Шут и слово короля (СИ) - Сапункова Наталья - Страница 2

Дядюшка Бик говорил, что Граф ждет Эдина в своем замке. Его замок — это?..

Граф огляделся, как будто только что заметил остальных, и объявил:

— Надеюсь, вы погостите до завтра. Чувствуйте себя как дома, друзья мои!

Как будто они собирались уезжать прямо сейчас. Но… Не может же он быть здешним хозяином, в самом деле? Или может?..

— Благодарствуем, ваша милость! — осклабился дядюшка Бик.

Граф кивнул и ушел. Милда тут же подобралась к Эдину и шепнула ему в ухо:

— И ты по-прежнему считаешь, что это настоящий граф с титулом?!

Он не успел ответить, дядюшка Бик сердито рыкнул:

— Ну-ка все за дело! Кому что надо объяснять?!

Никому ничего объяснять было не надо, каждый всё знал сам — сколько уже было в их жизни вот таких приездов, отъездов, сборов, коротких и долгих остановок, быстрых и обстоятельных выступлений. Пока Джак и Фано распрягали и кормили уставших лошадей — вот уж кто действительно притомится за долгий день! — дядюшка Бик достал бубен, подмигнул тетке Мередите, которая опять откуда-то появилась, и звонко ударил в бубен привычными пальцами. Медведь Вудуду нехотя поднялся на задние лапы и затоптался, не слишком попадая в отбиваемый хозяином ритм. Милда выдернула откуда-то из кибитки свою пеструю шаль, гибкой лаской скользнула к медведю и закружилась, часто перебирая ногами и играя плечами и всем телом, и ее шаль, ее косы и длинная, с оборкой юбка тоже кружились, выглядело это так, словно на празднике ладная молодайка танцует жигу с подвыпившим и потому неловким муженьком.

— Э-эх, огонь-девка! — воскликнул кто-то из толпы и принялся хлопать в такт танцу, тут же к нему присоединились остальные, и если сначала смотрели только на медведя, то очень скоро его перестали замечать, все взгляды притянула к себе девушка с шалью.

Якоб-солдат тоже смотрел на танец. Он стоял, прислонившись к стене, и не сводил с девушки хмурого, тяжелого взгляда. И Эдин прекрасно понимал, в чем тут дело: Якобу не хотелось оставлять Милду одну, без своей опеки. Впервые с тех пор, как она появилась в цирке, им приходилось расставаться. А точно ли — надо?..

Взглянув случайно на верхний ряд неосвещенных окон, Эдин вздрогнул, увидев тонкий светлый силуэт. Леди Аллиель. Она стояла, склонившись к самому окну, и смотрела выступление артистов. Танец как раз подошел к концу, Милда остановилась и застыла, растянув за спиной шаль и нарочито дрожа в такт бубна, а Вудуду недовольно рыкнул, дескать, вот вам, теперь отстаньте от меня, наконец…

Недолго думая, а точнее, не думая вообще, Эдин прошелся колесом под окнами, мимо Милды, медведя и дядюшки Бика, а потом вернулся, тоже колесом, а перед хозяином вскочил на руки и точным ударом ноги выбил у него из руки бубен. Повесив бубен на одну пятку и колотя по нему другой, Эдин обошел хозяина с медведем, перекувырнулся на ноги, высоко подбросив при этом бубен, поймал его и картинно поклонился. Ему тоже захлопали и заулюлюкали.

Бубен свой, красивый, из крашеной кожи, дядюшка Бик берег как зеницу ока, и если бы Эдин, предположим, его разбил, то последствия были бы печальны. Но поскольку обошлось, и номер хорошо сработан, беспокоиться вроде не о чем. Однако дядюшка Бик смотрел хмуро. Он забрал у Эдина бубен и сказал сквозь зубы:

— Ты… это. Граф не хочет, чтобы ты тут представлял. Так что больше не шутовствуй, ясно тебе?

— Это еще почему? — простодушно удивился тот.

— А не твое дело, — тяжело, по-медвежьи посмотрел на него дядюшка Бик, — сказано, вот и исполняй.

А меж зрителей уже появился фокусник Димерезиус со своим расписным сундучком и радостно объявил, что великий волшебник Зальдии Восточной и Южной, а также Ледяных и Таханных островов покажет несколько своих самых неопасных чудес. Это было совсем маленькое представление, скромная плата за предстоящий ночлег. Артистам хотелось ужинать и отдохнуть в тепле под крышей, ведь завтра снова в путь.

