Акт возмездия - Михайлов Максим - Страница 36

Он вновь заперхал осипшим горлом, пытаясь что-то объяснить, как-то оправдаться, в душе уже понимая, что это бесполезно, что уже ничего не переделать и не исправить. Он инстинктивно подался назад от страшного незнакомца, вжимаясь спиной в холодный мрамор памятника, и это спасло его от первого, быстрого, как молния удара.

Нож Варяг привык носить в специальных, крепящихся на левой руке ножнах. Скрытое широким, всегда расстегнутым рукавом джинсовки оружие, было незаметно, и вместе с тем, постоянно готово к действию. Вот и сейчас одно неуловимое движение, правой руки к запястью левой, цепкие пальцы сорвали кнопку фиксирующего ремешка и потянули за удобную шершавую рукоять, освобождая из ножен широкое, любовно заточенное с обеих сторон лезвие. Выхват из ножен, это уже первый удар. Так объяснял ему в свое время Учитель, так он сам потом учил на многочасовых изнурительных тренировках, приходящую в Братство молодежь. Нож описал сверкающую дугу, вылетая из рукава, и кончик его пронесся всего в нескольких миллиметрах от горла, внезапно обмякшего и провалившегося назад ары.

Поняв, что первым ударом не достиг цели, Варяг досадливо скривился, уходя на продолжение комбинации. Заканчивать надо было быстро, пока мельтешащие вокруг люди не сообразили, что происходит. Если хоть кто-нибудь заподозрит неладное, скрыться с места убийства в давке часа пик будет невозможно. Благо, окружающие, как правило, настолько заняты собственными делами, что им абсолютно недосуг, приглядываться к тому, что происходит рядом. Описавший полукруг нож, снова был в подходящей позиции для атаки. Бить теперь предстояло в грудную клетку. Не лучший вариант, примерно пятьдесят, на пятьдесят, можно попасть в ребро, а там не факт, что даже сильным ударом удастся его проломить. Нож тусклой рыбкой сверкнул в свете неоновых ламп, меняя положение в ладони правой руки, ладонь левой тем временем уже легла надежным упором на рукоять. Варяг гибкой змеей скользнул вперед, почти вплотную прижимаясь к жертве и тем самым вкладывая в мощное движение обеих рук еще и вес тела. Заточенное лезвие легко прорвало одежду врага, на мгновение застопорилось, уткнувшись-таки в какую-то преграду, но Варяг поднажал, жестко упираясь в пол ребристой подошвой кроссовки опорной ноги. Внутри у ары что-то противно хрустнуло, треснуло, словно разрываемая пополам ткань, и лезвие буквально провалилось внутрь, войдя в грудь армянина по самую гарду.

Карен почувствовал мгновенную острую боль, заставившую его судорожно втянуть в легкие воздух, для готового вырваться крика. Но закричать он не успел. Боль вдруг куда-то делась, растворилось, а внутри разлилось блаженное, успокаивающее тепло. Качнулось, словно палуба корабля в шторм метро, оплыли, растворяясь в неверных тенях мощные лепные колонны и арки, мелькнули совсем рядом в начинающем закручиваться сером вихре внимательные глаза страшного русака, все такие же холодные и пустые, без всякого выражения… Глаза убийцы…

Он убил меня… Мысль проплыла в мозгу вялой, ленивой рыбиной за толстым стеклом аквариума, не страшная и даже какая-то глупая… Сейчас это было неважно… Ничего уже не было важным… Вот только эти глаза… Он только теперь в полной мере узнал и понял их взгляд. Узнал, потому что не раз видел такие же больные и вместе с тем льдисто-беспощадные глаза в зеркале. Русский тоже мстил… У него тоже была своя рана, своя обида и своя месть… Но ведь это не правильно… Карен лишь теперь ясно понимал это… Одна месть рождает другую, за смертью и кровью, рано или поздно обязательно придут еще кровь и смерть… И потом этого уже не остановить никогда… Надо обязательно сказать этому русскому… Так нельзя… Он просто еще не знает, не осознает, что делает… Надо только успеть, чтоб он понял и поверил… Надо обязательно сказать… Сказать… Мысли уходили, путались, теряясь в наваливающемся сумраке… Последним отчаянным усилием, Карен все же попытался облечь в слова, то простое и ясное понимание, что родилось внутри только сейчас и не имело названия ни в одном из человеческих языков. То, что обязательно должен был успеть услышать и понять этот русский… Сейчас… Нужно только собраться… Заставить двигаться непослушные онемевшие губы…

