Лиса в курятнике - Демина Карина - Страница 25

Или за корону, что правдивей.

А главное, поди думай, случайно ли убили Кульжицкую, или же связана эта смерть с неосторожными ее словами, которые, кроме княжны Таровицкой, слышали многие.

Димитрий обошел тело.

Задрал юбки.

Белье покойной было в порядке, стало быть, обошлось без насилия… нет, после скажут точно, а то находились всякого рода умельцы. Однако…

Чулочки тоненькие.

Панталончики батистовые, кружевом отделанные…

— Интересно? — спросил Лешек, тоже заглядывая под юбки.

— Хватит паясничать…

— Извини. — Приятель разом посерьезнел. — Думаешь, не случайно?

— Что не случайно, то оно определенно. — Димитрий юбки опустил и поправил. Ножки сложил. Руки, горло обнявшие, распрямил. — Слишком все… театрально. Чулок этот, лепестки розовые…

— К слову, о лепестках… — Наследник престола поднял один и, потерев, понюхал. — «Сюзанна». Из матушкиного сада… есть у нас свидетельница… точнее, не совсем чтобы свидетельница…

И чем больше он говорил, тем меньше эта история нравилась Димитрию. Почему-то он ни на секунду не усомнился, что речь идет о той самой рыжей Лизавете, которая гуляла вместе с монструозным чемоданом.

Совпадение? Или…

К девице стоило присмотреться. Он даже знал, кому поручит это дело.

Спала Лизавета на редкость спокойно, что с ней давненько не случалось. Сны ее обыкновенно были или тревожны, полны обиженных на нее людей, желавших отомстить, или же несли в себе воспоминания светлые о днях счастливых, но и тогда, даже во сне, она пребывала в уверенности, что это счастье недолговечно, оттого волновалась.

В общем, вот такие ночи, когда удавалось просто-напросто выспаться, случались редко.

И потому пробудилась Лизавета в распрекрасном настроении, и даже зеркало, отразившее слегка помятую, встрепанную девицу, его не испортило. Выбравшись из постели, Лизавета потянулась, наклонилась влево и вправо. Слегка поморщилась, припомнив вчерашнее происшествие.

Писать?

С одной стороны, несомненно, сенсация, которой от нее ждут, с другой — как-то оно… непорядочно? Нет, не совсем то… но вот цесаревич ее не выдал, выпроводил из комнаты тайным путем, перепоручивши седовласому лакею. Тот на Лизавету поглядывал неодобрительно, однако молчал и вел… и… и если она напишет как есть, возникнут вопросы.

Много вопросов. В том числе и к ней.

Если смолчит…

Она отложила расческу, решив, что в этаких делах торопиться не следует.

— Слышала? — Авдотья вышла в платье цвета лазури, которое было столь же неподобающе роскошным — все ж утренним нарядам более пристали легкость и сдержанность, — сколь и неудачно скроенным. — Кульжицкая с любовником сбежала.

— Что?

— Ага. — Авдотья кивнула кому-то, впрочем, ей не ответили. — Все об этом говорят…

Девиц собрали в уже знакомой зале, правда, приглашать к столу не спешили. Авдотья помахала веером и тихо добавила:

— Не верю.

— Почему?

Нет, Лизавета точно знала, что несчастная — значит, Кульжицкая, надо будет запомнить — никуда не сбегала. Но узнать, что думали прочие, следовало.

— Потому что она занудной была. — Авдотья веер захлопнула и, воровато оглянувшись, сунула его в декольте. Пожаловалась: — Свербит… не знаю чего… прям с утра… так вот, я Гдыньку знала… ну как, не приятельствовали… она в пансионате заводилой была. Этакая… цесаревна… ходит павою, ручки расставивши. И за нею другие курицы. Она только и могла говорить про то, какой у нее род знаменитый и великий. И тут не лучше… слушай, как-то прям совсем зудит…

— Покажи. — Лизавета развернула Авдотью к окну и поморщилась: кожа в вырезе была красна, будто ошпарена.

— Так вот… она мне в первый же день заявила, будто… папенька обо всем позаботится, что мне здесь делать нечего… и никому нечего…

На красной коже проступали знакомые белые пятнышки.

Чесоточный порошок?

Здесь?

Дурная шутка, которая весьма скоро перестанет шуткой быть.