Женщины под руководством тетки Меридиты накрыли длинный стол в кухне, выставили на него капустный суп с мясом, кашу и сыр, и молодое пиво — угощение, от которого текли слюнки. Граф пришел и сел с ними за стол, хотя он почти не ел, больше слушал. Особенно когда Джак принес гитару и стал петь одну песню за другой, то сам, то вместе с Милдой. А та девчонка-леди, как Эдин ни оглядывался, её дожидаясь, так и не появилась.

Когда наконец собрались расходиться, Меридита тронула Эдина за плечо:

— Ступай за мной, мальчик.

Она отвела его в каморку рядом с кухней, где на скамейке стоял деревянный чан с теплой водой.

— Сумеешь помыться, или помочь?

— Сумею, — закивал тот, предложение помочь не только удивило его, но и малость напугало.

— Ну-ну, — согласилась Меридита, — вот это тебе мыло, это — вытираться, а эту рубашку наденешь. Грязное здесь оставь.

Остро пахнущее мыло Эдин даже трогать не собирался, сразу отставил его подальше. Когда он помылся и выглянул из каморки, Меридита тут же зашла, крепко взяла его за руку, как маленького, и отвела по лестнице наверх, в небольшую комнату. Но там был — о чудо! — камин, узкий и высокий, в углу, и большая кровать, застеленная бельем.

— Спать будешь тут, — сказала Меридита, — а вот это рубаха для сна, не забудь переодеться, — она показала на сложенную рубашку, лежащую в изножье кровати. — Ты все понял?

Эдин немного дико взглянул на нее и кивнул.

Понял он, не дурак же. Только вот рубаха для сна — это еще зачем?

— Ну ладно, — с сомнением покачала головой тетка Меридита, она словно сама не понимала, чего это ей приходится возиться с этим невесть откуда взявшимся мальчишкой, — ложись, доброй ночи тебе.

— И тебе — доброй… — отозвался Эдин.

Она ушла, оставив его одного в комнате с постелью — с его постелью, на кровати, с простынями и тюфяком, с пестрым одеялом, с пологом у изголовья. Никогда до сих пор он так не спал! А угли в камине еще не остыли и переливались алым. Камин разожгли затем, чтобы он спал в тепле. Он один. Невиданное расточительство.

Эдин переоделся, как было велено, и забрался в постель. Вот только сна не было ни в одном глазу! Поворочавшись какое-то время, он слез с кровати, вышел из комнаты, спустился по лестнице вниз. Хотел попасть обратно в кухню, а очутился совсем в другом месте. Тут была квадратная комната, и тоже с камином, с огромным, в котором горел огонь. У камина в кресле сидел Граф и задумчиво смотрел на пламя. Кажется, Эдин двигался неслышно, но Граф тут же повернул голову:

— Ты? Что случилось?

— Простите! — отшатнулся Эдин. — Я искал кухню! Я пойду…

— Ты немного ошибся. Кухня в другом конце коридора. Ты что, боишься меня? — Граф улыбался.

Эдин мотнул головой. Графа он точно не боялся. Тут было другое: он не понимал, и поэтому отчаянно терялся. То есть, ничего не понимал! В прошлый раз, когда они встречались, все было иначе.

— У тебя в комнате есть звонок, справа от кровати, — сказал Граф. — Если нужно, можешь звонить и вызывать слуг.

Это тоже было дико слышать. Вызывать слуг звонком?! Ему бы и в голову не пришло. Всегда всё Эдин делал сам, и дальше так же будет.

— Если ты не против, посиди со мной, — предложил Граф. — Что тебя волнует, Эдин из цирка? Чего ты боишься?

— Я не боюсь… ваша светлость?.. — он впервые примерил к Графу такое обращение, и ждал, что будет.

Граф опять понял.

— Не надо. Не зови меня так, я не хочу. Ты раньше называл меня просто Графом, это мне по душе. Понял?

Эдин кивнул, подвинул стоящий в стороне табурет ближе к камину и сел. И посмотрел на Графа снизу вверх.

Да он совсем старик. Глубокие морщины вокруг рта и у глаз, и совсем седые волосы. Странно, но раньше это как-то не замечалось.

— Я только недавно сюда вернулся, — сказал Граф. — Конечно, спать за разрушенными стенами, которые и суслику не преграда, мне не по нраву. Но что делать. С другой стороны, я провел пять лет за очень крепкими стенами, с железными воротами, от которых у меня не было ключей. Это еще хуже.