Смерти вопреки (СИ) - Снежная Катерина - Страница 60

Уже переступая порог, она едко добавила:

— И пусть все четыре стихии тебе благоволят.

Марина снова осталась одна, в окружении валяющихся кусков только что разорванной бумаги. Ближе к вечеру пришла Мара. Охранница не оставила их наедине. Едва войдя в камеру, она охнула и всплеснула руками.

— Бедная, на тебя страшно смотреть, — сказала она, присаживаясь рядом.

— Как тебя пропустили? — спросила Марина, удивляясь ее присутствию.

— Деньги. Все любят деньги, — она печально улыбнулась. — Что я могу для тебя сделать, Знародная?

— Если так получится, что моя дочь окажется в Аравилате, позаботься о ней, — попросила Марина, зная, что просит от простой целительницы слишком многого. Но других друзей у нее тут просто не было. — Прошу тебя.

Она обняла ее за плечи. Марина замученно склонила голову, не в силах даже плакать.

— Может, ты хочешь на ведро? — спросила Мара, многозначительно глядя в глаза. — Всяко, лучше я тебе подсоблю, чем она.

Марина кивнула. Они поднялись и отошли в угол. Мара принялась расстегивать ей штаны и, быстро достав пузырек из-за пазухи, сунула его в карман Марины, торопливо шепча.

— Это огненный яд. Попроси палача, он даст его тебе. Будет легче.

Марина благодарно кивнула, пока Мара застегивала ее. Когда она ушла, охранница покормила ее какой-то кашеобразной мазней и, заперев, ушла. А Марина осталась одна, не в состоянии заснуть в последние часы перед смертью. Перед глазами стоял Арвил, его странный взгляд, когда на нее надевали наручники. Юлька, играющая в песочнице во дворе. Виларрия и Ру на берегу океана и много чего другого, достаточного, чтобы провести бессонную ночь, встретить серый рассвет и хоть как-то принять мысль о смерти.

Утром сняли цепи, но «железные перчатки ведьмы» оставили. Ее усадили в ту же карету и в сопровождении тюремщицы повезли на городскую площадь. Марина нервно засмеялась. Тюремщица покосилась на нее, как на сумасшедшую.

— Простите, — обратилась она к женщине. — Я даже не знаю, как, собственно, меня будут казнить. Мне отрубят голову или повесят?

Почему-то мысль об этом показалось смешной, та ничего не ответила. Погода с утра портилась, собирался идти дождь, и в воздухе висел белый тумана. Но даже в этот утренний час на площади было не протолкнуться. Дорогу к месту казни оцепили.

Марина смотрела на людей, на их коричневые и черные плащи, смешные шляпы с перьями и без; встречались даже дети. Вспомнила, как однажды на море ей гадала цыганка, она тогда предсказала, что девушке суждено умереть от старости в теплой постели. Ага! По дороге встречались голые деревья, готовящиеся к зиме. Черные стволы выглядели, словно ободранные веники метлами вверх, и казались мрачным предречением скорой смерти.

Карета остановилась, Марине подали руку, она вышла. Перед глазами высился огромный голый помост примерно двенадцати квадратных метров, расположенный вплотную к высокой каменной городской стене. Не было на нем ни гильотины, ни виселицы, ни даже плахи. С двух сторон от помоста толпились люди. С третьей стороны к нему примыкала невысокая лестница. На помост взобрался Лаук Фонтпа. Охранники стали снимать с девушки «железные перчатки ведьмы». Марина подавила неуместный смешок. Один из них уставился на нее.

— Что смешного, Знародная? — спросил он, высматривая, пытаясь отыскать на бледном красивом лице признаки безумия.

— Представляете, я до сих пор не знаю, как меня казнят, — сообщила она, нервно улыбаясь.

Он странно посмотрел на нее, но все же решил ответить:

— За вами придет Смертник, Знародная.

Марине перестало быть смешно, сглотнув, она посмотрела на небо, висящее над головой тяжелыми дождливыми облаками, потом перевела взгляд на охранника.

— Спасибо, — ответила она, повернувшись к помосту и разминая затекшие пальцы, потерла лицо, поправила выбившиеся волосы и ступила на лестницу. Толпа, шумевшая до этого, стихла, и на площади улеглась неестественная тишина. Взойдя, Марина со страхом осмотрела толпу.

Взгляд наткнулся на Дэйва в первом ряду, рядом с ним стоял Арвил. Ее настоящие палачи. Ей не удалось заглянуть в глаза ни тому, ни другому. Лаук Фонтпа протянул руку.

