Генерал Империи (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич - Страница 46

Ничего удивительного в выборе Эбенгарда не было. Он просто встал на сторону победителей, стремясь оградить своих морячков от совершенно излишних проблем. Все-таки, «вес бортового залпа» у сторонников Императора был несопоставимо меньше, чем у их противников. В его представлении все было просто и понятно. Да, конечно, присяги он не нарушал и против монарха не выступал. Но и не мешал против того действовать. Слишком уж уверенно Николай II шел ко дну, пытаясь захватить с собой на дно как можно больше людей. И Андрей Августович не видел смысла в этом «открытии кингстонов».

А потом все поменялось.

Кресло под Керенским затрещало, а Брусилов запутался в своих собственных революционных играх. Весь тот пестрый балаган, что поначалу казался единым и несокрушимым не выдержал испытания временем и стал рассыпаться, отчаянно собачась промеж себя. И националисты всех сортов, а еще всякого рода социалисты, анархисты и прочие городские сумасшедшие. Они сцепились промеж себя в совершенно бескомпромиссных спорах. Пока спорах. Ведь каждый из них мнил только свою позицию безусловно верно, почитая всех этих «чудиков», «изменников революции» и просто нехороших людей лишь временными попутчиками. На коротком рывке – да – эту беду можно компенсировать обещаниями каждому из них близости «светлого будущего». Но в горизонте даже в квартал – уже нет. Все пошло в разнос. И Керенский со своими сторонниками тупо потеряли контроль над ситуацией.

Тем более, что им всем оппонировала смычка Северного фронта и Балтийского флота, на которых удержалась очень крепкая Имперская позиция. Так уж сложилось. Благодаря Меншикову, который приложил к этому огромные усилия… и деньги. Многое из награбленного в походах он вкладывал в обеспечение единства союзных ему «вооруженных людей».

После чудодейственного воскрешения Меншикова Эбенгард осознал ошибочность своей оценки и стал осторожно прощупывать пути для маневра. Но нужен был повод и удобный случай. И он подвернулся. Ведь на мирной конференции в Константинополе должен был присутствовать Кайзер Германской Империи, что гостил в Штормграде. Вот его-то Андрей Августович и доставил из Севастополя, куда тот доехал в опечатанном вагоне. А вместе с Вильгельмом и супругу нашего героя – Татьяна Николаевна с обоими сыновьями. Что стало совершенным удивлением для Максима.

– Ты… – тихо произнес он, не сдержав своего удивления.

– Я, – также тихо ответила Татьяна. Одного сына она держала на руке, прижав к себе, а второго, что стоял у ноги, ухватив за маленькую ладошку. – Помешала?

– Это было очень опасно. Дети еще малы. Им такие морские переходы нежелательны.

– Конечно, – кивнула она, шагнула вперед и снизив голос прошипела. – Тем более, что по слухам тебе несложно делать в каждом городе новых.

– Как вы доехали? – Спросил он, шагнул вперед и подхватил на руки второго сына. Того, что стоял подле матери.

– Ты не слышишь меня?!

– Я должен оправдываться за любые сплетни, что болтают за моей спиной? Серьезно?

– Значит ты внучку султана себе в шлюхи взял просто от любви к искусству?

– В шлюхи? – Невозмутимо переспросил Максим. – Если пожелаешь я лишу ее девственности при тебе.

– Что?! – Ошалела она, едва не задохнувшись от ярости.

– В наказание за то, что ты веришь всяким глупостям про мужа.

– И скажешь, что эта австрийская шалава – тоже навет?

– Кто? – Скривился Максим.

– Эта шлюха, что понесла от тебя!

– Не понимаю, о чем ты.

– Прекрати! Все знают!

– Все-таки тебя нужно наказать. Вот приму ислам и возьму эту турчанку второй женой. Чтобы тебя позлить. – Усмехнулся Максим. Впервые после начала разговора с женой.

– Что ты несешь?!

– А что несешь ты?! Бедная девочка оказалась одна в городе, охваченном волнениями. Ее бы растерзали. Я просто помог ей покинуть эту опасное место.

– И только?

– Во всем остальном нужно винить ее супруга. К сожалению, погибшего.

– Как и муженек нашей служанки… Марты… не так ли? Очень удачное совпадение.

