Имперские игры (СИ) - Поляков Владимир "Цепеш" - Страница 69

Разговор продолжился. Теперь он был уже несколько более предметным, затрагивающим конкретные действия, связанные с опаской того, что на престол Российской империи может взойти человек, действующий в противовес тому, что стоилось сразу несколькими предыдущими монархами. Да и касаемо Горчакова Игнатьев особых иллюзий сроду не питал. Давний соперник, идеологический противник, а вдобавок и личная неприязнь, связанная с покровительственно-пренебрежительным отношением канцлера. Фундамент имелся. Оставалось возвести на нём подобающее ситуации здание.

Ноябрь 1864 г, Российская империя, Москва

Ничем не примечательная квартирка в меблированном доме госпожи Тихомировой. Окраина Москвы, тихое место, где обитали большей частью мелкотравчатые чиновники, этакое «крапивное семя». Тут можно было легко затеряться человеку с мало-мальски присутствующими деньгами, умеющему культурно себя вести, прилично одеваться и вообще не выделяться среди местных.

Сейчас в квартире находились именно такие люди. Видом обычные, но на самом деле этот самый вид был лишь для обмана глаз обывателей, а особенно полицейских и агентов Третьего Отделения. Впрочем, последних обмануть было куда сложнее – слишком уж люди из этого ведомства привыкли подмечать самые малозначимые детали, да и многих своих «подопечных» в лицо разучивали. Ранее использовались быстро и мастерски исполняемые работающими на полицию художниками карандашные портретики, теперь их частенько заменяла фотография. Суть же оставалась неизменной… особенно по отношению к тут присутствующим.

Присутствующие, да. Все они были членами Исполнительного комитета организации под названием «Земля и Воля», изначально возникшей под влиянием идей Герцена и Чернышевского. Собственно, именно эти двое и считались чуть ли не иконами сей революционной организации, буквально за несколько лет – а основана она была в 1861 году – на их воззвания и печатаемые за пределами России работы опирались при создании программы организации.

В первый год численность организации росла как на дрожжах, особенно в Москве и Санкт-Петербурге. В столицах численность «кружков» доходила до полутысячи человек в каждом, ну и в крупных городах сотня активных участников отнюдь не являлась редкостью. Подобный резкий рост был связан с тем, что «Земля и Воля» впитывала в себя остатки разгромленных полицией и Третьим Отделением различных революционных обществ, состоящих большей частью из радикально настроенного студенчества. «Библиотека казанских студентов», «Пермско-Казанское тайное общество», «Харьковско-Киевское тайное общество». Тайные… да только не для полиции, которая быстро обнаруживала, а потом с той или иной степенью жёсткости разгоняла оные, арестовывая верхушку, идейных вдохновителей и наиболее активных членов. Правда вот наказание большей частью было… нисколько не пугающим. Ну право слово, можно ли напугать пылающую жаждой пострадать за идею душу всего лишь административной ссылкой? Более того, ссылкой не в снежную Сибирь, где волков хорошо морозить, а всего лишь в провинцию, пусть и глубокую. Вот они и не пугались, стараясь и в глубинке разворачивать новые кружки, взамен разогнанных старых.

«Охранка» умела работать, особенно когда ей не мешали. Оттого всего через год после создания «Земли и Воли» по ней был нанесён серьёзный удар. Одна из «икон» организации, то есть Чернышевский, а заодно с ним Николай Серно-Соловьевич, Писарев и ещё несколько были не просто арестованы, но и приговорены к большим срокам каторги либо тюремного заключения. Иные из числа основателей, такие как Обручев, Слепцов. Утин и прочие, отделались легче – ссылкой в совсем отдалённые уголки империи, но чаще и вовсе пожизненным изгнанием за пределы России с непременным арестованием и заключением в крепость в случае возвращения.

Сильный удар оказался, но полностью развалить организацию не получилось. Полумеры, они не настолько действенны, как хотелось бы верить претворяющим их в жизнь. Оставшиеся не под арестом члены «Земли и Воли» стали более осторожными, многие и вовсе перешли на полулегальное, а то и полностью нелегальное положение, поменяв место жительства вкупе с документами. Ведь даже в столицах империи можно было затеряться, если обладать достаточной смекалкой и… средствами. А жертвователей хватало, причём как местных, так и находящихся за границей. Наметилось и сближение «Земли и Воли» с другой революционной организацией – «Московским обществом» Ишутина, куда более энергичным, готовым к более решительным действиям, включающим в себя около тысячи активных членов и сочувствующих революционным идеалам.

