Роддом. Сценарий. Серии 17-24 - Соломатина Татьяна - Страница 1

(ЧЕКАЛИНА, ЕВГРАФОВ.)

Чекалина на скамейке. В руках бутылка коньяка и сигарета. Ужасно выглядит на фоне беременного живота. Лицо опухло от слёз. Подходит Евграфов.

ЕВГРАФОВ

Что ты творишь!

Присаживается на корточки. Хочет забрать бутылку и сигарету.

ЧЕКАЛИНА

Уйди! Прошу тебя! … Убирайся!

У неё истерика. Он отбирает у неё бутылку и сигарету. Она колотит его куда попало. Он сгребает её в объятия. Поднимает на руки. Садится на скамейку, укачивает, как малое дитя. Она всхлипывает, обвивает его шею руками.

ЭКРАННАЯ НАДПИСЬ:

«КОГДА УМ, УТОМЛЁННЫЙ ВНЕШНИМИ ЗАБОТАМИ, ЗАХОЧЕТ УСПОКОИТЬ ТЕЛО, ОН ПРЕДАЁТСЯ ПОКОЮ И РАССМАТРИВАЕТ В СЕБЕ ПОЛЕ ИСТИНЫ, ГДЕ НЕТ РОВНО НИЧЕГО, ЧТО ПРИЧИНЯЛО БЫ БЕСПОКОЙСТВО…» ГИППОКРАТ, «ПИСЬМА».

ЕВГРАФОВ

Это будут мои дети… Я…

Чекалина резко отстраняется, смотрит с яростью. Вскакивает, оправляет одежду, отряхиваясь от слабости. (На протяжении её монолога у Евграфова соответствующая мимика: окаменел, лишь ярко «живёт» взгляд):

ЧЕКАЛИНА

Для тебя смерть – радость! Роза скончалась – отлично! Хату отхватил. Сазонов умрёт – я приз! … А с Зильберманом какая выгода?! … Все ваши – там!

Указующий жест в сторону главного корпуса. С сарказмом:

ЧЕКАЛИНА

И только любимый ученик не соизволит почтить присутствием!

Через короткую паузу, спокойнее:

ЧЕКАЛИНА

Это не твои дети. Я просто вышла помолиться.

Кидает взгляд на бутылку и сигареты.

ЧЕКАЛИНА

Как умею… Толку топтаться в операционной?! … Так что ты раньше времени не хорони… Никто не умер!

Разворачивается, уходит. Евграфов: первый порыв – подняться со скамейки, отправиться за ней. Но деревенеет, остаётся на месте, берёт оставленную бутылку, долгий глоток из горла.

(ПАНИН, МАЛЬЦЕВА, ЕВГРАФОВ, ТУРИСТЫ.)

Панин (высокий, красивый, фигура профессионального пловца, ненамного старше Евграфова, одет со вкусом) и Мальцева (молодая, красивая, тонкая) – сидят на скамейке. Невдалеке прогуливается группа иностранных туристов, безобидные, слегка растерянные, как все туристы.

ПАНИН

Куликовский поставил ультиматум. Так что у меня завтра первый день на новом рабочем месте.

МАЛЬЦЕВА

Ну и отлично. Я от тебя отдохну.

ПАНИН

А я не хочу от тебя отдыхать! Я хочу от тебя уставать!

МАЛЬЦЕВА

Не меня же позвали в заведующие.

Идёт мрачный Евграфов, засунув руки в карманы, с выражением лица «мне не надо мешать, я иду убивать!» Врезается в толпу туристов. Одного толкает плечом, второго – они в ответ лишь лепечут извинения, улыбаются. Мальцева замечает. Трогает Панина за руку, привлекая внимание – он встаёт со скамейки. Евграфов толкает очередного туриста так, что тот падает. Мужская часть туристов (преобладающая) испытывают прилив эмоции «наших бьют!» и собираются отметелить Евграфова – тому того и надо, драка! – необходим сброс адреналина. Панин и Мальцева оказываются в толпе, Панин вытаскивает Евграфова за рукав, рассыпая искренние извинения направо и налево. Мальцева лучезарно улыбается, рассылая воздушные поцелуи. Уже поднятого туриста целует в щёку. Они переключают внимание на женщину. Во время этого парочка Панин-Мальцева радушно безудержно болтлива:

ПАНИН

Простите, друзья! Синдром Печорина!

МАЛЬЦЕВА

Добро пожаловать в древнюю столицу Российской Империи!

ПАНИН

(декламирует) Москва! Как много в этом звуке для сердца… Э-э-э… (оглядывая туристов)

МАЛЬЦЕВА

(подсказывает) Всякого!

ПАНИН

(декламирует) Для сердца всякого слилось…

МАЛЬЦЕВА

(напевает) И врагу никогда не добиться!..

ПАНИН

(напевает) Этот город – наш с тобою!

Хохоча, как студенты, Панин и Мальцева вытаскивают окаменевшего челюстью Евграфова из группы туристов. Причём Евграфов сопротивляется – его гнев уже направлен на Панина. Но Панин – профессиональный спортсмен, – плотно фиксирует Евграфова. (Всё это тоже в полном радушии, шутливости.) Панин и Мальцева оттаскивают парня подальше. Туристы оглядываются – но их настроение только улучшилось, достают фотоаппараты.

ПАНИН

Пацан! Ты зачем?!

ЕВГРАФОВ

Какой я тебе пацан!

Евграфов – в боксёрскую стойку. Панин – тоже. Пружинит, характерный жест ладонями «на себя», несколько шутовски прыгает, демонстрируя, что и он не лыком шит: «потанцуем?!» Туристы, добродушно смеясь, свистят как на спортивном зрелище.

ПАНИН

Ну давай, давай! Вломи человеку, избавившему тебя от неприятностей! За всё про всё, что не заладилось!

Мальцева (тоже радушно улыбаясь, совершенно не волнуясь) вклинивается между ними:

МАЛЬЦЕВА

Брейк!

Иронично кланяется Евграфову, отвечая на воображаемое «спасибо!»

МАЛЬЦЕВА

Не за что, молодой человек!

Поворачивается к Панину:

МАЛЬЦЕВА

А ты для меня силы побереги!

Панин хватает её на руки, кружит, смеются. Евграфов, оправив одежду и мрачно глянув на них, идёт дальше. Туристы фотографируют парочку, издалека показывая им поднятые вверх большие пальцы.

(ЕВГРАФОВ.)

Подходит к двери, застывает, смотрит на дверь, на звонки – будто первый раз видит бирку «Чекалина». Пытается вынуть – не получается. Начинает сбивать звонки кулаком. Входит в раж. Звонок Аверченко отлетает легко. Звонок Чекалиной, хорошо закрашенный, никак не поддаётся. Руки в кровь, алые брызги по белой штукатуреной стене.

(ПАНИН, МАЛЬЦЕВА.)

Держа Мальцеву на руках, Панин несёт её по коридору, открывает дверь в спальню чуть ли не головою Мальцевой. Она смеётся.

МАЛЬЦЕВА

Панин, идиот! Устрой мне ещё сотрясение мозга!

Уже в спальне, он швыряет её на постель.

ПАНИН

Мальцева, это невозможно, ты абсолютно безмозглая!

Мальцева пытается смыться из постели.

ПАНИН

Куда!