— Не шевелись. — Лизавета судорожно пыталась вспомнить хоть одно полезное заклятие. Был же у них курс целительства, пусть и теоретический сугубо, но был же. Никогда-то оно ей не давалось, но основы… заморозка… точно, легкая заморозка снизит чувствительность, а далее… не может такого быть, чтобы во дворце не отыскалось пары-другой целителей.

— И главное, уверенная была, что у нее все выйдет… когда Таровицкую хвалить начинали, прям кривилась вся… а про Одовецких сказала, будто род их свое уже сыграл… ох ты ж, Матерь Божья… везде свербится…

Знакомый звук заставил девиц встрепенуться.

Двери открылись…

Нехорошо опаздывать на завтраки, неуважительно по отношению к хозяевам, даже если хозяева эти не дают себе труда к гостям выглянуть, но…

…не бросать же ее так.

Заклинание выплеталось, правда, получалось кривеньким, и Лизавета искренне надеялась, что не сделает хуже. Это ж надо было додуматься. Это…

Преступление.

— Ох! — Авдотья встрепенулась. — Похорошело…

— Не двигайся только. Я… еще тот целитель… просто стой, я контур укреплю…

Белые пятнышки на коже продолжали появляться. Иные раздувались, превращаясь в полупрозрачные волдыри, готовые лопнуть при малейшем прикосновении. Значит, не только порошок… сам по себе он не то чтобы безобиден, скорее вызовет лишь покраснение и зуд, а вот волдыри…

Без магии не обошлось.

Лопнут — и вместо них на коже язвы образуются. Лизавета с таким уже сталкивалась и помнит, что эти язвы мало того что болезненны, так еще и заживают плохо.

— Даже дыши аккуратно…

Она огляделась.

Комната была пуста. Двери распахнуты.

— Это… кузина… вот тварь. — Авдотья к предупреждению отнеслась в высшей степени серьезно. — А мне должно быть так холодно? Будто лед на грудь положили…

— Должно… я сейчас отойду…

— Куда?

— Найду кого-нибудь… тебе целитель нужен, и срочно.

— Точно она, больше некому… змеища… ничего, я не забуду… — Она прикрыла глаза и добавила невпопад: — Гдынька б ни в жизнь корону на любовника не променяла… непонятное что-то творится.

А Лизавета едва сдержалась, чтобы не заорать.

В комнате было пусто.

Двери… и закрылись.

Слуги… слуг нет… совсем нет… и за дверями… и… этого человечка она заметила лишь потому, что дернулся он.

Неприметненький.

Маленький, сгорбившийся и весь какой-то серый, невыразительный до того, что плакать охота. Или это от нервов? Нервы беречь надобно, а потому Лизавета носом шмыгнула и вцепилась в руку мелкого — очень мелкого и даже ничтожного по дворцовым меркам — чиновника, заявив со всей возможной строгостью:

— Стойте. Мне нужен целитель. Немедленно…

Димитрий опаздывал.

Нехорошо, но и завтрак задерживать нельзя: не поймут-с. Поговаривали, что и во время мятежа местный распорядок соблюдали наистрожайшим образом. И даже когда мятежники ворвались в Летнюю резиденцию, им было велено погодить с претензиями…

Байка, конечно, но в целом почти правдоподобная.

А ведь дело задержало.

Заговорился.

Сперва с княгиней Игерьиной, которая, если подумать, ничего важного и не сказала, мол, не злоумышляет, на собеседовании проявила похвальную искренность, однако и туману напустить сумела.

Искренность искренностью, однако…

Менталисты, чтоб его.

После пока распоряжения отдал — рыженькой следовало заняться плотнее, и не только ею. Как-то же попала она в царское крыло… и не только она.

Кульжицкую убили там же.

Куда подевалась охрана?

И дворцовая гвардия?

И казаки, приставленные к Лешеку? Тот хоть и не особо жаловал сопровождение, однако был в достаточной мере разумен, чтобы не пытаться сбежать.

Допросы ничего не показали.

Охрана была уверена, что ни на мгновенье не покидала поста, а казаки и вовсе полагали, будто весь прошлый день провели прямо за спиною цесаревича… и главное, описывали этот день преподробненько. Нет, Игерьину надо отзывать. Пансионат для девиц одаренных, конечно, дело важное и почти государственное, однако происходящее во дворце куда важнее.