– Что ты от меня хочешь? Чтобы я резал головы всем, кому пожелает про меня всякие пошлости болтать? К чему этот цирк? Да, вон люди отошли и не слушают. Но… не слушают, не значит – не услышат. Зачем ты все это устроила? Я давал тебе повод усомнится во мне? В моей любви? В крепости нашей семьи?

– Я не могу так… – тихо-тихо прошептала она, совсем приблизившись. Губы ее задрожали, а на глазах навернулись слезы. – Мне страшно там одной сидеть. Я хочу быть рядом.

– Я под пулями хожу. Эта дура, которую ты посчитала моей шлюхой, на меня с кинжалом кидалась. Рядом со мной быть опасно и для тебя, и для детей.

– Не опаснее, чем там… вдалеке… Я сон потеряла. Понимаешь? Всю жду, когда меня придут убивать или брать в заложники, чтобы тебя шантажировать.

– В Штормграде?

– Там все не так спокойно, как ты думаешь.

Максим напрягся, но промолчал, сцепивший с женой взглядом. Татьяна тоже промолчала, даже и не думая отводить взгляд. Только чуть наклонилась, теперь глядя на мужа немного исподлобья. С вызовом что ли. Что заставило нашего героя усомниться в ее словах.

– Пойдем, – чуть поиграв желваками, произнес он. – Дальнейший разговор в любом случае будет не тут.

Она молча кивнула и последовала за ним. И только сторонние наблюдатели смогли отметить едва заметное чувство торжества, которое читалось на ее лице.

Максим же, получив крайне сложный разговор с супругой, отправился на мирную конференцию в удивительно взъерошенном состоянии. Ему было совершенно очевидно – сидеть на попе ровно в Штормграде она больше не будет, тем более под той тесной опекой Хоботова. Ее распирало от жажды действия. С Хоботовым, кстати, он отдельно хотел поговорить. Очень вдумчиво. И выяснить, какого хрена он не только не смог супругу удержать, но и не сообщил об этом.

Так или иначе, Максим был зол, раздражен, взвинчен. И если поздороваться с нужными людьми он еще смог, сдерживаясь, то потом его понесло.

Он вышел в центр тронного зала Топкапы. Замер на секунду. Сверкнул глазами. И начал… И чем больше он говорил, по-французски, разумеется, тем сильнее тишина становилась в помещении.

Первым делом Максим предложил утвердить те самобытные его выходки, которые он устроил. А именно подтвердить возрождение Римской Империи и признать создание Восточно-Римского, Иерусалимского и Армянского царств, а также Великого княжества Вендского и Синайского княжества.

Тишина. Этого ждали. Это было очевидно.

Потом наш герой взялся за дележ, начав с Болгарии.

Он предложил распилить ее на две части. Все земли исторического региона Фракия и восточную Мезию передать Восточно-Римскому царству. Остальные владения – Сербии, провозгласив последнюю Югославским царством под руководством того самого Георгия. Самого же царя Болгарии низложить, а царство самостоятельное распустить.

Почему так круто?

Потому что Максим обвинил Болгарию в черной неблагодарности. В том, что русские солдаты ни раз и ни два проливали кровь за их свободу, когда же дошло до дела им плюнули не в лицо, нет, в душу. А значит, что? Правильно.

– Я тебя породил, я тебя и убью! – Процитировал Меншиков Тараса Бульбу.

А потом добавил, что, если не найти способа примирить славян на Балканах, этот полуостров будет пороховой бочкой долгие десятилетия. Если не столетия. И кровь здесь будет литься рекой непрерывно.

Дальше настал черед Австро-Венгрии. Ее тоже распускали.

Наследник Франца-Иосифа – его внучатый племянник Карл – получал престол Венгрии, провозглашаемой независимой. Но не в границах Транслитерании, а в очень усеченном варианте. То есть, в пределах земель, преимущественно населенных венграми.

Трансильвания также становилась независимой державой – Великим княжеством – и переходило под руку королевы Элизабет. Той самой Элизабет, которая была изначально известна Меншикову как Эржи и носила под сердцем его ребенка. Формальный повод был прост – Элизабет – единственный ребенок законного сына Франца-Иосифа. Так что – почему не она?