Повторение прошлого (СИ) - Терновский Юрий - Страница 17

В полиции избитого хулигана продержали до вечера. Какое-то время ушло на выяснение личности и составления протокола. Документов у задержанного не оказалось, бумажник с паспортом остался ведь дома на столе, что и усложнило работу полицейских, предусмотрительно отказавшихся от взлома чужой квартиры без соответствующего прокурорского разрешения, куда они даже и не собирались. Сверились с данными по стоянке, где тот парковал свою машину и успокоились. Успокоились и забыли… Смешно конечно, но именно так задержанный и думал, пребывая в обезьяннике, других причин для столь долго его пребывания в этих «звериных» местах просто не находилось. Его забыли. Если конечно ему уже не шили дело за разбойное нападение, чуть не закончившееся убийством одного из охранников. Забыли, но не все. Спасение явилось в виде представительного очкарика в деловом костюме с золотыми «ролексами» на правом запястье. И хотя как правило являются только черти да и то исключительно больным белой горячкой, чертями здесь даже не пахло. Пахло деньгами, солидностью ми еще фиг знает чем, — успехом, наверное. Мечтающие дожить до пенсии золотые котлы не носят, считают копейки в своих дырявых карманах. Очки на носу у явившегося тоже были золотыми, что окончательно и взбесило дежурного офицера, который взяток не брал и тянул честно свою лямку обычного трудяги, которого все уже достало так, что и в самом деле — дожить бы скорей до пенсии, не дай боже, и ментам планку поднимут, как всем остальным уже подняли. Ведь выше перекладины подняли со свисающей с нее петли, не хочешь, называется, не живи. Жить после ночной пьянки дежурному и в самом деле сейчас не очень хотелось. Хотелось водки…

— Я вас слушаю, гражданин, — уставился офицер на вошедшего, чувствуя, что уже закипает от всей своей доброты, рассматривая поддельное золотишко на чужом запястье, — по какому вопросу пожаловали?

— Да есть, офицер, тут у тебя один чувак, — улыбнулся тип в золотых очках, — Погорелом кличут, выпускай негодника. Профсоюз драчунов берет на себя всю ответственность за его кастрацию, чтобы он больше не позорил доброе имя законопослушного гражданина. Не можешь не бить, не бей… Короче, офицер, отпускай задержанного, он вас в плен больше брать не будет.

— Зря время потратили, уважаемый, — дежурного чуть не вывернуло от такой наглости последнего. — Этот еще не скоро освободится. Нападение на охранника, сопротивление органам власти, приходите годика через три, а лучше через все четыре. Вернем в лучшем виде. Ваша фамилия?

— Очкарин, а какое это имеет отношение к задержанному?

— У нас все имеет отношение, — произнес многозначительно дежурный, — даже цвет трусов подозреваемого.

— И в чем его подозревают по цвету трусов, позвольте узнать?

— В разбойном нападении на охраняемый объект с целью завладения…

— … несвежими трусами последнего, понятно.

Дальше слушать визитер не стал слушать весь этот бред служивого, протянул дежурному в окошко сложенный листок и стал наблюдать за его реакцией. Сотрудник развернул листок, прочел, что там написано, встал и с кислой миной куда-то вышел, унося с собой запах потертого кителя и засаленных ментовских брюк. Вернулся минут через тридцать и принялся что-то строчить в своем журнале, не обращая вообще никого внимания на застывшего в терпеливом ожидании посетителя. Потом, как бы между делом, не отрывая взгляда от своих бумаг, буркнул, что все в порядке, но без начальства все равно не может, не имеет права освободить задержанного. Придется подождать до завтра, когда появится товарищ подполковник, и только после прямого распоряжения последнего уже…

— Тогда я к твоему полковнику сам пройду, — усмехнулся товарищ, — чтобы он распорядился отпустить задержанного. Не возражаешь? Хотя нет, пусть лучше ему сам министр и позвонит, если тебе этой писульки недостаточно.

И с этими словами он извлек из кармана мобильный телефон и принялся набирать того самого министра, кто и должен был все исправить. Телефонное право, оно ведь и в ментовке телефонное право — действует безотказно фактически на каждого мента. Подействовало и на этого, офицер снова со злым видом встал и вышел, вернувшись уже гораздо быстрее, чем в первый раз своего важного отсутствия. И даже не один, что очень даже порадовало посетителя. Следом за ним плелся тот самый тип с разбитой рожей, за которым сюда и пожаловали, и которому уже даже шнурки вернули, чтобы больше ни в чем себе не отказывал. Еще ему вернули мелочь из карманов, зажигалку и сигареты, заставили расписаться в каком-то журнале и… выпихнули на волю. Дело о разбойном нападении на охраняемую стоянку было закрыто. Спаситель вышел на улицу и закурил, вдыхая всей грудью вместе с дымом и воздух улицы, дожидаясь пока спасенный им бедолага где надо распишется и снова окажется на свободе с перекошенной рожей, разбитой губой и шрамом на небритой щеке, с еще

— Чего приперся? — освободившийся протянул вяло руку для приветствия.

