Возвращение (СИ) - Щепетнов Евгений Владимирович - Страница 21

– Ошеломим… – слегка растерянно ответила Ольга, и помотала головой – Ну ты, Миша, даешь…вот точно – разносторонняя личность! Ты еще и песни пишешь?!

В ответ я только загадочно улыбнулся, испытывая легкий стыд от того, что ворую песни у будущих авторов. Пусть и не мой мир, но…все равно – украл ведь! В прокат я их пускать не собираюсь, это просто для себя, но…ладно, чего уж там. Воровать – так воровать! Мелодии я прекрасно помню, слух у меня есть, изображу просто на-раз. И будь что будет.

– Пойдем! – я потащил Ольгу за руку в кабинет, где на столе стояла электрическая машинка немецкого производства – Садись. Печатай!

И я начал диктовать. Глаза Ольги были круглыми от удивления, и посматривала она на меня как на волшебника. А я…я диктовал и диктовал. Эх, жалко сейчас нет гитары! Можно было бы сразу и попробовать сыграть!

В конце я начал диктовать текст песни Чака Берри – вначале на английском, потом сообразил, что клавиатура-то русская, Ольга сидит, и не понимает, что ей делать. И тогда приказал ей записывать слова русскими буквами, так, чтобы при произношении было похоже так, как если бы пел некто, гнусаво и плохо выговаривающий слова. Типичный американец из провинции.

Следующий этап – записать музыку. И на это ушло битых два часа. Я напевал мелодию, Ольга писала нотными знаками – благо, что специальная бумага для нот, или как она правильно называется «нотный стан» – здесь была, стопкой уложена на пианино. То ли специально оставили – раз есть пианино, должны ведь быть ноты? То ли осталось от прежнего жильца, но…наверное этого я никогда не узнаю. Впрочем – и не хочу знать. Так мне спокойнее.

Ольга великолепно управлялась со всеми этими корючками, и даже рассказывала мне, что и почему ставит на строку. А я пытался изобразить мелодию. Хорошо, что самую первую из записанных песню я слышал в исполнении девушки, играющей на гитаре, иначе бы наверное ничего не вышло. А может и вышло, но играть было бы все равно сложнее.

И вот когда мы уже подобрались к Чаку Берри, в дверь позвонили. Я махнул Ольге, чтобы она убрала исписанные нотные листы – это должен быть Богословский, и никто иной. И точно, когда открыл дверь, Богословский бросился ко мне и сунул в руки завернутый в бумагу предмет:

– Держи! Это тебе, на новоселье – я ведь должен! А! И привет. Ну что, снимай бумагу, смотри!

Я разорвал бумагу, и…чуть не ахнул! Гитарный чехол!

– Смотри! Лучшее, что сумел достать! Чешская «Кремона»! Шестиструнка!

Богословский смотрел на меня с таким победным видом, что мне стало даже немного смешно. Хотя я и знал, что «Кремону» в городе хрен достанешь, что стоит она семьдесят рублей, но попробуй ее найди! Максимум, что можно купить без переплаты и без блата – это ленинградскую гитару, то есть сделанную на Ленинградском завод музыкальных инструментов.

– Класс! Как же ты ее достал?! – нарочито удивился я – Ее же достать практически невозможно!

– Украл из театра! – хитро прищурился Богословский – Пришлось ударить сторожа подсвечником! Гад, проснулся не вовремя!

– Ну ты его хоть закопал? – оглянувшись по сторонам шепнул я – Надо было отрубить ему голову, порубить ее на маленькие кусочки, потом отрубить пальцы, тоже мелко нашинковать, а потом все выкинуть в реку! Чтобы не узнали!

– А зачем – чтобы не узнали? – живо заинтересовался Богословский – Нелогично!

– Очень даже логично! Сторож мечтал об этой гитаре, и как только появился случай ее украсть – тут же похитил и убежал с ней в Сыктывкар. Где сейчас и наигрывает серенады! Коровам. Аесли б труп идентифиировали…

– Ах-ха-ха-ха! – захохотал Богословский, и вошел в квартиру – Пойдем! Покажу тебе, как на ней играть!

– Кстати, ты вовремя пришел. Мы тут кое-что приготовили на завтра, и без тебя никак! Я сам хотел к тебе идти, просить. Сможешь помочь?

– Ну…смотря что! Если убить кого-нибудь, то только если дашь мне маску и миллион долларов! Иначе не согласен.

– Всего лишь аккомпанировать. И если сможешь – петь на английском.

– На английском?! Черт! Вот если бы на фарнцузском…признаюсь, в английском я не бум-бум.

