Контролер. Порвали парус - Никитин Юрий - Страница 16

Я сказал зло:

– Тогда на хрена его сюда пихали?

Он развел руками.

– А что, в отставку и застрелить? Руководство наверху решило, что его боевой опыт может пригодиться. И хотя да, он уже устарел, но… Владимир Алексеевич, не все в мире идеально. И в нашей службе тоже. Мы старались оградить его от вас…

– А нас от него?

– Разумеется, это в первую очередь!

– Дело не во мне, – произнес я с рассчитанным нажимом. – Этот солдафон все испортил бы!.. Ишь, приказы у них не обсуждаются!.. Да хрен такой мною покомандует!

Он сказал успокаивающе:

– Да тише, тише… Я же сказал, мы таких вообще старались изначально не допускать к вашему отделу… Я сам такому не поручил бы даже доставку пиццы. Разумеется, мы всегда принимали к сведению ваше желание самому рулить…

Я уточнил:

– Только принимали к сведению?

Он снова развел руками.

– Это только слова. Владимир Алексеевич, победа за вами! Но не стоит ее так демонстрировать. Генералы не только туповаты, но и злопамятны. Делайте свое дело, а им придется умолкнуть.

Я смолчал, подумав быстро, что с моими возможностями как-то не совсем правильно выполнять указания пусть хороших и правильных людей, но значительно уступающих мне по интеллекту… И хотя у меня интеллект пока лишь первого порядка, или, как говорят в корпорации Ицкова, интеллект низшего уровня, но даже он дает огромное преимущество за счет неизмеримо большей скорости обработки данных.

Во всем остальном я на том же уровне мышления, где и был, однако и это немало, все-таки доктор наук на интеллектуальной лестнице стоит выше полковника ГРУ, генерала или какой-либо важной хрени вроде маршала.

Мещерский что-то заметил по моему лицу, сказал с подчеркнутым удовольствием:

– Владимир Алексеевич… вы в самом деле перебороли весь Генеральный штаб! Со всеми его советниками. Такие дела раньше отмечали грандиозными попойками.

– Это мы можем, – сказал Кремнев бодро. – Я отвечаю за коньяк, Бондаренко веселых девок приведет, он у нас спец.

– Это Бронник спец, – возразил Бондаренко, – я больше по закуске!

Я поинтересовался:

– А как удалось генералов заставить принять мои условия?

Мещерский усмехнулся, покачал головой, а ответил вместо него довольный, как пара слонов, Бондаренко:

– Такие люди никогда не признают поражения.

– Тогда как? – спросил я.

– Раньше, – пояснил он, – в таких случаях стрелялись, смывая кровью позор поражения, теперь… выходят в отставку. А нерешенные вопросы ложатся на стол преемника.

Я вздохнул.

– Преемник уже известен?

– Генерал Гонта. Дубовицкий, правда, в отставку не ушел, просто это изъяли из его ведения и передали Гонте, пояснив, что ученые – народ капризный и склочный, с ними нужно поделикатнее.

Я спросил с тоской:

– И как он?

Бондаренко сдвинул плечами, а Мещерский ответил чуточку уклончиво:

– Очень хороший человек, если судить по его работе военного советника в… ряде стран, где с благодарностью принимают нашу помощь в национально-освободительной войне. Как говорили в старину, слуга царю, отец солдатам. Трижды ранен, один раз тяжело, что показывает: подавал советы не из самого глубокого тыла… Отмечен высокими наградами…

– Которые носить пока нельзя?

– Но может на них посмотреть, – ответил он с усмешкой. – Хранятся в особом отделе Генерального штаба. Ему дали подержать в руках, а потом деликатно отобрали в интересах секретности.

Я сказал неохотно:

– Хороший специалист не обязательно хороший человек. А нам нужен еще и умный… Хорошо, Аркадий Валентинович, будем ждать этого специалиста по военным советам. А что слышно про то глупое разбирательство насчет беженцев из Туниса?