— Не делай людям добра, не получишь зла. Сам же звонил, — удивился товарищ.

— Я не звонил.

— Я сам себе позвонил и сообщил твоим голосом, где ты пребываешь.

— Да-а? — удивился недавний арестант. — С Канар звонок был, я вообще-то сейчас там, насколько тебе известно. — Немного подумал и добавил, что загорает на пляже.

— Молодец, — Очкарин пожал наконец протянутую руку, — что я могу еще сказать. У богатых свои причуды, каждый отрывается по-своему. Пляжному прозябанию предпочитаешь будоражащий суррогат местного разлива?

— Потом расскажу, — Погорел достал сигареты и тоже закурил. — Расскажи лучше, как тебе удалось меня так быстро вытащить?

— Позвонил кому надо наверх, тот еще кому-то еще выше, откуда звонок спустился вниз, и ты свободен. Все просто, если знаешь комбинацию цифр телефона.

— Мутно как-то все, — заметил Погорел, — ну да ладно, потом разберемся. Денег до получки не одолжишь? Тачка в кредит, потратился на отпуск, совсем на мели оказался. Мне бы тысяч тридцать или сорок рубликов на расходы.

— Понимаю, — ответил Очкарин, протягивая пять тысяч рублей одной купюрой. — Остальные могу только вечером после работы, буду в районе Тверской, давай там и пересечемся у Пушкина.

— Я с цветами приду, — кивнул Погорел, — чтоб ни у кого вообще сомнений не осталось в наших дальнейших намерениях.

— Кретин, — рассмеялся товарищ, — так ресторан называется, который больше всего иностранцы любят в нашем городе.

— Я знаю другое место, — предложил Погорел. — У Гончаровой…

— Издеваешься?

— Записывай адрес.

Очкарин записывать не стал, запомнил, после чего таки задал свой вопрос:

— Бабки кончились, морда разбита, документов нет, ментовка, блин, — дом родной… Что случилось, ты мне можешь сказать, не за пьяный, надеюсь, дебош на самолете, слава Панина покоя не дает?

— Принесешь деньги, коллега, тогда и узнаешь, — усмехнулся Погорел, легонько подталкивая того в спину в направлении черного «Мерседеса». — Вали… Да, о птичках, еще… Надеюсь, на работе ты еще никому не разнес в клювике, что я здесь?

— Обижаешь, начальник.

— На обиженных ездят.

— На тебе поедешь, как же…

В восемь вечера Погорел ждал коллегу в небольшом, но уютном ресторанчике в самом центре Москвы в районе Тверской, где все было очень дорого и сердито. Не отказывай себе ни в чем, называется, и даже когда в кармане три рубля, все равно живи по крупному. Затягивают мелочи, они как пиявки на теле, как та суета, которая снует. И даже когда не прет, вот только как во все это въехать, когда все по большому счету именно из мелочей и состоит? И зачастую очень неприятных мелочей, если не сказать конкретнее…. Коллега опаздывал, Погорел заказал бокал пива, сухариков и попросил принести пепельницу. С куревом не вышло, в ресторане уже не курили, закон о борьбе с курением вошел уже в силу, но зато без проблем можно было хрустеть сухариками, что и радовало. Он любил похрустеть под спокойную музыку. Еще пару часов назад совершенно безнадежная ситуация таковой ему уже не казалась. Распечатав пачку сигарет, он извлек из нее одну и, чиркнув привычно колесиком зажигалки, с наслаждением сделал первую затяжку, здраво рассудив, что, если даже нельзя, то ему все равно уже можно. Но не тут-то было, тут же возле столика появилась административная дама со строгим лицом и вежливо попросила его прекратить никотиновое безобразие. Можно было конечно взять за грудки и эту, чтобы и из нее тоже все спесь вытрясти, но, памятуя недавний печальный опыт на стоянке, Погорел тут же отказался от этой мысли. Он извинился, и отправил сигарету в бокал с пивом, попросив принести на замену другой. Окурок немного пошипел, злясь на такую несправедливость, и погас, приказав долго жить. Злая тетка исчезла, и он снов оказался предоставленным самому себе. Вспомнилось вдруг, как они с Кирой попали сюда минувшей зимой. И даже столик, за которым он сейчас находился, кажется, был тот же самый. Иногда так бывает, что случайности совпадают. И не удивительно, ведь после этого они довольно часто сюда наведывались, скорее всего, именно поэтому он и сейчас приехал именно сюда.