– Да тебе ничего не нужно будет особо и говорить! На листке написаны русскими буквами английские слова, ты в такт музыке читаешь их, слегка в нос, как гнусят жители Техаса. И…понеслось! Песня простенькая, о том, как поженились парень и девушка, как они купили себе дом в кредит, мебель, машину, и стали жить. А что у них там дальше будет – никто не знает. Это очень популярная песня гитариста и музыканта Чака Берри, если слышал о таком. Это негр. Он написал эту песню, когда сидел в тюрьме. И песня вдруг так понравилась народу, что понеслась в массы. Ну а я взял, и придумал под нее кое-какой танец – дурацкий, но…народу понравилось! И выиграл конкурс в ночном клубе. Я сегодня рассказал Галине Сергеевне об этом случае из нашей с Олей биографией, и она захотела увидеть, как мы так изгалялись на танцполе. Ну и вот. Поможешь?

– Да куда же я денусь? – хохотнул Богословский – Мне самому интересно, что там творят в этой Америке! Пойдем!

– Оля, ты погляди, что нам Никита подарил! – я подал Ольге «Кремону», и девушка удивленно ойкнула:

– Кремона! Настоящая! Вот это да! Вы кудесник, Никита!

– Оля и на пианино играет! Оль, наиграй Никите мелодию! Спой песню, как она должна звучать!

– Лучше ты, Миш…там мужской голос нужен. А ты, кстати, поешь совсем не плохо. Конечно, не Лемешев, и не Георг Отс, но голос у тебя неплохой и в ноты ты попадаешь! Давай, пой! А вы, Никита, можете на нотном стане записать! Пока мы тут музицируем!

Богословский серьезно кивнул и приготовился записывать. А я…дождался первых нот, и…поехали! Где наша не пропадала!

Богословский внимательно слушал, и рука его мелькала, ставила нотные знаки на стан. Он в такт мелодии кивал головой, щурил глаза, притопывал, а когда песня закончилась, сказал:

– Я понял! Там еще должны быть ударник, саксофон и гитара!

– Как догадался? – удивился я.

– А я ее слышал! Ха ха ха! Эту песню! На гастролях в Англии! – Богословский захохотал, сел за пианино, сыграл что-то бравурное, видимо проверяя настройку, и заиграл. И делал он это так классно, что…Ольга даже слегка потускнела ликом. Да, на мой взгляд она играла неплохо, но это ведь был сам Богословский! Композитор, и самое главное – пианист! Или композитор – самое главное? Да какая разница! Это был настоящий Мастер. И его мастерство было впечатляющим. Он умудрился обойтись одним лишь пианино так, что слышался и ударник, и даже саксофон, и гитара. Он заменил собой целый оркестр! И как у него это получилось – для меня загадка. Магия! Настоящая магия! Вот что такое настоящий Мастер.

– А теперь со словами?– спросил я, и Богословский начал петь, нарочито гнусавя, но в общем-то вполне неплохо. Но я его остановил:

– Погоди! Оль, давай! Стол только отодвинем! Потренируемся, чтобы перед великой танцовщицей не опозориться! А Никита нам поиграет! Помнишь? Или забыла? Ничего – сейчас вспомнишь!

Мы скинули кроссовки – дома ходили в кроссовках, американская привычка – я подал знак Богословскому, и он заиграл. И мы начали танец. Вначале получалось слабовато, Ольга забывала движения, сбивалась с ритма, но потом пошла, пошла, пошла…забыла, что танцует напоказ и вошла во вкус. И у нас стало получаться. И это было красиво. По крайней мере – мне так казалось.

Ольга была гораздо красивее той же Умы Турман – и фигурой, и лицом. Вот если представить слегка постройневшую Наталью Варлей на танцполе в «Криминальном чтиве», так это будет она, Ольга.

Богословский смотрел все это время на нас искоса, и руки его сновали по клавишам инструмента абсолютно сами по себе, будто отдельно от тела – голова смотрит на нас, а руки работают, как щупальца осьминога. И это тоже было красиво. Когда только он успевал прочитать слова песни? Или запомнил?! Тогда у него память не хуже, чем у меня! Или просто хорошая зрительная память – глянул, и сразу запомнил.

– Здорово! Ребята, это было здорово! Аж дрожь по спине! Я бы вообще из этого всего номер сделал! А что? Эстрадный номер! И уверен – его пропустят на телевидение! Ведь и песня-то о простых людях, которые пытаются выжить при капитализме! Хе хе хе… Подумайте над этим! Если что – найдем музыкантов, сыграем, запишем! А вы станцуете!