сдвинут к стене. Центральную часть залы оставили свободной, как для танцев. На опоздавшую обратились взгляды. Что для нее было привычно.

За спиной кто-то сказал: «Прошу прощения», мимо проскользнул молодой человек, который сразу вошел в компанию, пожимая руки и приветствуя знакомых. Он, как видно, припозднился к началу застолья.

Баронесса только успела зажечь дежурную улыбку, как из толпы вылетела фигура в черном, бросилась к ней и без церемоний повисла на шее, обнимая и целуя, как родную. К горячему приему дама была не готова. И не любила подобной пылкости. Но ответила на поцелуи.

– Какое счастье… Как я рада вас видеть, драгоценная баронесса!

Валерия сияла неподдельным счастьем. За месяцы, что прошли с их последней встречи, барышня не изменилась. По-прежнему затягивала волосы в тугой пучок, по-прежнему в траурном платье. В ней окончательно исчезли игривость, кокетливость и некоторая спесь, свойственная хорошеньким барышням из богатых семей, которые могут выбирать себе женихов. Лицо ее было бледным и уставшим, как будто девушка не высыпалась. Или слишком повзрослела. Только порывистость осталась прежней.

– И я рада вас видеть, моя милая, – ответила баронесса, поглаживая ее руку и стараясь при этом освободить локоть, в который вцепились сильные пальчики.

– Когда вы приехали?