Хроники тонущей Бригантины. Остров (СИ) - Старых Зоя - Страница 27

Пахло антисептиком, свежим потом, а в качестве декораций к этим запахам присутствовали бромистый натр, знакомый по временам бессонницы, и привычная, фоновая сырость.

Мартин собрался с духом и приоткрыл глаза. Сначала правый, потом левый. Реальность подергалась, набирая резкость, а потом возникла вся и сразу, в виде белого халата и очков склонившегося над ним доктора.

— Привет, — сказал Сорьонен.

Мартин открыл для себя, что под головой у него вовсе не жесткий пол, а что-то очень похожее на согнутую в локте руку. Он попробовал пошевелиться, проверяя, а работает ли вообще тело. Тело работало, но без всякого желания.

— Даже и не знаю, кого из нас поздравлять с успешной реанимацией, — сказал доктор задумчиво.

— Наверное, тебя, — подсказал Мартин. Получилось тихо и невнятно, но его поняли.

Доктор пожал плечами, а потом вдруг широко улыбнулся и тут же зажал рот рукой. Мартина, лежавшего у него на коленях, стало ощутимо подкидывать. Сорьонена словно душила какая-то судорога, он всхлипывал и все так же старательно прикрывал лицо рукой. Очки раскачивались, угрожая свалиться Мартину на голову.

— Кари, тебе плохо? — Мартин вытянул ватную руку и подтолкнул очки обратно на переносицу совершенно невменяемого врача.

И вдруг дошло. Не было ему плохо. Смеялся, громко и истерически, как редко с ним бывало. Сдержанный, вежливый смех — это всегда пожалуйста, но чтобы так, задыхаясь и размахивая свободной рукой…

Такого торжества жизни не ощущал даже Мартин, вообще поразительно равнодушный к тому, что его зачем-то опять вытащили. Он ведь уже успел насладиться даже предсмертным обзором самых важных событий своей жизни. Да, забавный получился набор, и вовсе не то, что Мартин ожидал увидеть. Дом, поступление в академию, и даже тот полный страха и пьянящей гордости момент, когда совет попечителей предложил ему остаться в альма матер преподавателем. Иными словами, все немногочисленные поводы уважать себя остались без внимания.

Почему-то, он, уже собираясь на тот свет даже без возражений, вспоминал то, за что становилось иногда мучительно стыдно. Оставшееся время он это просто принимал. Да нет, всегда принимал, успокаивался и жил дальше. И несостоявшаяся смерть — еще не повод изменять этому правилу. Мартин встряхнул головой и попытался самостоятельно сползти с сотрясающихся в ритме смеха докторских коленей.

— Да чего смешного-то? — прохрипел он. — Я уж не знаю, как ты меня оживлял, — тут пришлось сделать паузу, чтобы отдохнуло словно кошками подранное горло. — Но по мне как будто слон прошелся.

— Около того, — не переставая пугать Мартина смехом сумасшедшего, выдавил доктор. — Только не слон, а де ля Роса.

От удивления Мартин даже раздумал спасаться бегством, уцепился за рукав халата и оторвал руку Сорьонена от его же лица.

— Так, Кари, что тут было!?

Доктор пару раз еще хмыкнул, потом машинально поправил снова съехавшие очки, то есть принял свой обычный, успокаивающе-деловитый вид. Мартина эта перемена порадовала.

— Знаешь, Франс, — объявил Сорьонен. — Наверное, после всего, что тут произошло, мне придется на тебе жениться. А если вздумаю возражать, заставит общественность.

У него все-таки было чувство юмора. Определенно было, и, конечно же, профессионально деформированное. Мартин уж и не знал, как истолковать такую шутку. Малую подсказку давала только боль в губах, которые словно кто-то грыз, или…

— А причем тут де ля Роса? — осторожно спросил он.

— Есть такой новый метод реанимации, называется «ручное искусственное дыхание», — пояснил доктор. — Если у больного нет пульса и дыхания, двое должны положить его на пол, запрокинуть голову, а потом первый должен делать по тридцать нажатий на грудную клетку… — Сорьонен легонько ткнул пальцем, куда именно следовало нажимать. Мартин шарахнулся — попал как раз туда, где хуже всего теперь болело. — А второй — вдыхать в рот больного воздух, по два раза на тридцать нажатий… где-то по секунде каждый вдох.

