Акт возмездия - Михайлов Максим - Страница 15

– Где твоя пара? – прищурившись, глянул на Андрея Варяг. – Опаздывает?

Вопрос задан был спокойным расслабленным тоном, но Андрей явственно почувствовал, как где-то в мозгу звякнул тревожный колокольчик, за нарочитым спокойствием Варяга всегда пряталась злая, разрушительная энергия, запредельная жестокость, как к самому себе, так и к другим. Если уж совсем честно, то Андрей его даже побаивался, хотя и знал уже давно, и отношения у них складывались вполне нормальные внешне даже слегка походившие на дружеские. Однако, бывало, спросит он вот так, глянет пристально, из-под сощуренных век, и будто холодом могильным обдает собеседника. Странный человек и страшный, выделяющийся даже среди членов их Братства Северного Ветра, где каждый опытный, не раз побывавший в реальном деле боец, имеющий на личном счету не одного уничтоженного врага. Недаром Учитель держит Варяга за правую руку и почти всегда назначает старшим на рискованных акциях прямого действия. Но надо что-то отвечать, говорить, объяснять, причем так, чтобы ни в коем случае не показать, что ты оправдываешься. Закон прост и ясен: начинаешь оправдываться – значит, не прав. Чертов Мишка, ну что он не мог прийти вовремя, или хотя бы позвонить предупредить, чтобы знать, что сейчас врать Старшему Брату? Вот ведь знал, что так будет, знал!

Мишка Боксер, а в Братстве Северного Ветра 52-й, был давним приятелем и одноклассником Андрея. Надежный, смелый и крепкий парень, незаменимый в драке. Хладнокровный и спокойный на акциях, весельчак и балагур на отдыхе он был хорош всем, кроме вот этой своей манеры вечно всюду опаздывать. "Начальство не опаздывает, а задерживается!" – эта немудрящая присказка в его устах звучала постоянной дежурной фразой, и произносилось по десять раз на дню, отсылаясь к самым разным адресатам, от товарищей по забавам, до школьных учителей и родителей. "Вот будет тебе сейчас "начальство"!" – с мрачным злорадством подумал про себя Андрей, глядя на простенькие наручные часы. Пятнадцать ноль три, а собирали ровно в пятнадцать, в принципе пятиминутные задержки допускаются. Надо напомнить об этом Варягу, чтобы не кипятился раньше времени, вот только если Мишка не явится в ближайшие две минуты, это напоминание дорого обойдется им обоим.

Андрей уже открыл было рот, чтобы деликатно поправить Старшего Брата насчет прошедшего времени, как рядом с лавочкой затормозила обшарпанная "шестерка" без номеров, зато с наглухо затонированными стеклами.

– Привет, всей честной компании! Пивка попить собрались? – из водительского окна высунулась жизнерадостная физиономия Юрки Гороха, номер 47-й.

А с заднего сиденья, протискиваясь вперед вихрастой рыжей башкой, уже выбирался Мишка Боксер собственной персоной. Андрей с облегчением перевел дух. Слава Богу, все было в порядке. Их двойка прибыла на место встречи вовремя и в полном составе, даже у взыскательного Варяга никаких претензий к ним быть не может.

Прислушавшись к себе, Андрей вдруг с удивлением осознал, что возможное недовольство старшего, волнует его сейчас куда больше, чем сама предстоящая работа. Это что же получается, я как прусский гренадер, боюсь палки капрала, куда больше, чем готового меня убить противника? Мысль показалась неправильной и неприятной, и Андрей постарался тут же отогнать ее прочь, тем более, что из машины уже вылезли и подходили к лавочке Мишка и Веня Сапер, номер 34-й, пожимая всем присутствующим локти, фирменным приветствием Братства. Гороху как всегда фонтанирующему кипучей жизненной энергией формального приветствия не хватило, и он полез ко всем обниматься, подпрыгивая из-за своего малого роста и звонко хлопая подвернувшихся под руку по спинам и плечам, от избытка чувств заливаясь смехом и поминутно пытаясь что-то рассказывать. Веди себя так кто-нибудь другой, Андрей, безусловно, принял бы это за мандраж перед акцией, но Горох, был всегда одинаков, радовался жизни во всех ее проявлениях, и более позитивного человека трудно было сыскать.

