Ягодка опять (СИ) - Стрельникова Александра - Страница 7

Вскакиваю на ноги единым слитным рывком. Еще и в сторону отскочить умудряюсь. То ковырялась, как дура битых пять минут, пока только на четвереньки встала, а тут от страха, как горная серна скакать начала. Смотрю. Точно — труп. Теперь видны контуры тела, а из-под разбросанного и примятого мной снега и кое-какие фрагменты высовываются — рука, нога обутая в ребристый солдатский ботинок. Приглядываюсь внимательнее и, чтобы не заорать в голос, с силой прикусываю себе стиснутый кулак. Шнурки-то на ботинках рваные, все в узлах. В точности как у того самого мужика, с которым я… Черт! Который любил меня в моем доме ночь напролет! Который чем-то зацепил меня. О котором я не смотря ни на что думала все это время…

Боже…

Вынимаю телефон и звоню в полицию. Сообщение мое выслушивают безо всякого энтузиазма, но обещают прибыть «на место» в кратчайшие сроки. Иду назад, к воротам. И чтобы полицейских дождаться, а потом дорогу к телу показать, и чтобы в машине хоть немного согреться. Колотит меня так, что зубы стучат. И не понятно от чего — то ли просто от холода, то ли в первую очередь от стресса. Неужели он мертв? Но почему? Кто? Из-за чего?.. Какое-нибудь ворье? Спугнул он их, а они в ответ его и убили?..

Здесь на дачах воруют регулярно. Причем именно зимой, когда никого в окрестностях нет. Бабушка рассказывала, было время даже старое постельное белье и алюминиевые вилки из домов выносили. Теперь даже воры зажрались. Если и тащат, то что-то вроде телевизоров, неразумно оставленных хозяевами на даче, да разного электрического инструмента, который опять-таки поленились вывезти в Москву. Но из-за этого убивать?.. Или к дачам убийство это не имеет никакого отношения? А дело исключительно в личности убитого? Кем же он был этот хамоватый тип в дорогих очках, на старом джипе, одетый в дачную одежонку — чистую, но латаную-перелатанную и пошитую еще, мне кажется, на фабрике «Большевичка» в 1960-лохматом году?..

Полицейские приезжают действительно быстро. Труп все-таки. Пока бредем по снегу до нужного места, делюсь своими подозрениями о том, кем может быть найденный мной человек. Слушают. Кивают. Потом лезут в снег, натягивая простые нитяные перчатки, и принимаются выкапывать тело из сугроба. Зажмуриваюсь — вместо лица у покойника смерзшееся месиво из костей и чего-то красно-розового…

— Огнестрел.

— Ага. В затылок пальнули, всю морду и разворотило.

— Это ж какой калибр был, что так?

— Да не меньше 12-го.

— Из охотничьего что ли?

— Ну не из снайперки же! Бомжей наемные киллеры не убивают!

— Бля-я-я-я…

Труп увозят. Меня в очередной раз расспрашивают о том мужике, который… Ну который вытаскивал мою машину из сугроба. Задают и вопрос о каких-то особых приметах, по которым его можно было бы опознать. Но я не помню ничего кроме рваных шнурков и того, что был он темноволос с сединой и сероглаз. И еще очки. Их, кстати, возле трупа не нашли. Но это ничего не значит. Если в такую кашу превратилось лицо, что уж там могло с очками произойти, трудно представить. Тело… Кое-что о его теле я тоже могу им рассказать, но… так и не решаюсь сделать это. Тогда придется признать, что я с ним спала, и… И они, еще чего доброго начнут меня подозревать в причастности к преступлению.

Пока один полицейский терзает вопросами меня, другой куда-то названивает. Вскоре понимаю, что узнает он телефон председателя садового товарищества, к которому относятся наши дачи. У него в свою очередь выясняет, кому именно принадлежит дача, возле которой нашли тело, и в которой жил тот мужик, который… Блин! Не могу о нем думать, не могу вспоминать. Так стыдно, что я трусливо отказываюсь даже попытаться честно опознать его тело!

Звонят хозяину. Жду, затаив дыхание. Как ни странно, он тут же берет трубку. Жив… Слава богу жив! Вот только… Жестом прошу у милиционера телефон и слушаю некоторое время. Нет. Голос не тот. У хозяина дачи — довольно высокий тенор. У того же был баритон. Возвращаю трубку сержанту и негромко доношу до него свои соображения. Кивает.