Но спазм сдавивший горло помешал это сделать, вместо слов изо рта выплеснулся лишь железисто-соленый кровяной сгусток. Карен попытался еще, но сознание уже двоилось, уплывало, теряясь в сером тумане, исчезая, становясь его частью… Последним ощущением, что он еще успел испытать в этом мире, была обида на себя, на то что не смог, не успел…

Правда и это последнее чувство длилось недолго, наползавший туман поглотил его, растворил в себе, сделав таким же глупым и неважным как и все земное бытие человечка носившего когда-то имя Карен…

Варяг аккуратно поддержал под мышки заваливающееся набок тело, прислонил его бережно спиной к памятнику, придавая устойчивое сидячее положение, и только потом осторожно извлек из раны нож. Крови вытекло совсем немного, да и агония продолжалась всего несколько секунд. Он ухмыльнулся, вспомнив, как смертельно раненый ара все тянулся к нему, будто пытаясь сказать что-то важное по секрету на ухо. Забавно получилось.

Но хорошего помаленьку, пора было уходить, пока вроде все складывалось отлично, так что не будем лишний раз испытывать удачу и гневить покровительствующие воинам высшие силы. Быстрым движением вытерев нож об одежду убитого, Варяг отправил его обратно в ножны и скорыми шагами спешащего по делам человека двинулся к перрону противоположного направления. Там как раз притормаживал только что подошедший поезд. Уже у края платформы он чуть было не столкнулся с бритым наголо здоровяком. Тот куда-то рвался с совершенно безумным взглядом, расталкивая людей литыми плечами и не обращая внимания на возмущенные крики и ругательства волной несшиеся ему вслед. Варяг вовремя заметил опасность и ловко извернувшись, сумел избежать чувствительного удара локтем, от активно прокладывающего себе путь через толпу незнакомца. Осуждающе покачав головой, Варяг проводил его взглядом, решая, стоит ли призвать нахала к порядку. Подумал с сожалением, что сейчас все же не до того, и уже через минуту раздвижные двери вагона захлопнулись за его спиной, а станция с прислоненным к памятнику трупом, все ускоряясь, поползла назад, пока не исчезла совсем, сменившись привычной темнотой тоннеля.

После поминок они, не сговариваясь, направились в кафе. Здесь студенты обычно собирались перекусить между лекциями, обсудить с товарищами дела, или просто провести свободное время, а заодно познакомиться с клеевыми девчонками. Место было привычное и достаточно шумное, чтобы разговаривать на любые темы, совершенно свободно не опасаясь случайных ушей. Сегодня тема была одна. Слишком тягостное впечатление оставили в юных душах только что прошедшие похороны, ничему другому пока там места не было.

– Ему даже не исполнилось восемнадцати, – тяжело выговорил бывший здесь самым старшим Вахид. – Он совсем ничего не успел в жизни…

Остальные согласно закивали, стараясь не поднимать друг на друга глаз. Они чувствовали в происшедшем немалую долю своей вины. Ведь были рядом, специально для того, чтобы защитить, прикрыть друга, а в итоге, только что вернулись с его похорон. Живые и здоровые, даже не видевшие в лицо врага, нанесшего подлый предательский удар.

– Давайте выпьем, – щедро плеснул из водочной бутылки Вахид. – Чтобы душа Карена попала в рай. Он не верил в Аллаха, но в остальном был хорошим, достойным человеком и погиб, как настоящий воин.

Выпили не чокаясь. То, что Аллах вряд ли одобрил бы подобную процедуру, собравшихся не смущало. Это было молодое поколение, считавшее веру, чем-то вроде молодежной субкультуры, средством показать свою инакость, индикатором для определения своих и чужих, но уж никак не целостным учением об организации повседневной жизни, требующим неукоснительного соблюдения всех канонов. Особенно в части тех запретов, что касались особо приятных благ цивилизации – спиртного и доступных женщин.