Страж для бабочки (СИ) - Скоров Артем - Страница 1

12.06.2020.

Краснодар

Вадим просыпается, сидя на стуле, и открывает глаза. Вокруг него полумрак, освещаемый лишь парой десятков мониторов. Воздух на вкус стерильный, сладковатый. Рядом с ним на больничной койке лежит его сестра, Соня. Она скрыта тёплым одеялом, под которым — запутанная сеть из проводов с датчиками, что опоясывают всё её тело. Девушка совсем недавно отметила семнадцатилетие, но ужасная авария лишила её очень многого. Соня пока не знает об этом, ведь почти две недели находится в коме. В палате кроме неё чуть больше десятка пациентов, и лишь несколько из них действительно спят.

Внутренние часы подсказывают Вадиму, что ночь уже позади. Очередная ночь, в которую ничего не случилось. И он опять не знает, как реагировать на эту стабильность: радоваться или молча надеяться на лучшее. Проходит пара минут, и на потолке включаются лампы. Свет рассеянный, тускловатый, не ослепляющий пациентов. Вадим не видит, но знает и слышит, как стайка медсестёр выходит из коридора и расходится по помещению. Их действия неизменны, точно выверены и распределены, кратки и без каких-либо лишних движений. Каждая из них знает своё дело, а потому они работают без единого слова, не нарушая царящую здесь тишину.

Одна из медсестёр и останавливается за спиной у Вадима, который всю ночь провёл на стуле перед сестрой.

— Тебе пора уходить, — тихо говорит она ему на ухо.

По голосу Вадим узнаёт Катю — бывшую одноклассницу и главную свою опору в это тяжёлое для него время. Они не виделись с самого выпускного — почти половину жизни, но они встретились вновь, когда Вадим впервые пришёл сюда. Катя обходит койку и встаёт уже напротив него, с другой стороны. Вадим вяло шевелится, разминает затёкшую шею и заспанно смотрит на сестру.

Лицо Сони за ночь не изменилось. Оно всё так же спокойно, безмятежно и умиротворённо, словно она современная героиня одного детского мультфильма. Вадим любуется личиком со впалыми щеками, заживающими ранками на бледной коже и ёжиком едва отросших иссиня-чёрных волос, которые пробиваются из-под повязки на голове. Соня красива, как и до того дня, когда угодила сюда. Вадим улыбается ей, пусть она и не видит этого. Его взгляд опускается на мерно вздымающуюся грудь, которая уже пару дней дышит сама, без аппарата. После этого он смотрит чуть выше, на кардиомонитор за койкой, сердцебиение на котором держится чуть выше шестидесяти, как и всегда. Его взгляд опускается ниже и придирчиво осматривает девушку, пока не останавливается одиноком холмике только левой ступни. Вадим расстроено вздыхает. В его присутствии она не пошевелилась, в очередной раз не показала ему мелочь, которая так много для него значит.

— Иди домой, — напоминает Катя.

Наблюдая за её манипуляциями, Вадим не отвечает. Тем временем Катя достаёт исхудавшую руку Сони из-под покрывала и кладёт поверх него, разворачивая ладонью к потолку, после чего следует ввод лекарств через катетер. Поставив левую руку локтём на кровать, Вадим медленно крутит ею, разминая. Мышцы и связки лениво, с дёрганной болью отвечают на команды, а пальцы заметно подрагивают. Рука тяжёлая, непослушная, словно он пытается гнуть раскалённый металл.

— Всё ещё болит по утрам? — замечая его движения, спрашивает Катя.

Вадим молчит, едва заметно кивает и тихо встаёт.

— С добрым утром, солнце, — наклонившись, осторожно шепчет он, а потом целует Соню в висок.

После этого отстраняется и с надеждой смотрит на неё. Замирает и Катя, на пару секунд останавливая ввод лекарства в катетер. Вадим с нетерпением всматривается в застывшее личико, пытается заметить хоть какую-нибудь реакцию, ждёт…

Проходит секунда, другая. Время необратимо движется вперёд, но не для неё. Чуда или магии вновь не происходит, а Соня не просыпается и, к сожалению Вадима, в очередной раз доказывает своё имя. Закончив с лекарством, Катя подключает капельницу к катетеру.

— В сестринской я оставила кофе в своей кружке, — между делом говорит она. — Тебе необходимо взбодриться. А то опять уснёшь за рулём посреди пробки, как в прошлый раз.