— Господи, — пробормотал Мартин. — Лучше б вы меня не оживляли…

Доктор фыркнул. Мартин попытался себе представить, как все это выглядело. Глупый, впрочем, не умнее и предыдущей реплики, вопрос возник тут же.

— А… — только начал он, но договорить не дали.

— Болят ребра?

— Э-э-э, да. Я же говорил.

— И я говорил, что де ля Роса над ними славно потрудился. Если б не он, мы бы вряд ли тебя вытащили.

Доктор смотрел в загадочное пространство между собственными глазами и линзами очков. Мартин смотрел на доктора. Внимательно смотрел, выискивая опровержение очевидному. Разумеется, находил только подтверждение — покрасневшие, наверное, как и у него самого, губы.

— Понятно, — ошарашенный нахлынувшей неловкостью сказал Мартин. — Понятно.

— Правда, в свидетелях у нас только де ля Роса, так что слухи, может быть, и не поползут, — утешил Сорьонен. — Он не из болтливых, ты же знаешь.

Мартин кивнул.

— А кому-то это надо? — спросил он скептически.

Доктор почему-то скривился, а потом вдруг изрек:

— Ладно, Франс, напугал ты меня порядочно, но другие пациенты никуда не девались, так что давай я тебя в башню отведу…

— Не хочу, — тут же отозвался Мартин, которому вот чего точно не хотелось, так это оставаться одному в темноватой, захламленной комнате.

— Прости, не расслышал.

— Давай хотя бы в медкабинет, — предложил Мартин.

— В медкабинет? — отчего-то с большим сомнением переспросил Сорьонен. — Упорно же ты напрашиваешься на встречу с судьбой.

Недоумение длилось секунд десять, может больше. Этого времени Мартину хватило, чтобы кое-как перебраться на пол и сесть.

— У мистера Дворжака не тиф, но скорее всего, воспаление легких, — заметил доктор, отряхивая колени брюк. Он подобрал с пола ящик, порылся и легко выудил темно-зеленого стекла пузырек, в котором на дне оставалось несколько знакомых пилюль.

— Лучше бы принять сейчас, — добавил он и протянул лекарство Мартину.

Мартин прожевал пилюлю, во рту от нее как всегда сделалось сухо, захотелось пить. Или выпить. Он с этими всеми событиями уже так давно ничего не пил. Неужели не заслужил, ну хотя бы за невольное возвращение с того света.

— Пойдем, — Мартин неловко поднялся, постоял, проверяя, не подогнутся ли ноги в какую-нибудь сторону, словно бы они были гуттаперчевые, сделал пробный шажок, другой.

— Действенный способ, — пробормотал доктор себе под нос.

Они пошли по коридору, сначала медленно, но потом Мартин совсем освоился, и лишь на лестнице Сорьонен незаметно его страховал.

Больше всего это походило на переговоры перед уже начавшейся войной.

Сорьонен примостился на краешке стола и методично натирал руки сильно пахнущим антисептиком, обмакивая корпию в открытый флакон.

Мартин расчистил себе пространство на подоконнике, привалился спиной к оконной арке, а ступни упер в противоположную. Завалы бумаг и пустая тарелка, сдвинутые, чтобы освободить место, были теперь на полу.

Де ля Роса висел в дверях, большой, мокрый и тихо взбешенный. Физрук был без куртки, которую отдал Яну.

Ян сидел на кушетке и бессознательно, по-детски болтал туда-сюда босыми, грязными ногами. Куртка де ля Росы была ему широковата в плечах, самую малость, но стояла кособокой палаткой. Руки он не продевал в рукава, а скрестил на груди, мускулы, казалось, позвякивали от напряжения под гусиной кожей. Зубами Дворжак не стучал потому, что они были сжаты так плотно, что кости челюсти запросто могли сломаться.

Еще это походило на суд, где Ян по умолчанию был обвиняемым и виновным. Такие суды несправедливы по своей природе, по предназначению. Так судят пойманных в тылу врага шпионов, борцов за свободу и неугодных обществу.

За все это время, долгих две минуты, Ян лишь однажды взглянул на Мартина. Убедился — жив. Теперь Дворжак немного растерялся, потому что не хотел верить в предательство. Он ничего не сказал де ля Росе, да и зачем? Де ля Роса тоже молчал, пока вел его в медкабинет, грубо, но все-таки заботливо поддерживая за плечи.