Мещерский сказал со вздохом:

– Совещание было на самом высоком уровне. Дело не в том, какое решение хотели вынести, у нас сгоряча ничего не делают, вопрос рассмотрели очень тщательно и со всех сторон, а за это время убедились, что все указывают пальцами на МОССАД. Это хорошо, МОССАДу сочувствуют, большинство в Европе и Штатах его действия оправдывают. Все-таки маленькая страна отчаянно борется с огромным арабским миром за существование, им можно действовать жестче, чем толерантной Европе…

– А мы Европа? – спросил Кремнев. – А как же особый путь?

– Особого нет даже у марсиан, – ответил Мещерский.

Мещерский начал рассказывать, на каком этапе перестройки силовых структур мы сейчас, я слушал молча, даже не шевелился, чтобы не сбивать с мысли. Мещерский наконец умолк, вперил в меня вопрошающий взгляд.

Помедлив, я сказал медленно:

– Да, это интересно.

Он покачал головой.

– Всего лишь?.. Мы живем среди людей, Владимир Алексеевич, а не в мире химических формул. Да и в химии, думаю, иногда реакции протекают не так, как задумано. А люди есть люди.

– Отборные люди, – сказал я вежливо.

– Отборные, – подтвердил он. – Поднявшиеся по служебной лестнице достаточно высоко, где на каждом этапе многоэтажные тесты и проверки на адекватность. И то, бывает, заносит…

– И что эти отборные решили? – спросил я. – Да, капитан Волкова уже сказала, но мне, чтобы принять какое-то решение, нужно услышать и вас. Скажу честно, мне вовсе не хочется работать в организации, где от меня будет мало толку.

Он произнес суровым голосом:

– Ваше решение затопить судно с зараженными людьми рассматривалось долго на самом верху…

– С террористами, – уточнил я.

– Что?.. Ах да, конечно, в первую очередь они террористы…

– Разве это не главное?

– Они еще не считались террористами, – ответил он, – с точки зрения закона. Они могли, или кто-то из них мог передумать и прийти в полицию с повинной и все рассказать… И, говорю вам честно, это был не единственный аргумент против ваших самовольных действий. Были и повесомее… Но, повторяю, тщательнейший разбор склонил чащу весов на вашу сторону. К тому же вмешалась и третья сторона, вы догадываетесь, о ком я… Они провели там на месте тщательный анализ того, что осталось от пожара, и решили, что в данной ситуации вы поступили математически точно и верно. Что потребовало от вас мужества при таком решении и ответственности. Их доводы в вашу пользу послужили последней каплей, что перевесили чашу весов. Вы реабилитированы полностью.

Я покачал головой.

– Вот уж не думал, что помощь придет с той стороны… Хотя нет, вру. Думал о таком. Даже предполагал.

Бондаренко сказал с лицемерной улыбочкой:

– Вербуют.

– Госдеп не спит, – согласился Мещерский. – Спит и видит. Стараются вам понравиться.

– ЦРУ и так нравится, – ответил я, – а вот Госдеп вроде нашей Госдумы… И это все по тому разбирательству?

Бондаренко довольно гоготнул.

– Правильно, Владимир Алексеевич, требуйте орден!

– Мне нужны твердые и четкие заверения, – ответил я сдержанно, – что никто не будет влезать в мою работу. Ни руководить, ни контролировать. О результатах буду докладывать лично вам. Если сочтете мою работу… не совсем удовлетворительной, то либо отдел закроете, либо на мое место возьмете другого, а я вернусь в свой институт.

Мещерский вздохнул, как мне показалось, с облегчением.

– Тогда мы договорились. Именно это я и отстаивал.

– И… как?

Он сдержанно улыбнулся.

– Отстоял. Когда ситуация требует немедленных решений, любые коллегиальные совещания приведут к потере драгоценного времени. Это все поняли.

– Когда поступает сигнал о пожаре, – напомнил я, – команда пожарных выезжает немедленно. Не запрашивая разрешения у руководства.

– Ситуация точно такая, – согласился он. – Только масштабы шире. Потому принимаете решения единолично… однако и отвечаете лично. Уже не сошлетесь, что вам не то велели.

– Спасибо, – сказал я. – Я вам напринимаю! Ахнете.

– Этого я и побаиваюсь, – ответил он без улыбки. – Я же знаю, самые страшные люди – люди с хорошо развитым интеллектом. А из них просто ужасные – ученые.