И опять Андрея что-то неприятно кольнуло под сердце. Вот ведь как странно и страшно устроен мир. Все они: и угрюмый Варяг, и хохочущий невесть над чем Горох, и рыжий Мишка, и застенчивый, до приторности интеллигентный Веня, и эти двое, которых он знает лишь по номерам, всего через несколько минут пойдут убивать. Убивать и, если понадобится для дела, умирать. Встретят лицом к лицу саму Смерть в очередной схватке священной войны, которую Братство ведет уже много лет. А мимо будут идти ничего не подозревающие люди, малыши будут возиться в песочнице и строить куличики, пенсионеры станут греться на солнышке и судачить о новостях в телевизоре… Нет, конечно, все это правильно. Каждому свое. Кому-то биться за веру, свободу и общее счастье, без колебаний принося на алтарь победы кровь, а то и саму жизнь. Кому-то в счастливом неведении вести однообразное существование обывателя, в котором самым страшным потрясением будет очередное повышение цен на сахар, или бензин. Это правильно, так и должно быть. Но насколько было бы легче идти в бой, если бы нас провожали на битву восхищенные и тревожные девичьи взгляды, если бы нас благословляли и крестили в спину родители. Если бы после акции не надо было уходить, путая следы и уничтожая улики, а можно было просто прийти домой, сесть, устало уронив руки, а благодарные родные не знали бы как тебе угодить, гордились тобой, а все знакомые и соседи поддерживали, кто чем может… Люди, что же вы? Ведь мы ведем эту войну ради вас! Мы защищаем вас! За что же в ответ вы плюете нам в лица, почему смотрите на нас с ужасом и негодованием? Почему все так несправедливо и неправильно?

– 43-й, ты чего, заснул что ли? О чем задумался? О бренности земного существования?

Варяг улыбался. Так, как умел улыбаться только он: губы растягивались в тонкую линию, не разжимаясь и просто расходясь в стороны, а глаза при этом оставались такими же как всегда, жесткими и колючими, ни малейшей искры веселья обнаружить в них было нельзя. Андрей вдруг подумал, что ни разу за несколько лет, что они знакомы он не слышал, как Варяг смеется. Даже представить себе не мог, как он это делает. Максимумом из проявления положительных эмоций, была вот эта словно наклеенная на лицо улыбка, от которой малознакомых с ним людей пробирал озноб.

– Ничего, не парься, уж кто-кто, а ты точно отправишься прямиком в рай…

Эта тема служила неисчерпаемым источником добродушных шуток и подначек. Дело в том, что из всего Братства, истинно фанатичными православными христианами, старательно соблюдавшими церковные установления, были всего несколько человек. И Андрей по части ревностности в соблюдении заповедей Господних, пожалуй, далеко опережал их всех. От того и являлся в компании бессменной мишенью для незлобивых острот. Остальные конечно тоже верили в Бога, ортодоксальное православие являлось стержневой идеологией Братства, без него никуда. Но их вера была более поверхностной, более спокойной…

Андрей лишь обезоруживающе улыбнулся, виновато разводя руками, со своими ни спорить, ни ссориться не хотелось. Пусть прикалываются, ежели есть охота, они же это не со зла, просто тоже нервничают, переживают. Всех мандражит перед акцией, даже самых крутых и безбашенных, в этом Андрей не раз убеждался на собственном опыте. Разве что такие полные отморозки, как Варяг, не волнуются перед боем, да и то навряд ли. Просто лучше владеют собой, умеют не выпускать бушующие внутри эмоции наружу.

А ведь и в самом деле подставился, ишь, размечтался о всеобщей любви и признании. Это уже похоже на грех тщеславия, тоже мне возжелал благодарности за дело, которое и так должен делать, именем Господа и волею его. Нет, что-то сегодня, по части греховных мыслей явный перебор, надо быть внимательным, следить за собой. Как это у Розенбаума, в песне про летчика-камикадзе… "Мне взрываться за других есть резон!" Да, именно так, и никак иначе, не даром сказано, что нет больше той любви, чем у того кто жизнь положит за други своя. И не важно, будут ли знать о его жертве эти самые други. Да и не нужно на самом деле им ничего знать. Господь и так все видит и знает, ибо всемогущ и всеведущ, а мирская слава – тщета и суета. Для чего она человеку, посвятившему себя небу?