— Встаньте здесь, ваше высочество, — произнес он, указывая на дальний правый от лестницы угол. — Лицом к народу.

На площади было так тихо, что были слышны крики птиц в облаках. Пока он зачитывал приказ короля, Марина глубоко вдыхала влажный морской воздух, кожей ощущая висевшую в нем мокрую туманную взвесь, и смотрела на двух мужчин. Лаук Фонтпа закончил читать и добавил:

— Вы можете сказать то, что считаете нужным.

Марина промолчала. Он кивнул и сошел с помоста. Раздались раскаты грома, обещая дождь. Она прикрыла глаза, чтобы не видеть людей, не думать о Смертнике, зная, что ее ждет. Толпа ахнула от зрелища, развернувшегося за ее спиной, женщины вскрикивали, дети кричали: — Смотри, мама!

Она почувствовала знакомое тепло на затылке и плечах, зная, что за ней последует боль. В какафонии звуков послышался громкий мужской выкрик: «Обмен!!!»

— Обмен!!!

То, что грело ее, отпустило, и она упала на колени. Перед глазами стоял Дэйв и смотрел на нее безумным взглядом.

Толпа заорала: «Нет! Смерть ведьме!», словно это было шоу, а не лишение человека жизни. Дэйв закричал, стараясь переорать толпу, и поднял правую руку, сжатую в кулак:

«Обмен!» Ничего не понимая, Марина обернулась и увидела за спиной огромное существо, парящее в воздухе в метре от помоста. Лицо у него было самым обыкновенным, только голубой блеск в глазах без зрачков.

Дэйв запрыгнул на помост и, пройдя мимо нее, так и стоящей на коленях, подошел к Смертнику.

— Я незаконнорожденный сын короля Аравилата, правителя всех земель Овинги, главного сюзерена Подземелья народов Смерти и властителя океана Протеймы — зеницы Единства и защитника всего живого и неживого на Овинге, Дэйв Вейси, всей душой желаю обмена.

Он поднял правый кулак, стукнул им по груди и снова поднял.

— Нет, Дэйв, — прошептала ошеломленная Марина, понимая весь ужас происходящего. В высшей степени несправедливого. Их убивали ни за что.

Толпа бесновалась, требуя смерти. Что-то заклинило в ее голове от этих криков, вызвав протест, перекрывающий разум и чувства, оставляя только злость. Сметрник провел рукой вдоль тела Дэйва и грозным басистым голосом изрек:

— Обмен равноценен.

Не помня себя, чувствуя дикую несправедливость и безумие всего происходящего, Марина посмотрела в небо. В тот момент она возненавидела весь мир, короля Аравилата, людей, кричащих о смерти, Смертника.

От внутреннего напряжения время вокруг нее сжалось. Она перестала слышать выкрики, не видела прорубающей себе дорогу королевской гвардии. Только черные волосы Дэйва, как ветер колышет их на вспотевшем лбу. Как он встает на колени и заводит руки за спину. Как Смертник склоняется над ним и заносит косу, вытягивая в сторону свободную руку ладонью вверх. Сидя на коленях, она сжала кулаки и, прижав руки к себе, стянула всю воду, до какой смогла дотянуться.

Смертник рассек воздух косой, и в его руке зажегся крошечный огонек жизненной энергии Дэйва. Тучи сгустились, вокруг потемнело, словно ночью. Где-то на краю сознания слышался голос Арвила: — Нельзя! Остановись!

Но она уже не могла этого сделать, вся несправедливость, боль потерь сконцентрировались в ее ладонях, и, с трудом преодолевая притяжение, она встала и ударила руками над головой. Широкая десятисантиметровая молния, взорвав небо оглушительным треском, обрушилась на Смертника, рассекая его пополам. Толпа в панике завизжала, с визгом разбегаясь в стороны, давя падающих людей. Те, кто остались, не помня себя от ужаса, не могли сдвинуться с места, глядя на них.

Вестника смерти покосило, раздирая надвое, он чуть не выронил белый огонь жизни Дэйва. Марина уже готовилась ко второму удару. Он стремительно срастался на глазах, только дымкой подернулся, и занес косу, чиркая в воздухе. Боль пронзила все ее тело, заставив упасть на колени, согнуться пополам. В этот момент синеватый энергетический образ Дэйва оторвался от его тела, и он замертво рухнул перед Мариной.