А затем случилось Польское восстание. Точнее даже не столько оно само, сколько реакция на него властей. То, что в «Земле и Воле» сперва сочли признаком слабости – ведь восстание же, да причём сильное, «угрожающее основам», способное вынудить абсолютизм к отступлению и смягчению позиций – было утоплено в крови и вывешено «на просушку» в петлях у всех на виду, дабы вразумить особо непонятливых и упорствующих. Оттого стремление некоторых членов организации во главе с дезертировавшим из армии подпоручиком Потебней, создавшим целый «Комитет русских офицеров в Польше», оказать поддержку восставшим окончилось плачевно. Выбор для них был лишь между пулей и петлёй. Пуля, если в бою и наповал. Петля – для сдавшихся или захваченных в живом состоянии. Иначе как предателями таких не считали в свете изменившейся политики Российской империи.

Польское восстание было подавлено быстро и жесточайшим манером. Надежды на вспышки крестьянских восстаний не оправдались. По мнению большей части руководства «Земли и Воли» исключительно из-за того, что не удалось подобрать к их сердцам и душам подходящих ключей. Высокие идеалы либерализма, всеобщего бессословного собрания и прочие были для простого люда малопонятными, неинтересными. Следовательно, требовалось в очередной раз изменить программу «Земли и Воли», которая после печальных итогов польского восстания и очередной стадии арестов и ссылок окончательно слилась с «Московским обществом» Ишутина и вобрала в себя ещё несколько кружков. Вобрав, стала не просто самой крупной, но чуть ли не единственной действительно влиятельной революционной организацией империи. Это несло в себе как возможности, так и риски.

Риски беспокоили членов исполнительного комитета всё сильнее и сильнее. Раз «Земля и Воля» постепенно становилась чуть ли не единственной крупной революционной организацией – власти просто обязаны были бросить на её полный разгром все силы. Или сперва на раскол, а уже потом разгром более мелких осколков. Оттого члены комитета и спешили встроить в свою «партийную программу» новые идеалы, более понятные тем. на кого планировали опереться. Так опереться, чтобы даже после более чем вероятного разгрома «Земли и Воли» в целом, её осколки смогли бы вновь собраться воедино, как капли ртути… при первой же удобной возможности.

Идеалы. В сравнении с первоначальным вариантом это было не одним, а сразу несколькими шагами вперёд в не самом ожидаемом направлении. Стремясь заполучичь поддержку масс народных, «Земля и Воля» в своём обновлённом и слившемся составе опёрлась на передачу крестьянству земли в равных долях, полное общинное управление той самой землёй, а ещё… Ещё громко так заявила о правах всех входящих в империю наций на самоопределение. Всех наций, включая польскую, кавказские и туркестанские. Подобным ходом… ходами Исполнительный комитет надеялся привлечь на свою сторону одновременно крестьянство, едва-едва замиренных поляков и всю ораву инородцев, по существу проживающих в колониях на имперских окраинах. Этим же – а то, что обновленная программа уже стала известна полиции и Третьему Отделению сомневаться не стоило – организация поставила себя, как это говорилось за океаном, «вне закона».

Аресты уже начались. Точнее сказать, началась очередная их волна, но куда более агрессивная, жестокая. И речь шла уже не только и не столько о высылке, а о приговорах к каторжным работам или заключению в крепости. Члены же «Земли и Воли» вот-вот должны были быть признаны бунтовщиками против Российской империи, желающими разрушить её изнутри и выступающими на стороне «разгромленных польских мятежников» и «немирных горских народов». А такая постановка означала… как бы не виселицы для членов Исполнительного комитета и основных идеологов. С виселицами вообще в последние несколько лет куда проще стало, да и революционеров судили более строго, чем раньше. Шла речь даже о том, чтобы вовсе отменить высылку в далёкую и глубокую провинцию, вместо этого просто выбрасывая за пределы империи без права возвращения.