Катя тепло улыбается ему. Одновременно Вадим слышит, как другая медсестра прыскает от услышанного. Однако он не реагирует и усаживается обратно. Как бы подруга ни пыталась, её шутки перестали на него действовать с тех пор, как они впервые встретились у этой койки. Катя с грустью на лице начинает настраивать скорость подачи глюкозы. После этого она собирает использованные шприцы в отполированный поднос.

— Потерпи ещё немного, — просит Катя. — И не требуй от неё слишком много. Когда придёт время, она проснётся.

— Спасибо, — искренне говорит Вадим ей в спину, когда она отходит от койки Сони. Та замирает на мгновение, а затем идёт дальше.

Вадим оглядывается. В просторном помещении на всю ширину здания вдоль стен стоит ещё с десяток коек, на которых лежат дети. И только несколько из них в сознании. Все они обмотаны проводами, датчиками и трубками с капельницами, а за ними пара-тройка мониторов и аппаратов. Над самими детьми возится стайка медсестёр, включая Катю. Каждый третий день, когда она выходит на дежурство, Вадим проводит ночь на этом стуле и вдыхает пропитанный лекарствами воздух палаты, за последние две недели ставший для него до омерзения привычным.

Порывшись в карманах больничного халата, Вадим достаёт телефон и скромненький плеер с наушниками, которые принадлежат сестре. На миг включив смартфон, он убеждается в отсутствии пропущенных звонков и сообщений в вотсаппе, после чего запихивает его в один из карманов брюк.

— Я тут тебе кое-что принёс, — обращаясь к Соне, Вадим разматывает клубок наушников. — Надеюсь, понравится.

Включив накануне скачанный файл, он на себе проверяет громкость звука, после чего аккуратно вставляет пальчиковые наушники в уши сестре и начинает запись заново. После небольшого вступления и зачитывания аннотации там начинается аудиокнига «Кровавые пески Шуана» — фэнтези, которое девушка ждала с начала анонса, и которое только на днях обзавелось озвучкой. Оставив плеер на её груди, Вадим целует сестру на прощание. Максимально тихо и осторожно встаёт, стараясь не зацепить какой-то провод, капельницу или аппарат. Возвращая стул на место, лавирует между снующими туда-сюда медсёстрами и с улыбкой желает им хорошего дня. После этого он направляется по коридору с нежно-зелёными стенами в сторону одной из многочисленных дверей.

Заглянув в туалет и ополоснув лицо холодной водой, Вадим начинает чувствовать себя заметно лучше, но всё ещё паршиво. Всматриваясь в зеркало, он зачёсывает длинную чёлку назад, приводя волосы в порядок. После этого приближает лицо вплотную к зеркалу и всматривается в него. От тех бесконечно глубоких и завораживающих орехово-серых глаз, которые так нравились Кате в школьные годы, ничего не осталось. Они исчезли всего за пару дней, оставив после себя безжизненную пустоту под густыми и низко опущенными бровями. Его новый образ дополняют синяки от недосыпов и заметная щетина на осунувшемся лице. Вадим вздыхает, отчего стекло запотевает на пару секунд. Он прикусывает уголок нижней губы — сильно, до боли, пока не чувствует привкус крови во рту. Этот глупый ритуал помогает ему развеять иллюзии надежды на нереальность происходящего. И вот уже который раз губа страдает зря.

Двенадцатый день позади. Наступает тринадцатый день жизни, которую Вадим хотел бы никогда не знать. Первое время он мечтал о том, чтобы проснуться, а покинув свою спальню, оказаться на кухне за семейным завтраком. Глупые мечты и фантазии с каждым днём теряются на фоне давящей реальности и не менее реальных проблем. Ежедневные и бесконечные ожидания по принципу «надейся на лучшее, готовься к худшему» изматывают его. Они не дают есть и мучают, едва не насилуют хронической бессонницей, а когда ему всё же удаётся уснуть, изводят беспокойными снами. Покидая палату, Вадим ждёт и вздрагивает от каждого звонка или смски в вотсаппе, судорожно достаёт простенький смартфон и не знает, как реагировать на несвязанный с Соней звонок — грустно вздыхать или радоваться. За полмесяца он помнит только один случай, когда голос из динамика принёс ему хорошую новость. В тот день Соня начала дышать сама и появились первые спонтанные движения. С тех пор заведующий отделения сменил риторику и начал говорить чуть более оптимистично, однако больше никаких улучшений в её состоянии не произошло.