— А каким-нибудь друзьям или знакомым вы дачку свою примерно две-три недели назад не предоставляли для проживания? Или так, на выходные, отдохнуть от трудов праведных?

Мнется.

— Один человек у меня там этой зимой… бывает. Нравится ему, что нет вокруг никого.

— Ну так давайте!

— Что… давать?

— Имя и фамилию этого вашего знакомого, естественно. И телефончик его.

— Н-не могу.

— То есть как?!!

— Да как-то так получилось…

— Что вы мне, милейший, втираете? Вы свою дачку ему под жилье предоставляете и даже не знаете кто таков?

— Не знаю, молодой человек. Как есть говорю — не знаю. Звонил он мне сам…

— И что ж телефончик не определился?

— Нет. Так на экране и пишется, когда он звонит — «номер не определен».

— Черт… А познакомил вас кто?

— Никто, товарищ милиционер. Я по осени, уже совсем поздно — в октябре или в ноябре даже, на дачу приехал. Ну, проверить все ли в хозяйстве в порядке. И забрать кое-что… Уже калитку запираю, а тут он подходит. Говорит: «Дедуль, а вы дачу свою на зиму сдать не хотите? Я бы хорошо вам заплатил». Я удивился. О том, что дачи на лето сдают — знаю, но чтобы такую развалюху безо всяких удобств и на зиму? И человек с виду, вроде, приличный. Одет опрятно, очки на носу… Стою размышляю, а он уже деньги протягивает. И столько! Я как глянул, так и подумал, что на эти деньжищи год, как король жить буду, и еще и на следующий останется. Ну и вот…

— Налоги-то небось с этих денег от родины утаил, а старый?

Соглашается виновато.

— Утаил. Теперь оштрафуете?

— Мы, дед, не налоговая. Спи себе… спокойно. Но в следующий раз кому попало дачку не сдавай, а то грохнут очередного постояльца, опять тебе гемор один будет.

— Как… грохнут?

— А так. Труп твоего жильца хладный, снежком присыпанный нашли. Придется приехать на опознание.

— Господи Боже мой!

Полицейский диктует старику адрес морга, куда доставили тело, назначает день и время, после чего нажимает отбой.

— Правда хрен он его опознает, как и вы. Как его такого опознаешь-то?

— И пальчиков в картотеке нет.

Это уже второй. Зато вздыхают тяжко оба. Синхронно. И с одинаковым выражением. Понять их не сложно. Дело-то — типичный глухарь. Но мне не до их проблем. У меня своих — воз. Как подумаю, как вспомню, то что было между мной и тем человеком… А теперь он лежит в каком-то подмосковном морге. На железном прозекторском столе, с распоротой вскрытием грудью и с изувеченным выстрелом лицом… Накатывает дурнота, зажимаю рот рукой, оглядываюсь в панике. Опытный мент тут же подсовывает мне корзину для мусора…

— Дошло что ли?.. Эх! Да вы успокойтесь, дамочка. Чего уж теперь переживать-то так?..

Реву безостановочно почти неделю. Как подумаю о том мужике, так слезы просто сами собой течь из глаз начинают. И что ж все-таки за сволочная штука жизнь?

Взять себя в руки удается только через несколько дней. И то вынужденно. Из-за границы на Новогодние каникулы приезжают все мои мальчишки. Естественно, навещают и отца, но саму Новогоднюю ночь проводят со мной и с Шариком-Бобиком. Спасибо им огромное. Они отвлекают меня от черных дум просто своим присутствием. Что еще матери для счастья надо? Только видеть своих детей здоровыми, успешными и веселыми.

О том, что произошло между мной и отцом дружно не говорим. Все, что можно было по этому поводу сказать, ими уже сказано. По телефону. Предполагаю, что в равной степени и ему, и мне. Но все они уже не дети, а потому никто не сотрясает воздух полными обиды возгласами вроде такого: «И зачем вы вообще женились, если теперь развелись?». Уже понимают — в жизни может произойти что угодно.

Так что выслушиваю всего один и то случайный комментарий:

— А в Сокольниках у отца в этом году елка искусственная…

Говорит это Митька, при этом задумчиво трогая пальцами веточку на той елочке, что стоит у меня. Петька громко кашляет. Митька бросает на него быстрый взгляд и отходит в сторону, нюхая собственные пальцы, которые теперь наверняка пахнут хвоей и смолой. Значит, не затрагивать тему развода договорились заранее. Деликатные они у меня…